Александр Ершов
Мы всегда жили в долг,
Не беря еще в толк,
Что потом как-нибудь
Все придется вернуть.
Но мы верили, что
Будет все хорошо,
Пили воду дождей
За великих вождей,
Целовала в уста
Нас небес высота,
А в карманах пустых
Не найти золотых,
Но тепло женских рук,
Наших верных подруг
Стоит нескольких строк,
Чтобы вызвать восторг,
Взволновать их сердца
И дойти до конца.
А когда поутру
Ты поймешь, что не ту
Чужим именем звал,
То она на вокзал,
Пары слов не сказав,
Улетит, доказав,
Что с таким в шалаше
Стало скучно уже.
Поэт умирал от сифилиса,
От великой любви к одной шлюхе,
Страдал от духовного кризиса
В ожиданьи костлявой старухи.
Презирал всей душою порок
И был чист в мыслях и сердцем,
Но змея вползла тихо и вот
На груди решила погреться.
Только к чистым грязь липнет всегда,
Видно, так в этом мире устроено,
Что во все века и года
Блуд губил поэтов и воинов.
Мой Ангел, твои глаза — озера слез.
Мне кажется, что любишь ты всерьез,
Но я, наивный идиот,
Все делаю наоборот:
Люблю такую стерву!
Она мне треплет нервы,
Изводит мою душу,
Но все же она лучше.
Покой мне вреден — я умру от скуки,
Как воздух мне необходимы муки.
Твои озера слез, увы,
Для демона души слабы.
Мой демон колобродит,
Он семерых приводит,
И каждый семь притащит,
Не может быть иначе.
Мой Ангел, ты еще пополнишь озера слез
Холодным соком молодых берез,
Что у ограды вырастут,
Когда умру я сразу тут
От боли между ребер.
Меня наполнят скорбью
Веселый демон, стерва
И недостаток веры.
Простите мои злые шутки.
Я, камфорой в ночи дыша,
Не бредил, не метался сутки,
И не была настолько чуткой
Моя холодная душа.
Мне не понять борьбы с безумьем,
Не знать последнего письма,
И как в груди пылал Везувий,
Когда издевки Поля в сумме
Смогли свести тебя с ума.
С опасной бритвой в след Гогену
Ты бросился, его нагнал…
Но отпустил, простив измену,
Один остался во вселенной
И изменил оригинал.
И дикой болью разрывало
У брата сердце на куски,
Когда залитый кровью алой
Ты целый день вздыхал устало…
А Тео умер от тоски.
Мой прыжок с табуретки в петлю —
Последний, решающий взлет,
Оттого что безумно люблю
Девушку с сердцем, как лед.
Очень просто найду я покой.
Последний мой клоунский трюк,
И мне кажется забавной такой
Петля в ремешке с моих брюк.
Прыг да скок — и вот я в петле,
Но не шеей, а только руками,
На душе моей стало светлей,
Раскачаюсь нервно рывками.
Мой прыжок с табуретки в петлю —
Из-за девки, какой-то дуры.
Я терпел и еще потерплю,
Как бы все ни казалось мне хмурым.
Мы с ней молчим наедине
И избегаем прямых взглядов.
Я знаю, что в душе, на дне
Есть то, чего мне знать не надо.
Она пытается забыть
(но неподвластен разум),
Как первая любовь вдруг в стыд
Сумела превратиться разом.
Как нервный страх сжимал колени
И как боялась низко пасть,
Но знала ты, что он сильнее,
Что безгранична его власть.
Ты отдалась ему без меры,
Безумия любви хотела,
Отдала душу, тело, веря…
Ему хватило только тела.
Ты думала — он идеал,
Ты — сердца его дама,
А он другим тебя отдал,
Средь них я был последним самым.
Но мне принадлежать не стала,
Жизнь злая сердце закалила,
Оно теперь из крепкой стали
(Бессилие рождает силу).
А я люблю тебя, мой демон!
Но ты как лед, а я — свеча,
И до меня тебе нет дела,
Я таю! Таю с горяча.
Ты это знаешь, но не любишь,
Целуешь, надо мной смеясь,
И безразличьем своим губишь,
Ты мною просто увлеклась.
За окном огни пожирает тьма,
Тиканье часов сводит всех с ума.
И тебя пугает — время к полночи,
Что за сброд в ночи, что за сволочи?!
Кто стучится в дверь, кого черт принес?
Может пудель там — этот черный пес
У порога твоего скребет лапою
Или черны вороны каркают?
Не ходи туда, дверь не отпирай
Раньше времени, даже если в рай.
Может там стоять бабка тощая
Да с косой в руках, остро точенной.
Так зубами в сердце страх впивается,
И слова тогда вспоминаются,
Что твердила тебе бабка смолоду:
„А молилась ли ты на ночь Господу?“
Помяни Христа, да апостолов,
Хорошо молись, не жалея слов,
Но не стихнет стук в дверь дубовую,
Начинай тогда молитву новую.
Но шепну тебе, расскажу секрет,
Не подумай ты, будто это бред.
Знаю, кто стучит, словно в барабан…
„Это я — сосед, пьяный вдрыбаган“.
Не знаю, кто здесь не допил,
Не дожевал, почуяв мало соли
И просто женщину не долюбил,
Оставив все тому, кто не имеет воли.
Другой допьет и дожует
И оскорбленной даме даст приют,
Благодаря таким мир и живет,
Они в людей, в колодцы, в душу не плюют.
[Конец.]