|
|
| Обратно в приемную |
О'Санчес
Нечисть
сказка - война
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |
... - Милости прошу, Петр Силыч, уж побеспокоили тебя не от хорошей жизни... - Ирина Федоровна рассказывала долго, с непонятными Ленке колдовскими подробностями. Дядя Петя сосредоточенно пил чай, кружку за кружкой, слушал очень внимательно, без обычных своих плоских шуточек.
- Так, говоришь, выявила "агентов"?
- Выявила. За наличником нашла свежее осиное гнездо, с мой кулак. Глянула внутренним (зрением прим. автора) - батюшки мои! - оттуда это их адское волхование-магия клубами так и прет!
- Спалила?
- А куда ж еще. Сосновую дощечку, на нею комиссарскую пентаграмму, сверху гнездо, да и на березовый жар. Не в доме, в банную печку я их...
- Ну, это понятно... А купидона что - жадничаешь трогать?
- Так ведь это глина с водой, что на нее серчать, а вещь вроде бы и жалко, антиквариат по теперешним временам.
- Таким антиквариатом еще сто лет сортиры подпирать. Не знаю, я бы разбил. Дуську-то как жалко! Вот я только что Ленке говорил: еще плюшевая, а уже кусаться лезет, рычит... Как теперь будешь? Опять щенка возьмешь? А то моей породы подожди, осенью опять Турмана вязать будем...
- Спасибо, Петр Силыч, я к свое породе привычная. А твои уж больно лютые. А говорят, у тебя только Мурман в дому? А где остальные?
- Гурман, Турман да Дурман - они в Конотопе, сезон охотничий, на зомбарей да на чокнутых ведьмачек ходят, друг выпросил. А Мурман - никудышный, глаза синие, вот и взял в дом. Ни злобы в нем нет, ни ума. Сбежал давеча, задрал хряка у Филатовых. Зачем? - Поди спроси. Платить пришлось. Дармоеды они - что твой Васька, что мой Мурман. Одно слово - домашние. Вот Дуська - не зря жила и геройски погибла. Возьми хоть коня, быка - уважаю, у них достоинство есть. Козел - то же самое - самостоятельное животное, а эти - так, теребень холопская, захребетники.
Ленка, несогласная с этими речами, ухватила под мышки кота и пересадила к себе на колени. Васька равнодушно отнесся к моральному осуждению и приговору дяди Пети, он только что от пуза натрескался чуть подкисшей сметаны и хотел просто подремать под уютную щекотку и почесывание на руках у новой хозяйки.
- Ну, ладно, Федоровна, я общем и целом все понял, ближе к полночи, без нескольких минут, я нагряну. - подмигнул Ленке. - Не робей, красавица, мы такие резюме зеленкой будем мазать... Ну, еще кружечку и пойду. Ох, жарко, зря пиджак надевал...
Без четверти полночь ввалился в избу дядя Петя, вроде и не хмельной, но весь будто бы на пружинках, глазки блестят, кулаки сжимаются, да разжимаются... пахнет от него лесом и тиной...
- Ленка, на-ка, подарок, дескать! Как даме от джентльмена.
- Что это? - удивилась Ленка, вертя в руках ветку полузнакомого растения, с единственной шишечкой среди узеньких, фигурной вырезки листьев...
- Папоротник. Сегодня мой счастливый день, Ивана Купала. Засекай: через десять минут цветок появится. Только пока не распустится и не отвердеет - не нюхай, откусит нос - и весь привет на сто оставшихся лет! Да и не пахнет он, а от вражеского глаза отведет, ну, как шапка-невидимка. Только шапка в сказке, а папор - здесь. Федоровна, дверь я запечатал, время есть, ставь самовар.
- Да уж только вскипел. Садись, Петр Силыч, сейчас начнется, чувствую... Лен, ты-то сама - что ощущаешь?
Ленка выпрямилась на стуле, прислушалась к себе...
- Ничего не ощущаю. Сердце стучит, страшно, но не конкретно, а по памяти... Понимаете, баб Ира?...
- Ну и ладно бы. Васятка, иди-ка поближе, не ходи где попало.
- Пё... дядя Петя, а почему папоротник расцветет в полночь по местному времени, а не по поясному? Вы ведь знаете, что наше время отли...
- Ленинский декрет? Да уж знаю, помню, грамотен. Тут все дело в том, что колдовство - это только при человеке бывает, а без человека, при динозаврах, к примеру, и колдовства небось не было. А где человек, там и обычай. Сказано - в полночь папору цвесть, он и декретного времени послушается вместе с людьми. Вот как. А без человека папор так и вообще не расцветет. А будет цвет, так вглядись как следует: цветок этот - нежить. Потому и опасен: где прибыток, там и капкан. Во, во, во! Смотри как пошел... Не нюхай только...
Шишечка лопнула беззвучно и желтое пятнышко стремительно выросло, превратилось в бутон, размером с куриное яйцо. Бутон в свою очередь раскрылся в плоское блюдечко цветка о семи лепестках, лепестки даже при электрическом свете давали свой собственный блеск, очень приглушенный и чем-то неприятный. Метаморфозы продолжались не более минуты, еще минуту Ленка подождала и решилась пальцем потрогать лепестки.
- А они теперь как каменные, трогай смело, не сломаешь. Но лучше не пробовать его бить да ломать, потому что если обидится - накидает подлянок по самое некуда. Понюхай... видишь, ничем не пахнет... нет, ни в коем случае никуда не клади, только в руках, в смысле - в любой руке держи, но с рук не выпускай, сразу... заболеешь, гм... А под утро, с первым кукареку, он сам осыплется. Еще с ним клады хорошо искать, но сегодня нам не до кладов...
Мощный удар потряс дубовые двери, один, второй, зазвенели стекла и посуда в шкафу, кот вскочил на руки к бабке Ире, Ленка бросила взгляд на дядю Петю: тот поставил пустое блюдце на стол, отер рукавом потный лоб и мокрые губы и с гнусной ужимочкой пропел:
- Кто т-а-аммм?
- Посланник. - Дядя Петя вынул из кармана носовой платок, утерся как следует, согнал с лица ухмылку, откашлялся и позвал уже басом:
- Войди, товарищ посланник! - Бабка Ира с беспокойством зыркнула на дядю Петю, но промолчала. Ленка обеими руками вцепилась в цветок, глаза ее против воли смотрели на обитую дерматином входную дверь.
Тяжеленная дверь распахнулась настежь, резко, вот-вот готовая слететь с пудовых петель. Через невысокий порожек из темных сеней в комнату медленно и бесшумно вошел гость. Он выглядел как человек высокого роста, с прямой осанкой. Тело его, от шеи до пола, было сокрыто под одеянием, которое Ленка назвала про себя хитоном. Был он лыс, худощав, темен ликом, неподвижные, без возраста, черты лица его не выражали никаких эмоций, разве что хищной тусклой зеленью светились глаза. Посланник сделал два шага и остановился, словно уткнулся в стену. Глаза его медленно осмотрели комнату, взор остановился на дяде Пете, все так же сидящем во главе стола, лицом к двери.
- Я не вижу ту, за которой пришел, но она здесь. Напрасно ты, насекомое, пытаешься помешать неизбежному. Я пришел за девушкой и уйду с ней, так повелел пославший меня.
- Смотри какая цаца! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь! Гы-ы... От смеха дяди Пети стол мелко затрясся, но глазки колдуна зорко следили за незнакомцем.
- Сними преграду, червь, не препятствуй воле Всемогущего, не умножай гнева Его, ибо послал меня Люцифер.
- Да хоть бы сам Мефистофель! - Дядя Петя вцепился толстыми пальцами в столешницу, захрюкал, загыгыкал жирно, затряс щеками, в полном восторге от собственной остроты.
Руки Посланника, до этого опущенные вдоль туловища, вскинулись на уровень плеч, из раскрытых ладоней полыхнули темно-багровые молнии прямо в хохочущую грудь. Дядя Петя поперхнулся, крякнул, стул под ним затрещал, захрустел, но он уже оттолкнул пузом массивный стол и встал. Посланник выпустил еще две молнии, и еще... На третьем ударе дядя Петя, наконец, добрался до Посланника, в его левой ручище, толщиной с кабаний окорок, вдруг оказался кистень на цепи и он ударил им посланника Ада безо всяких премудростей, в лоб. Тот замер, словно окаменел или замерз, во всяком случае Ленка видела, что взор Посланника погас, губы и руки замерли... Но дядя Петя взмахнул правой рукой и набросил на Посланника нечто вроде черного мешка, но не из ткани, а как бы из полупрозрачной тьмы. Кистень исчез, а дядя Петя стал сноровисто пахтать ладонями воздух вокруг замершей фигуры, словно он взялся лепить невидимую снежную бабу. Фигура под его ладонями очень быстро начала уменьшаться в размерах, а дядя Петя все лепил и лепил, постепенно оседая на корточки.
- Федоровна, у тебя пустая бутылка найдется?
- Да как не быть! Тебе какую? Сабониса? Или помене? Петр Силыч, какую тебе?...
- Да, все равно, лучше бы на винте.
- Чекушка экспортная есть с крышкой, но выпита. Нужна тебе?
- Вот ее то мне и давай... Во-о-от... Я его в джинна переделаю... - дядя Петя довольно засопел, умяв, наконец, большим пальцем какую-то замазку, либо сургуч вокруг бутылочного горлышка. - с-с-с, горячо... Вот будет кому-то сюрприз-нежданчик лет через тысячу!... Гы-ы... Осенью на Чудское поеду, да там и оставлю... Смотри, смотри, очнулся... Еще и шевелится, тварь... - дядя Петя сунул чекушку в карман своих необъятных джинсов, вернулся к столу, поменял стул и опять сел.
- Давай-ка, Федоровна, быстренько еще по кружечке, а то, чую, опять гости пожалуют... О-о! На дворе - ого - целый сабантуй идет, хорошо, что я Мурмана не взял, извели бы напрочь. Тут не до чаю... Да чего они, Лена Батьковна, к тебе прицепились, адовые-то? Чудеса!...
Дядя Петя ткнул пальцами и входные двери мгновенно захлопнулись. Пробормотал - и поверх дверей легла синеватая пелена, слоем в ладонь. Садиться он уже не пожелал: встал посреди комнаты, руки в боки, принялся заново осматривать стены и потолок. Все замерли - старая ведьма Ирина Федоровна, кот Васька у нее на руках, Ленка с трепещущим цветком... И вдруг стало слышно, как потрескивают, гудят оконные рамы, стекла, словно сопротивляются напору извне... но только это не ветер...
Вроде бы и не было удара, но только защитная пелена в клочья разлетелась по сторонам, а дверь попросту упала внутрь. Дзинькнули лампочки в люстре и свет погас, но почти в то же мгновение комната непонятно как осветилась мрачным, тускло-красным цветом. В горницу тяжко вступил новый гость. Абсолютно голый, с темно-багровой кожей, ростом он был примерно как дядя Петя, под притолоку, однако в широченных плечах его не было старческого жира, все тело чудовищно пучилось мышцами. Но его лицо... Ленка навсегда запомнила его, но ни разу ей не удалось описать его словами или рисунком... неземная печаль в изгибе рта и грубая, всепокоряющая мощь его взгляда... Словно бы он коснулся ее сердца...
- Я вижу тебя, идем со мною.
Ленка наконец поняла, что от нее хотят и кто ее зовет. Растаяли боль в груди и животный страх, отлетели заботы, она встала из-за стола, чтобы пойти навстречу предназначенному. Баба Ира неожиданно оказалась легкой как стрекоза и слабенькой: Ленка одним движением стряхнула ее с плеч, стол... шлепнула левой ладонью - и стол с грохотом откатился в сторону окна...
- Куда!... Сидеть, шмакодявка! - дядя Петя обернул к ней перебитый нос, наставил в ее сторону указательный палец и прошипел: Р`КХШХОШ!
У Ленки подломились ноги и она вновь оказалась сидящей на стуле. Сила по-прежнему бушевала в ней, но она не могла воспользоваться ею, чтобы помочь тому, кто пришел освободить ее из ненавистного плена этих гнусных людишек. Как они смеют...
Ленка была полностью обездвижена, так, что не разжать пальцы и не выбросить этого дурацкого цветка; но смотреть и видеть она могла, точнее даже - не могла не видеть, потому что и веки было не закрыть... Но вероятно Ленка временами теряла нить происходящего, поскольку запомнилось все фрагментами, как и в подвале на Садовой...
Изба, комната - все это словно оказалось внутри чего-то, словно бы в иной реальности, словно бы исчез остальной мир: стол, стены, окна, обстановка - почти тонули в багровых сумерках, бабка Ира, все еще на четвереньках, беззвучно творит заклинания, кот испуганно забился под уцелевший стул, а в центре идет битва...
У старого колдуна слезы из глаз, носом идет черная кровь, один ус свисает пиявкой, другой залепил щеку. Он стоит на коленях, а ее спаситель никак не может высвободить десницу и нанести последний удар огненным мечом... Меч сломан, а дядя Петя на ногах... Вихрь из тел, ничего не рассмотреть... Эти двое замерли в объятьях посреди комнаты, оба, словно паутиной, покрыты всполохами молний, колдун разинул рот в душераздирающем крике... К Ленке вернулось сознание. И ужас.
Она по-прежнему понимала, что от нее хотят и кому она предназначена, но багровый посланец Ада уже не кажется ей избавителем. Баба Ира простоволосая и растрепанная стоит на коленях в углу, вроде бы жива и здорова; Васька переместился поближе к хозяйке, но не может приблизиться и Ленка понимает почему, новым зрением видит полосу охранного заклятья и ей смешно: в данной ситуации, при таком уровне волшбы, ее заклинания только кота и остановят...
К полу, животом вниз припечатан и заклинаниями пригвожден пришелец, на спине у него сидит дядя Петя и пытается завести еще выше, сломать заломленную руку багрового. Он хрипит от напряжения, но толку нет. Более того, Ленка видит и понимает недоступное даже бабе Ире: колдун напрягает все силы, все, что есть, а их в запасе не так уж много, а поверженный им противник с каждой секундой впитывает новую мощь, поступающую к нему извне, из самого Ада...
Колдун видимо понял это. Вдруг он хрипнул неразборчиво и выставил руку: перепуганный кот с отчаянным криком влетел к нему на ладонь и дядя Петя запустил им в окно. Зазвенели разбитые стекла, и в то же мгновение в образовавшуюся брешь хлынул жужжащий поток, адские мухи - Ленка помнила их по первой ночи, но сейчас их было неизмеримо больше.
- ГАОЛШАДАШАР! ГИЛШАГАМАШ! ВЕРВЕЗУР!... - взревел колдун - и вдруг жужжащий поток стал уплотняться, вытягиваться в змею, еще плотнее, словно бы гигантское веретено свивало из адских насекомых жгут. И вот уже черная блестящая веревка зависла над колдуном... Дядя Петя схватил веревку, взвыл от боли, но веревку не выпустил... Ленка хотела что-то сделать, помочь дяде Пете, либо спрятаться подальше от мух, но заклятие было в силе и она сидела неподвижно, не способная даже позвать на помощь, если мухи вдруг до нее доберутся.
Но мухам было не до Ленки, все они были теперь частью черной длинной веревки в руках у дяди Пети. Концы ее рассекали воздух, злобно хлестали колдуна по плечам и груди, иногда отдельные мухи вылетали из веревки, впивались дяде Пете в лицо, в руки и тут же сгорали, оставляя после себя черные пятна. Дядя Петя сумел набросить веревку на шею своему врагу, уперся коленями в позвоночник и стал затягивать петлю. Сила уже потоком хлестала в помощь адскому посланцу, тот зашевелился, преодолевая заклятья начал вставать, дядя Петя поднатужился еще, рукава рубахи лопнули по всей длине, обнажая ходуном ходящие тыквы мускулов, видно было, как из под ногтей у него полилось черное - кровь из лопнувших сосудов... Вдруг Ленке почудилось, что смертный оскал на лице у дяди Пети обращается в жадную ухмылку... Безмолвный до этого враг захрипел, забился беспорядочно...
Лопнула веревка, рассыпалась в черные угольки, в золу, багровый сморщился трухой и исчез. Кукареку! - прокричал далекий петух, ему откликнулись с разных сторон и бесконечная ночь закончилась. Ленка обрела свободу, дернулась подхватить выпавший цветок, стул начал заваливаться набок, она вместе с ним... и отключилась на лету.
| оглавление | дальше |
|
|