Алексей Синельников
Бледная горячка
— А как же…
— А так же, это же тебе умище-то девать некуда было?! Очень важно угадать с цветом — он должен быть не броский, но второй такой машины быть не должно! Самым тщательным образом проверь комплектность и техническое состояние. Денег не жалей, машина во всех отношениях должна быть безупречна. Особое внимание обрати на документы, не дай бог какая-нибудь закавыка. Ну, что, все понятно? Вопросы есть?
Саша кивает утвердительно, приложив руку к голове.
— Есть, товарищ генерал!
— Что есть?
— Есть — в смысле готов к выполнению приказа Родины!
— (Генерал, раздраженно.) Причем тут Родина? „Мерседес“ пригонишь для моей племянницы. А вопросы должны быть, должны. (Доверительно.) Ведь нам так и не пришлось ни разу поговорить по душам… (Проникновенно-доверительно.) За столько лет, наверное, многое наболело, не тушуйся, спрашивай, что тебя все это время больше всего мучило, волновало, не давало покоя. Спрашивай, постараюсь на все вопросы ответить с предельной откровенностью, ты выстрадал право знать истину.
— (Смущаясь.) Скажите, а откуда у вас такое странное имя — „Генерал“?
— Это все отец… (По-доброму, ухмыляясь.) Большой шутник был… хорошо, что прапорщиком не назвал. Ну все, хватит разговоров! Давай, Саша, собирайся, (опять кладет ему руку на плечо, говорит проникновенно с паузами) если вернешься с задания… живой, выдам за тебя свою дочку…
— У вас же нет дочки?!
— Ерунда, ради такого дела удочерю кого-нибудь. Ну все, труба зовет, заскочил к тебе ночью на минутку, а уже — утро. Пора!
* * *
Выходят из избы — на улице не только утро, но и лето. Обнимаются, разъезжаются в разные стороны. Генерал берет прислоненный к стене велосипед, Саша надевает лыжи. Камера показывает, как, тяжело шагая по траве, уходит в лес Саша, звучит песня „Позови меня тихо по имени“.
* * *
Смена картины. Из леса на полотно железной дороги выходит Саша, прислушивается, приглядывается, за поворотом над тайгой поднимается дым и слышен звук приближающегося паровоза. Усиливаясь, приближается мелодия „Наш паровоз, вперед лети…“ Из-за поворота появляется современный поезд, он проносится мимо Саши. На вагонах написано: „Фирменный поезд „Чукотка“, Анадырь-Лондон“. Саша оглядывается по сторонам, снимает с ветки лассо. Набрасывает лассо на сцепку уходящего поезда. Камера показывает переменным планом, как поезд тянет за собой лыжника. Лыжи с искрами скользят по рельсам.
* * *
Смена картины. Саша проходит в тамбур поезда, прислоняет к стене лыжи, сматывает на ходу лассо, отдает его высунувшемуся из туалета индейцу. Тревожно звучит мелодия „Мы едем, едем, едем в далекие края…“ Саша бросает индейцу:
— Спасибо.
Попадает в общий вагон. Вагон набит под завязку. Кругом узлы, баулы, пассажиры пьют, (на всех бутылках написано „Водовка“) закусывают сыром „Дружок“, (в кадре всплывает реклама: бутылка „Водовки“, на дне плавает три огурчика — текст: „Три в одной и это — главное“) играют в карты, в проходах бродят олени, овцы, собаки и так далее — типичная картина российского поезда, все это видит Саша, идя в следующий вагон.
Следующим вагоном оказывается шикарный СВ, он кажется безграничным. В проходах и купе разминаются футболисты, тренируются, играют с мячом. Саша, проходя мимо проводника, останавливается у старорежимного титана:
— А что, отец, не нальешь ли чайку крепенького?
— Налить-то налью, да вот только стерлинги аглицкие у тебя есть?
Дальше разговор ведется на английском языке, за кадром — перевод „в нос“, под Володарского.
— Чего возьмешь за стакан без сахара?
— Ну, фунтов пять возьму, если дашь…
— Не дам.
— Чудится мне, мил человек, что чая ты не получишь. А жаль, я ведь вижу, ты спешишь. Еще где чаю-то хорошего попить вряд ли удастся.
— А как ты, хрыч старый, догадался, что я спешу?
— Элементарно, мил человек, ты единственный, кто спросил у меня про чай и не спросил, почему у меня в вагоне футболисты играют.
— Если предположить, что вы, мистер Шерлок Холмс, правы, и я действительно спешу, то что бы вы мне посоветовали?
— Я не расслышал, сэр, вы чай пить будете?
— Скорее да, чем нет, вымогатель!
Достает и отдает проводнику деньги. Тот их тщательно складывает в портмоне. Наливает чай себе и Саше, себе кладет сахар и лимон, Саше дает „пустой“ и „бледный“. Переходят на русский.
— Э, дед, ты забыл, что я спешу.
— Кто понял жизнь — тот не спешит. А если ты хочешь к исходу дня быть в Лондоне, то самолетом лететь надо было.
Саша прихлебывает чай, мимо окна с сумасшедшей скоростью проносятся деревья, населенные пункты, русский пейзаж стремительно меняется на европейский. За кадром звучит голос Саши, его раздумья.
— А ведь дед прав, (с завистью) хитрый черт, как это я сам не догадался? (Задумчиво.) Вот если бы он еще сказал, где этот самый самолет найти?
Дед, как будто услышав его мысли, прерывает его размышления.
— Ты, мил человек, еще чай пить будешь?
— Ты, дед, больно дорого берешь. Я и так половину командировочных тебе отдал, но если ты мне скажешь, где здесь самолеты водятся, то я уж лучше кипяточку, пожалуй, выпью, а то твой чай (с эпотажем) подозрительно „бледен“!
— Отчего же не сказать? Я и бесплатно скажу. Тебе на аэродром ехать, однако, надо.
— Я и без тебя, старый жулик, знаю, где водятся самолеты, ты мне лучше скажи, где ближайший аэродром.
— Ну теперь, минут, этак, через сорок, только в Париже разве что. Но тебе придется на ходу прыгать — мы в провинциальных городах не останавливаемся.
— Ага, если Париж — провинция и через сорок минут, то в Лондоне когда мы будем?
— Через час пятнадцать, в 17:00 по Гринвичу, сэр.
— И на кой черт тогда мне нужен ваш самолет, мистер?
— Простите, сэр, вы же хотели в Лондон к (с нажимом) исходу дня, и самолет просили вы, а у нас на Чукотке после „файв-о-клок“ день стремится к концу. Позвольте узнать, вы в Лондоне впервые?
— А если впервые, что тогда?
— Тогда, сэр, за умеренное вознаграждение, равное моему предыдущему гонорару, я могу подсказать, как вам добраться до интересующего вас места.
Саша шуршит деньгами, отсчитывает фунты, на ладошке считает мелочь, по всему видно, что и подсчет, и расставание с деньгами даются ему с трудом, отдает все это проводнику.
— Не томите, сэр, поведайте, как мне попасть на Бейкер Стрит?
— Такси надо взять, однако.
Саша закатывает глаза. За кадром звучит его голос.
— Вот на таких мужиках, мать вашу, Русь и держится… Именно такие и становятся министрами и президентами. Все знают, во всем, кроме своей правоты, сомневаются, говорят все правильно, честно глядя в глаза, режут правду-матку, работают, нас не щадя, а что с этой правдой делать — Богу и тому неведомо!
* * *
Поезд подходит к перрону Лондонского вокзала, звучит музыка из „Шерлока Холмса“. Саша выходит из вагона и направляется к стоянке такси, вдруг останавливается, хлопает себя по лбу, разворачивается и бежит за уже отходящим поездом, догоняет свой вагон. На ступеньках стоит проводник, держит флажок.
— Дед, слушай, дед, я забыл спросить, а почему у тебя в вагоне футболисты играют?
— Элементарно, мил человек, где же им на Чукотке в футбол-то играть? У нас трава даже на подоконниках не растет. А в трусах можно бегать только в июле — и то в бане.
— Дед, а из общего вагона вся публика — тоже в Лондон?
— Нет, сэр, мы на обратном пути через Москву едем, так они — транзитом.
— Слушай, дед, я больше ничего не забыл?
Из поезда вылетают и падают на асфальт лыжи.
— Счастливо, (замедляя бег и постепенно останавливаясь, проникновенно) тебе, дед, спасибо!
— И тебе…
Поезд набирает ход, камера со стороны показывает, как Саша подбирает лыжи, начинает отставать, переходит на шаг и машет печально рукой вслед составу. Саша разворачивается и направляется к такси. За кадром голос Саши.
— Вот и оборвалась последняя ниточка, связывающая меня с Родиной.
Камера со спины показывает, как из-под смокинга тянется белая нить за уходящим поездом, обрывается и падает на асфальт. Наплывом камера показывает Сашу анфас — под смокингом нет сорочки, бабочка на голой шее. Он садится в такси, сначала пытаясь открыть переднюю дверь, потом садится назад, едет по вечернему Лондону, из окна машины торчат лыжи. Все это время продолжает звучать голос Саши.
— Какое-то чувство недосказанности у меня осталось от разговора с генералом… (Задумчиво.) Ну, до Бейкер Стрит, предположим, я доберусь, а за каким чертом мне туда надо? И почему я не спросил у генерала? Или хотя бы почему не спросил, где поселился Осинский или как там его сейчас? Татьянин. Нет, я правильно поступил, что не стал спрашивать. Старик сам бы сказал, если бы знал. Осину и прокуратура, и Интерпол ищут и не могут найти, и это понятно, но за каким дьяволом мне надо на Бейкер Стрит, убей бог, понять не могу!