|
|
| Обратно в приемную |
Павел Близнюк
В первый раз...
| 1 | 2 |
Все бывает в первый раз...
Увы нам грешным. Ну пусть упрекнет меня какой-нибудь ретроград, почитатель советских ханжеских пуританских правил, какой-нибудь женоненавистник или скрытый маньяк, гомосексуалист или вовсе кастрат. Пусть он упрекнет меня в любви к женщине, ее отличной от нас плоти, предназначенной дарить любовь и продолжать род человеческий. Пусть упрекнет, хотя не один из этих извращенцев никогда не возьмет в руки мой рассказ. Но пусть они знают, что мы еще есть на свете,и всегда останемся сами собой, не склоняясь перед надвигающейся наглой и беспредельной властью бесполого и жестокого Существа.
Он жили в самой настоящей в смысле обустроенности и качества существования захолустной деревне, с много обещающим названием - Ждановка.
Как и подавляющее большинство жителей, включая сюда так называемую прежде сельскую интеллигенцию, основной работой их была работа на собственном огороде, и на своем же собственном скотном дворе, хотя между этим они работали еще в некогда бывшем колхозе с антикварным названием "Коммунар".
Их сын учился в местной восьмилетке, и учился надо сказать очень неплохо.
В других отношениях он рос тоже положительным и трудолюбивым. Как и все остальные его товарищи, он был пионером, и пел пионерские песни у костра, собирал металлолом и, начитавшись незабвенного Гайдара, из-под тишка ночами колол дрова местным одиноким старухам. Вся его незамысловатая и поставленная по заведенному порядку жизнь, ничем не омрачалась, кроме редкой тройки в дневнике, да частых, но привычных пьянок отца и последующих за этим скандалов. Но так уж свойственно детской душе, что все эти трудности воспринимались хотя и тяжело, но очень быстро и забывались, так как были чем-то естественным и постоянным, как и металлолом, пионерия, черный хлеб и редкие ириски, купленные на сдачу.
Ходить в школу он любил, любил потому, что учеба давалась ему легко, класс был небольшим, и кроме того, а наверное и важнее всего было то, что он любил.
Да, любил, любил нежной платонической любовью свою одноклассницу, что и мешало ему зажимать и тискать ее в углах как остальных девочек.
И как и должно быть, просто и банально, как это чаще всего и бывает, она любила другого. И дарила все свое внимание некоему Николаю, который между прочим совсем этого не замечал. Но зато, как все, замечал и мучался наш герой. И в конце концов, в своей навязчивой симпатии он стал смешон в глазах друзей и, что хуже всего, в глазах любимой им девочки, и бороться с этим не было сил. Он стал замыкаться в себе, ходить в школу ему нравиться перестало. Не хотелось видеть насмехающихся бывших друзей, но, увы, жестоко и мучительно хотелось быть рядом с той, не думать о которой он не мог.
Сейчас дети более приспособлены, и быстрее познают мир, но тогда он в свои 13 лет не верил любым рассказам и намекам о том, откуда и отчего появляются дети, хотя, впрочем, он также не верил любым историям об аистах или капусте.
Но, как известно, время берет свое, и несмотря на то, что верит он или нет, знает или не знает, в нем рождался мужчина. Результатом этого были его странные сны, в которых он непроизвольно испытывал удивительные новые ощущения, после которых с удивлением обнаруживал на ночных своих штанах пахнущую неизвестным жидкость.
Тогда он и стал понимать как-то подсознательно, что все это правда, правда и пошлые рассказы старших, и матерные обыденные слова, которые иногда так резали слух, правда то, что и он такой как все. Он человек не только с большой буквы, не только ученик и пионер, не только помощник родителей, а он мужчина, которому придется когда-то первый раз прикоснуться к женщине, не так как раньше, прижимая в углах и щупая груди своих одноклассниц, а притронуться в горячей судороге к настоящему трепещущему и желанному женскому телу...
Ему страшно хотелось этого, и так же он этого боялся. Он хорошо помнил один случай, оставивший на нем отпечаток, когда он ночевал у друзей своих родителей дяди Саши и тети Вали.
Когда он вдруг проснулся ночью, и в мучительном страхе не обнаружить себя, слушал, как дядя Саша приставал к своей жене и просил у нее то, чего и
должен был просить пьяный молодой мужчина, лежащий в постели с женой.
Он был пьян, и слова его в своей грубой натуральности, так действовали на парня, что ему хотелось закричать: "Нет, этого не может быть!"
Но это было, и было так реально, что слыша вздохи, скрипы и шепот совокупляющейся пары ему хотелось исчезнуть куда-нибудь, провалиться сквозь землю, но только не слышать того, во что он не верил, но что реально существовало в жизни.
Тогда ему было 13, но по некоторой странности и заведенным правилам, он до сих пор ходил в баню с матерью. Баня была большая, несколько семей по очереди топили ее и, соответственно, мылось там не менее десяти человек одновременно. Он не замечал раньше и не обращал никакого внимания на женщин, вернее на их природные достоинства, хотя среди них были не только матери семейств и старухи, а часто бывала и одна молодая девушка.
Пока не замужняя и имеющая поэтому, еще нежную не дряблую кожу, маленькую, с острыми сосками грудь, немного выпуклый, но в общем красивый живот, и еще, как он успел разглядеть в тумане пара, небольшую шевелюру между ног, не знавших целлюлита, совсем не такую, как у остальных женщин, а с небольшими волосками, прилипнувшими к мокрому телу, из-за чего хорошо проглядывались две небольших, чуть выдающихся половинки с интересным разрезом между ними.
Он стал заниматься онанизмом, часто и в разных ситуациях, то на кровати, если родители были на работе, то сидя на табурете в кухне, когда по ночам он зачитывался фантастикой. Но он по-прежнему ходил с матерью в баню, по-прежнему самозабвенно любил одноклассницу, ненавидел мат, и не верил, что детей рождает женщина именно через то место, которое он видел у нее между ног...
Все получилось так, как и должно было случиться, то ли молодая знакомая по бане сама пожаловалась своему парню, то ли парень этот оказался слишком внимательным и, кроме того, ревнивым, но однажды в клубе, после кино, куда иногда ходил наш герой, к нему подошел этот парень и прямо в присутствии своей подружки, со всей силы, размахнувшись ногой в тяжеленном скороходовском ботинке, так врезал Юрию (пора назвать его имя) в живот, что он мгновенно упал, и так лежал, задыхаясь, не меньше пяти минут.
- Ты че, козел, долго еще в баню с бабами шастать будешь?
И это сказал пьяный неграмотный тракторист, слова его уничтожающей правдой врезались в сознание Юрия. Такого стыда, который сейчас оглушил и растоптал Юрия, он еще никогда не испытывал, он даже не сумел заплакать, сказать что-нибудь или промычать, он был уничтожен, но не физической болью, а стыдом, поглотившим его и в один миг одевшим лицо красным горящим цветом... Она тоже стояла здесь. Она все видела. И это сделала она!
Давно все прошло. Прошли и бани, прошла обида, прошел выпуск в восьмилетке, но осталась любовь и больше прежнего желание близости и желание совсем не такое как раньше, а постоянное и всепоглощающее, мешающее думать о чем-то другом, кроме самой женской сущности и естества.
Средняя школа в райцентре, девятый и десятый классы, эти два года прошли быстро, прошла и любовь к своей прежней однокласснице, теперь другие девушки будоражили воображение Юрия. Они уже не такие, как прежние девочки, а 16 - ти летние переростки с выделяющимися женскими формами, и уже явно заметными манерами будущих невест и матерей.
| оглавление | дальше |
|
|