Законной супружницы в это время дома не было. Она с утра наладилась в магазин, а затем задержалась, как это обычно и бывает у деревенских баб, сначала у одной, затем у другой своей приятельницы. Через час-два она, вспомнив о том, что пора бы уже и домой, возвратилась. Войдя в широко распахнутую, расхристанную калитку во двор она при виде распахнутых настежь дверей дома почуяла неладное. Двери в селе на замки не запирались (что и кто мог бы украсть в деревенском доме? Жили-то все одинаково бедновато, без всяких роскошеств). Но женщина каким-то шестым чувством почувствовала что-то нехорошее. Схватив на всякий случай прислоненные к стене сарая вилы, осторожно и медленно она вошла в дом. Она была не одна, по пути к ней привязалась за каким-то делом соседка, которая сейчас, выглядывая из-за плеча и шумно выдыхая чесночным духом, двигалась вслед за хозяйкой. В доме, кажется, было все спокойно и тихо, если не считать доносившийся из спальной комнаты громкий храп пьяного мужа. Успокоившуюся было женщину насторожил какой-то посторонний звук.
Прислушавшись, она поняла, что доносится он из комнаты, где сейчас беспробудно спал муж. Вновь насторожившись, она тихонечко подошла к комнате и заглянула внутрь. Представшая перед бедной женщиной картина произвела на нее такое впечатление, что она, не выдержав, тихо сползла по дверному косяку на пол в глубоком обмороке. Соседка, заглянувшая вслед за нею в спальню, была, видимо, покрепче или уже и не такое видела. Только она от увиденного даже бровью не повела. А картина была действительно не для слабонервных. На широкой кровати лежал, громко храпя, пьяный Степан, а рядом с ним примостилась огромная грязная и похрюкивавшая туша свиньи. В довершение ко всему мужчина в пьяном сне закинул ногу на крутой свиной круп и, приобняв похрюкивавшее чудо, мирно посапывал ей в розовое ухо. Соседка, мужественно протащив упавшую в обморок женщину до стоящего в углу передней комнаты дивана, наспех привела ее в чувство и, сославшись на неотложные дела, умчалась вон. Это был последний спокойный день для Степана. Соседка в тот же час в красках расписала всем своим товаркам картину, ею увиденную, и растрезвонила по всей округе про Степаново непотребство.
На следующий день Степан проснулся знаменитым. Об этом он, сначала смутно, догадался по косым взглядам и негромким смешкам в спину, когда мучимый похмельем заглянул в деревенский магазинчик. К вечеру он уже все знал от бившейся в истерике жены. Жизнь его была кончена. Это он решил твердо. Надо было что-то решать, да и опостылело ему уже все тут. О жене он не думал, та уже давно относилась к нему, как к чему-то сильно мешающему ее жизни. Степан еще месяц как-то держался, стараясь не обращать внимания на ехидные намеки мужиков и откровенные смешки баб. Но однажды, когда какой-то деревенский сопляк-школьник бросил ему в спину — свино…б, он, задохнувшись и едва сдержавшись, чтобы не кинуться с кулаками на нагло ухмылявшегося ему в лицо мальца, твердо решил про себя — все! И глубокой ночью, бесшумно встав со своей одинокой лежанки в передней, он наспех собрал кое-какие личные вещи, посидел, ожидая первых признаков рассвета, на ветхом скрипучем крылечке, беспрестанно смоля папиросу за папиросой, и с первыми лучами солнца пешком ушел из деревни в город.
Что с ним было дальше и как он все это время жил, неизвестно, но оказалось, что тот вечер, когда судьба свела его с Баязетом, стал для потерявшегося в суете городской жизни мужчины поворотным. А в лучшую ли или в худшую сторону, ему было как-то все равно. В той жизни, какой он жил последнее время, ему терять было вовсе нечего.
Казахстан, 24.07.2008 г.