Содержание | приемная |

Михаил Белоусов
Кот в сапогах
двадцать лет спустя

Предисловие

Если быть до конца честным, а таковым быть надобно непременно, то фамилия, поставленная перед названием, исключительно к нему, этому самому названию, и относится. Все остальное перу М.А.Белоусова не принадлежало, не принадлежит, и принадлежать не может в принципе. Собственно, и сама рукопись-то попала мне в руки совершенно случайно. Я на нее наткнулся благодаря природному пристрастию к изысканиям на свалках. На чердаке старого, предназначенного к сносу дома всегда можно поживиться чем-нибудь незаурядным. Попадаются, например, старые медные ручки, которым цены нет, или вполне исправные швейные машинки, выпущенные Зингером еще до событий семнадцатого. Их надо только почистить и смазать, работать будут как новенькие. Делали же люди вещи!

А тут - нате Вам, целехонький старый чемодан. И не чемодан даже, а, так называемый, акушерский баул, с которыми в свое время ходили земские врачи. Баул оказался запертым, и пришлось тащить его домой, не открывая. По дороге я весь извелся от любопытства (характерная увесистость внушала ласковые предчувствия). Дома поначалу меня ждало разочарование: находка содержала огромное количество непонятных бумаг, насколько я смог разобраться, рецептов, выписанных против самых разнообразных болезней. Причем лекарства прописывались старинные и в жутких дозах. Весь этот мусор я снес знакомому провизору, у которого от восторга отвисла челюсть. С тех пор он считает меня своим лучшим другом и благодарен по гроб жизни. Назад я получил все, что не имело отношение к рецептам - а именно, сам баул и тетрадь в клеенчатом переплете, исписанную мелким почерком исключительно по-французски. Собственно, задача, которая далее передо мной стояла - в меру дословно перевести содержимое тетради и расставить слова так, как это принято делать в русском языке. Cкажем прямо, потрудиться пришлось порядочно, так как многие обороты я попросту не понимал. Например, совершенно неясно, почему слово "еда" (...gr a toi...) автор упорно писал раздельно. Возможно, это уже ныне утраченные особенности старинного французского. К сожалению, подписи никакой я не нашел, а из текста известно лишь, что рукопись была написана от имени некоего Жана. Ни одного разборчивого имени на рецептах не нашел и мой приятель-фармацевт.
Так что, смело подписываюсь только под названием, которое придумал сам.

С уважением, М.А.Белоусов.

Глава 1

Вся нижеследующая история внезапно началась и внезапно же закончилась. При этом, однако, она успела начисто истрепать нервы как мне, так и всему королевству. В тот день дедуля вдруг раздухарился и объявил войну. Момент, отметим, он нашел самый наиподходящий, поелику царствующий папаша Вашего покорного слуги в это самое время изволили пребывать в отъезде. Однако, по идиотским законам нашей Отчизны, именно родители короля, "...буде они живы, замещают оного по случаю отсутствия или хворости..."*. И что особенно пикантно, сия статья Конституции ни единым словом не оговаривает умственные способности предполагаемых регентов. До сих пор неизвестно, какая муха укусила любимого дедушку тем утром, но ровно в полдень он взгромоздился в Думе на трибуну, обвел присутствующих сияющим взором и во всеуслышание объявил о своем решении. К несчастью, заседатели в это время от духотищи и скуки совершенно ошалели. Они походили больше на мух, пребывающих на смертном одре по осени, нежели на государственных мужей. Собственно говоря, деда никто и не слушал. И так давно было известно, что он передал бразды правления государством моему отцу во время последнего приступа сообразительности. Во всяком случае, раньше на любую подобную дедову околесицу всегда успевали наложить вето. Однако на сей раз, учитывая конец квартала, запарку с другими делами и, самое главное, предстоящий обед, парламент чохом подписал целый пакет очередных важнейших законов. В него вошли, например, такие шедевры, как: "...постановление о запрете на ковыряние в носе и в ухах в присутствии особ королевской крови..." или "...пакт о новом повышении налога на рождение дитяти, понеже в семье их уже более семнадцати..."*. Без строжайшего выполнения этих указов государство, несомненно бы, загнулось. Короче говоря, под пунктом номер шесть в этом наборе значилось объявление войны.

Глава 2

Чтобы хоть немного ввести Вас в курс дела, необходимо слегка полазить по ветвям моего развесистого генеалогического древа. Что касается королевских кровей, то во мне их ужасное количество. По бабкиной линии предки мои, начиная, с Фердинанда Воителя, все до единого, были королями. Воителем пращур был прозван за то, что страдал лунатизмом и, что ни полная луна, так завывал на нее с балкона всю ночь напролет. А вот фамилия наша королевская весьма молода. Первым под ней воцарился именно мой ныне тронувшийся дедушка. До этого события он сначала околачивался на мельнице собственного отца, откуда после ожесточенной дележки наследства был выперт родными братьями. При этом они, сердобольные, наградили его в качестве компенсации шелудивым Котом. Сия поучительная история была в свое время доведена до сведения граждан неким борзописцем, разумеется, с перечислением множества несусветных достоинств. Как дедовых, так и Котовых.

Кстати, зная характер основателя нашей династии, смело можно утверждать, что прогнали его с мельницы за дело. Или, точнее, за безделье. И не окажись рядом пройдохи-Кота, будущий король неизбежно протянул бы ноги где-нибудь под забором в первые же заморозки. За эти вирши означенный писака был впоследствии пожалован должностью Придворного Летописца, однако воспринимать их всерьез не рекомендую. А ежели послушать, как живописует события наша старая повариха Мума, то история смены королевской фамилии окажется сплошным набором безобразий, очень похожим на бред. Справедливости ради заметим, что недостойные поступки, благодаря которым дед взгромоздился на престол, были совершены именно и исключительно Котом. Дедуля же просто смотрел на проделки собственного имущества сквозь пальцы, и даже им потакал. Тем более, что это давало ему возможность, не ударяя пальцем о палец, быстро продвигаться вверх по иерархической лестнице. В конце концов, тогдашний старый король (мой прадед) настоял, чтобы отношения принцессы и принца Калавы (выдуманный Котом дедушкин псевдоним), к тому времени достаточно далеко зашедшие, были надлежащим образом зарегистрированы. Таким образом, принцесса стала моей бабкой, а сын мельника - дедом.

Детей у них в дальнейшем было видимо-невидимо. В этом смысле дед оказался на истинно королевской высоте. Кроме моего папы, нынешнего главы государства, в семье насчитывалось еще более десятка детишек как женского, так и мужского полу. И самое удивительное, ни одному из королевских отпрысков до сих пор не пришлось заказывать шестигранное пальто. Между тем, в то время ввиду всеобщей отсталости и некультурности младенцы в округе мерли как мухи. Наследники же престола раз за разом рождались все здоровее и здоровее. Отец, первенец, в результате, оказался самым хилым в семье, хотя уже в шестнадцать лет имел косую сажень в плечах и легко сгибал пальцами медные пятаки. Единственную и самую тяжелую утрату наша семейка понесла в виде уха моего любимого дяди Карло, веселого громадного циника, лет на пять помоложе папаши. Ухо свое он потерял в битве. Бой был столь жарким, что одна из городских вдовушек, в чьей постели, собственно, баталия и совершалась, позабыла, чьи уши можно откусывать, а чьи - не рекомендуется. Через эту свою невнимательность в порыве страсти она и нанесла принцу тяжкое увечье. Говорят, что когда до бессердечного деда дошла сия история, с ним случился родимчик. От восторга король опрокинулся на троне и визгливо заржал, дрыгая в воздухе лядащими ногами. Глядя на это представление, придворные начали всерьез подумывать о приглашении лекаря и прикидывать, во что могут обойтись королевской казне предстоящие похороны. Однако, вопреки ожиданиям, дедуля со смеху не помер, утер слезы восторга и велел немедленно представить пред очи свои шаловливую амазонку. По исполнении приказа он внимательнейшим образом оглядел вдовушку со всех сторон, заставил ее, обалдевшую от страха, задрать юбку выше колен и после этого заявил, что будущая герцогиня не посрамит королевского рода, ибо "...нога под ей устроена грамошно, как солидный ветряк..."*. Этими словами принц Карло был приговорен к семейной жизни. Между прочим, дядька нисколько не возражал, и свадьба была сыграна с подобающей моменту стремительностью. Таким образом, семья заполучила в свои ряды еще одного замечательного члена.

Постаревшая бабушка не могла нахвалиться новой хозяйкой в своих погребах, дядька гордился красивой и неглупой женой (на мой взгляд - крайне редкое сочетание), а дед благоволил невестке: бывшая вдовушка взяла за моду читать ему на ночь средневековые романы (старик до сих пор неграмотен). Больше других подфартило мне: я обзавелся верной подругой детских лет. Ровно через полгода после бракосочетания (дядькино ухо похоронили аккурат девять месяцев назад) вдовушка скопировала с мужа прелестную девочку, впоследствии такую же рыжую и нахальную, как и ее папаша. Волосы встают дыбом, если припомнить, что мы вытворяли с ней в замке и в его окрестностях. И это еще наше счастье, что подданные остерегались слишком часто жаловаться королю на проделки наследника престола. В противном случае нас обоих пороли бы с той же регулярностью, с какой солнце восходит на востоке. Возможно, даже чаще. Сейчас моя двоюродная сестричка превратилась в очаровательную леди пятнадцати лет, и успела осатанеть от великого множества предложений руки и сердца, поступающих со всех концов света, включая его партер и галерку. Последнего претендента, не далее, как третьего дня, она гнала из дворца на протяжении трех верст по южной дороге и при этом очень умело пользовалась кнутом. Жизнь молодого дворянина, рискнувшего подгрести к ней с нескромным вопросом во время обеда, спасло одно общеизвестное обстоятельство. Согласно народным приметам, испуганный мужчина в штанах, как правило, бежит быстрее разъяренной женщины в длинном платье и в туфлях на высоком каблуке. Милый нрав кузины я в полной мере познал в тот же час, когда она, вся раскрасневшаяся и сверкая очами, воротилась в залу с кнутом в руках. Ваш покорный слуга успокоения ради, не глядя, ласково потрепал ее по спине. То есть, это мне показалось, что по спине. К несчастью, я позабыл, что Анна-Мария была на длиннющих каблуках, и вся ее корма, соответственно, оказалась значительно смещенной вверх. Тут же я почувствовал ожог на плече. Замечательная, практически неношеная батистовая рубашка была рассечена, а на коже вздулся продолговатый сизый рубец. Прежде чем я успел дать этой дикарке леща или хотя бы обмакнуть носом в соус, она проворно выскочила в дверь. Правда, вечером, когда соусницы под рукой уже не оказалось, мне были принесены извинения в самых изысканных формах. Меня даже поцеловали. Я, дурак, все простил, но, боюсь, след от кнута останется надолго. И очень жалко почти новую рубашку.

Так вот, воцарившись, дед столь деятельно принялся за государственные дела, что все моментально пошло прахом. Был принят целый блок новых законов, сочиненных им в промежутке между приемами пищи и посещениями уголка противоположного назначения. Экономика страны оказалась подорванной в рекордно короткий срок. Среди придворных вельмож прочно укоренилось мнение, что самое доходное место в стране - паперть городской церкви. Торговля и земледелие стремительно приходили в упадок. Ничего другого, конечно, ожидать было нельзя, коль скоро государством принялся управлять мельник. К счастью для Родины, к этому времени подрос мой отец. Король однажды утром посмотрел в окно и ужаснулся делу рук своих: в качестве иллюстрации бедственного положения государства в грязной луже прямо под окнами дворца лежали две свиньи. Они были настолько худыми, что больше смахивали на борзых собак. При этом животные валялись в луже отнюдь не удовольствия ради, а просто потому, что почти не могли двигаться от истощения. Немедленно на последние средства (дед беспардонно пустил по миру еще одно знатное семейство) наследник престола был отправлен учиться к черту на куличики. Аж в самую Швецию, в университетский город Упсалу. И надобно отдать должное, папаша оказался парнем с головой. Вместо просиживания штанов в кабаках, как это делали более обеспеченные королевичи, он протирал их в вивлиофиках. Папуля прекрасно понимал, что именно Его Будущему Величеству предначертано волоком тащить страну из той помойки, в которую она свалилась. И отец с головой ушел в изучение соответствующих наук.

Вернулся он в положенный срок, и при этом нес подмышкой диплом с отличием, а в голове - великое множество беспорядочно сваленных в кучу знаний. К ужасу домашних, папаша вдобавок нежно поддерживал под руку беременную мной молодую жену. Поначалу дед в упор не замечал невестку, поскольку считал брак, им не благословленный, недействительным. Ситуация в корне изменилась лишь когда мама благополучно разрешилась от бремени крепким мальчишкой. Новорожденный до того смахивал на дедушку, что злые языки принялись предрекать старому королю скорую кончину. Дескать, в этом мире одновременно нечего делать двум столь похожим друг на друга людям. Однако дедуля в то время был еще в своем уме и плевать хотел на досужую трепотню. Он велел принародно выпороть наиболее языкастых прорицателей и стал важным и надутым, как каплун, явно считая себя главным виновником моего рождения. И вот, когда мне исполнилось ровно трое суток, дед оказал честь разрыдавшейся от чувств маме самоличным посещением ее апартаментов с благодарностью за внука. Вечером того же дня свершилось еще одно важнейшее событие: царствующая особа сообщила отцу, что официально отказывается от престола в его пользу. Летопись детально описывает изысканнейшую форму процесса передачи власти в руки молодого короля. Только это все враки. Согласно версии старого дворецкого Фонтена, который в тот вечер тщетно пытался растопить камин сырыми дровами, сцена разворачивалась значительно менее поэтическая. У деда, скорее всего, от сырости, начался сильнейший приступ самокритики. В доказательство собственной тупости он гулко стучал по лысине околышем короны, рвал за ушами остатки растительности и клял себя за бездарность по части государственного руководства. Отец, как мог, его успокаивал, в связи с чем к вечеру они здорово наклюкались. Единственно, в чем в те времена в стране не было недостатка, так это в спиртном. В конце концов, обнявшись, они грянули заунывную песню, тут же подхваченную всеми, без исключения, собаками в округе. Для пользы дела решено было сменить власть. Народ поутру воспринял эту новость хоть и без энтузиазма, но и без существенных беспорядков. Похоже, подданным было уже все до лампочки, и люди (не без основания) сочли, что хуже уже не будет. Поскольку просто некуда.

Отцу в какой-то степени даже повезло: к моменту прихода его к власти страна настолько обнищала, что "разрушать мир до основанья" надобности не было никакой. Прямо не сходя с места, можно было начинать строить новый мир. И, прежде всего, папа с удовольствием разогнал разжиревших крикунов в Думе. Причем осуществил он эту акцию, мягко выражаясь, не совсем парламентским способом. Соблюдем историческую точность, и сообщим, что отец просто заявился в Думу с прочным черенком от лопаты и намял бока наиболее строптивым дворянам. Менее строптивые быстро согласились очистить помещение самостоятельно, за что получили колотушек поменьше. В течение нескольких лет папа непонятно каким образом умудрялся править в одиночку, опираясь на грозную армию из дюжины деревенщин в выцветшей форме, которыми командовал старый капрал Мундель, выпивоха, бабник и обжора, но дело свое знающий туго. Недорослей из дворянских семей отец собственноручно жестоко экзаменовал и наиболее способных отправлял в милую его сердцу Упсапу. По возвращении большинство из них занимали места своих отцов в Думе и иные ключевые посты. Так потихоньку подняла голову торговля, ожили крестьяне, в городе появились намеки на чистоту. Короче, мало-помалу, страна выползала из своего вонючего болота. К тому времени, когда я подрос, и уже ловко воровал яблоки в соседних садах на пару с Анной-Марией, дела практически поправились. Можно сказать, всю свою сознательную жизнь я прожил в почти процветающем государстве. Во всяком случае, в столице уже три года как функционировали собственный Университет (на подготовительном курсе которого я промучился целый год) и оперный театр. Правда, репертуар последнего не мог похвастаться разнообразием. Ставилась только одна пьеса, повествующая о героическом вступлении моего деда на престол. Тот смотрел это представление раз тридцать и каждый раз умильно смахивал слезу. Интересно, что в течение всего спектакля не исполнялось ни одной арии, а музыкальное сопровождение и шум за сценой изображал духовой оркестр с городских танцулек. Мне до сих пор не очень понятно, почему наш театр называется оперным.

Глава 3

Пардон, я несколько увлекся и позабыл сообщить, кого, собственно, вознамерился идти воевать наш старый оккупант. Так вот, жертвой предстоящей агрессии оказался престарелый Людоед, который, вопреки легенде, съеден не был и довольно мирно продолжал существовать в собственном фамильном замке к востоку от столицы. Звали его господином Лютером, однако, для простоты и соблюдения традиций будем продолжать именовать его Людоедом. Занимался он выращиванием овощей и нигде особо не показывался. Горожане узнавали, что старый огородник все еще не сыграл в ящик, только на ежегодной ярмарке, куда тот вывозил результаты собственного труда. Вообще, все страсти-мордасти о нем, представленные в произведении Летописца в виде стихийных бедствий, на поверку оказались заурядными дебошами в крупнейшем кабаке столицы раз в год. Прямо на следующий вечер после окончания ярмарки Людоед приходил туда пропустить стаканчик и расписать пульку, до которых был большой охотник. Постепенно он оставлял у стойки и за зеленым сукном всю свою выручку. Самый большой кабак под названием "У Моря" выбирался им не потому, что был лучшим, а потому что Людоед, до ужаса крупный мужчина, и в трезвом-то виде с трудом проходил в широкий дверной проем. Ну а во хмелю он уж никак не мог правильно прицелиться и выносил на обратном пути массивную дверь вместе с косяком. Справедливо возмущенный кабатчик Бертольд Морь давал волю кулакам, в которых было зажато по сковородке. А вот этого Людоед страшно не любил и прикладывал все усилия к тому, чтобы сдача соответствовала оскорблению. Ночь он обычно заканчивал в околотке, горестно внимая выговорам Мунделя.

В довершение ко всему, моя бабуся, будучи еще нежным подростком, наладилась навещать старика-Людоеда. Тот души в ней не чаял, угощал грушами из собственного сада и байками из жизненного опыта. Но если груши старый король еще терпел, то фиоритуры, которыми Людоед приправлял рассказы, были категорически осуждены, так как могли повлиять на моральный облик принцессы. Тем более, что некоторые из наиболее сочных вариаций уже несколько раз проскальзывали в беседах на домашние темы. Поэтому, как только на горизонте замаячил мой дед, первым делом ему было вменено в обязанность отвадить принцессу от похождений в замок. Что у них там с Людоедом произошло, и что умудрился натворить при этом Кот - тайна, до последнего времени покрытая мраком. Во всяком случае, четвероногий интриган сумел все устроить так, что Людоед до смерти обиделся на весь белый свет и более носа не казал из замка. Принцесса же, как ни странно, вовсе ни на что не обиделась и продолжала благосклонно принимать ухаживания бывшего мельника.

С вечера дед направился в оружейную залу (так у нас называется небольшая комнатка на задворках). Здесь в большом беспорядке было свалено всевозможное оружие, начиная от старинных мизерикордий с витыми серебряными рукоятями, кончая небольшой чугунной пушкой, единственной в государстве и треснувшей по всей длине. Комната была довольно сырой, все железные предметы в ней давно поросли рыжей бородой ржавчины, а медь основательно позеленела. После долгих поисков дедуля раскопал среди этого хлама свою саблю. Ее преподнесли ему когда-то представители Думы в день Тезоименитства. Кляня Фонтена за нерадивость в деле хранения арсенала, старик спрятал клинок под старую, траченную молью мантию и поплелся к себе.

Продолжение здесь...


приемная

© Михаил Белоусов
Техническая поддержка - Графоман

Хостинг от uCoz