Павел Шаронов

Маскарад

Простояв у окна минут пять, он пробормотал что-то похожее на „господи, помоги“ и, приоткрыв дверь, позвал моего отца. От его волнения не осталось и следа, так что я усомнился, было ли оно.

Дядя Коля предложил отцу присесть, они обменялись любезностями и только после этого начался разговор по существу.

— Олег Иванович, вы давно знаете Сорокина? — спросил дядя Коля.

Отец на минуту задумался.

— Лет десять, — наконец ответил он.

— И где вы познакомились?

— Теперь уже и не помню.

— Вы не думаете, что Сорокин мог о вас знать что-то такое, что могло вам повредить?

— Не думаю.

— Вы ведь с ним долго не виделись?

— Да, несколько лет. Когда я встретил его в этом городе, то очень удивился.

— И не встревожились, когда он вас узнал?

— А я должен был встревожиться?

— Конечно, ведь он знал вас под другим именем. Ведь так, Олег Иванович, или как вас там зовут? Что вы молчите? Отвечайте!

Голос отца стал немного глуше, но остался таким же спокойным, как и раньше.

— Я жду продолжения, — ответил он, — а подтвердить или опровергнуть все это могу и позже.

— Ну как знаете. Я тут выяснил интересную историю. Несколько лет назад в совершенно другом городе был такой бизнесмен, Самсонов его фамилия. Построил он финансовую пирамиду и очень разбогател. А правой рукой был у него один бывший бухгалтер, кстати, очень похожий на вас, только фамилия у него была другая. Самсонов понимал, что рано или поздно его пирамида рухнет и решил заранее себя обезопасить. С помощью своего помощника он переводил деньги на какие-то сомнительные счета, но это так, мелочь. А самое главное — он купил достаточно обширный архив компромата на некоторых очень влиятельных людей, рассчитывая в дальнейшем на их защиту. Но он просчитался. Когда тучи стали сгущаться и запахло тюрьмой, его помощник сбежал, захватив с собой не только изрядную сумму денег, но и дипломат с компроматом. И Самсонов сел. Сел надолго, но за хорошее поведение его отпустили досрочно и сейчас он уже на свободе. Что вы на это скажете?

— Я бы предпочел пока молчать, — ответил отец.

— Что ж, ваше право. Но, как сами понимаете, если я вас задержу и вызову сюда Самсонова, а заодно и еще пару человек, которые знали вас в ту пору, опознать вас не составит труда. А когда вас опознают, могут появиться неудобные для вас вопросы. Например: а не вы ли убили Сорокина?

— Зачем мне его убивать?

— Он вас знал раньше, знал, что вы украли деньги и компромат. Возможно, он вас шантажировал.

— Ерунда. Те деньги, которые он от меня получил, были даны ему в долг.

— Судья этому едва ли поверит. И почему Сорокин полез к вам в шкаф? Может, вы ему слегка намекнули, что храните в нем дипломат с компроматом?

— Да ни один нормальный человек не поверит, что такие важные документы станут хранить в шкафу, который может открыть любой. Чушь!

— Но Сорокин, может быть, поверил. Ведь все мы знаем случаи, когда важные документы хранили не в сейфе, а в мусорной корзине именно потому, что воры не стали бы их там искать. Что вы на это скажете?

— Ничего. Если вы так убеждены в моей виновности, то что бы я сейчас ни говорил, вы мне все равно не поверите. Так зачем же мне говорить лишнее? Поберегу это до суда.

— И вы уверены, что суд вам поверит?

— Я в этом не сомневаюсь.

— А вот я сомневаюсь. И предлагаю поэтому сделку. Как сказал Сан Саныч, „все мы здесь люди солидные и проходить на суде свидетелями об убийстве — это значит уронить свой престиж“. Начнутся газетные сплетни, может отразиться на карьере. В общем, вы передаете мне весь компромат, а я представляю дело так, что произошел несчастный случай, скажем, взрыв бытового газа. Как вы на это смотрите?

Пару минут отец молчал, потом заговорил все тем же спокойным голосом:

— Как вы сами понимаете, в доме я документы не храню. Мне нужно время, чтобы их достать.

— Самое большее, что могу дать на это, день.

— Хорошо, это меня устроит.

— И не вздумайте сбежать. Я объявлю вас во всероссийский розыск. Убийц у нас ищут гораздо старательнее, чем беглых воров.

Сказав это, дядя Коля вышел из комнаты, оставив моего отца одного. Я был потрясен. Неужели мой отец — убийца? Не может этого быть. Но все его поведение во время этой беседы было так не похоже на его обычную манеру вести себя. Обычно шумный и разговорчивый, здесь он был краток в словах и невозмутим.

Мама стремительно вошла в комнату вскоре после ухода дяди Коли.

— Что произошло? — взволнованно спросила она.

С тех пор, как папа ударился в бега и стал менять имена, мама избегала называть его по имени, чтобы случайно не ошибиться.

— Он все знает, — тихо ответил папа.

— Все?

— Почти все. И обвиняет в убийстве меня.

— Да как он смеет!

— У него есть для этого причины: он хочет получить дипломат с компроматом. Если я его отдам, моей карьере конец, зато его карьера пойдет круто в гору.

— Но ты его все-таки отдашь?

— И не подумаю.

— Но он же тебя посадит!

— Скорее уж я его посажу. Помнишь, когда мы делали в этом доме ремонт, то поставили в некоторых комнатах камеры наблюдения?

— Да, что-то такое ты говорил.

— В кабинете она тоже была. При взрыве она пострадала, но именно только камера. Пленка с записью находится в соседней комнате. И на ней можно будет ясно увидеть, кто установил бомбу и как погиб Сорокин.

— И ты все это время молчал! Ты должен был обо всем рассказать и передать пленку в милицию!

— Я не хочу отдавать единственное доказательство моей невиновности кому попало. Как ты думаешь, кто установил бомбу?

— Я об этом как-то не думала.

— А я думал. Это не я и уж точно не Сорокин. Конечно, можно предположить, что он случайно подорвался на бомбе, которую устанавливал для меня, но я в это не верю. Мертвый я был ему не нужен. Он имел с меня деньги и был доволен. И в шкаф он действительно полез скорее всего потому, что кто-то ему намекнул, что я храню там дипломат с компроматом. Глупо, но он поверил. Впрочем, он ведь считал, что ничем не рискует. Итак, Сорокина и меня вычеркиваем. Кто остается? Жена Мишкина? Ерунда. Она слишком глупа для этого. Сан Саныч? Полная чушь!

Значит, остаются сам Мишкин и наш дорогой начальник милиции Николай Иванович. Кто-то из них и установил бомбу. И каждый из них на это способен. Мишкина легко подкупить и, если бы Самсонов меня нашел, то вполне мог это сделать. Но я сомневаюсь, что все было именно так. У меня есть более подходящая версия.

Николай Иванович слишком много обо мне знает. Эти сведения не добудешь парой телефонных звонков. На них не наткнешься случайно. Он все это собирал по крупицам и я уверен, что он даже выяснил, какие именно компрометирующие документы лежат у меня в дипломате. Он знал, что они могут быть для него полезны. Он хорошо подготовился и неплохо все придумал. Если бы не камера наблюдения, я был бы в ловушке. А теперь в ловушке он. У меня есть друзья в милиции и повыше чином, чем Николай Иванович. Я им сейчас позвоню, попрошу приехать и передам эту кассету. Но до этого прошу тебя обо всем молчать.

— Но он может догадаться по моему поведению.

— У женщины, мужа которой обвиняют в убийстве, не может быть нормального поведения, так что не волнуйся, он ни о чем не догадается.

— И все-таки мне непонятно…

— Что именно?

— Зачем ему было убивать Сорокина?

— Я думаю, по двум причинам. Первая: кроме меня и него только Сорокин знал о существовании компромата. Возможно, сам Сорокин ему о нем и рассказал. Сорокин тут явно был лишний. И вторая причина: нужны были крепкие мотивы, чтобы я отдал этот компромат. Пугать меня давней историей о краже денег, которые нигде не числились, и документов, которых официально не было, мог только наивный простак. А Николай Иванович не из таких. Вот тут ему и может пригодиться обвинение в убийстве. Я не удивлюсь, если он подкинул еще какие-нибудь улики, о которых предпочел раньше времени не говорить.

Папа хотел хотел сказать что-то еще, но неожиданно смолк и вдруг я почувствовал, что меня за ногу вытягивают из-под кровати.

— Что ты там делал? — строго спросил папа.

— Прятался.

— Вернее, подслушивал. Говори, что молчишь!

Я стоял, опустив голову, и чувствовал, что слезы начинают сочиться из моих глаз.

— Разве ты не знаешь, что подслушивать разговоры родителей нельзя? — сказал папа и дал мне подзатыльник.