Андрей Северцев
Записки нелегала
За неделю до моего возвращения в район Гродно к месту, где был подбит наш танк, полевая жандармерия по приказу из абвера провела тщательные поисковые мероприятия по поиску четвертого члена экипажа танка, уничтожившего колонну мотопехоты. По описаниям выходило, что это должен быть опытный офицер-танкист в звании не менее капитана. Естественно, они никого не нашли, зато довели до населения легенду о скрывшемся танкисте.
С соблюдением мер секретности, ночью меня доставили на гродненский аэродром и на машине вывезли в лес, к месту, где были похоронены мои танкисты. Они были зарыты в общей могиле, над которой я установил деревянный крест из связанных между собой веток и на листочке бумаги начертил схему нахождения могилы. Затем меня отвезли километров на тридцать к востоку от города. Провожал меня начальник управления. С собой у меня не было ничего, кроме документов погибших механиков завода. Пожелав мне удачи, начальник управления уехал, а я остался один на опушке леса недалеко от дороги, по которой изредка проносились военные машины.
Глава 36.
Я уже не майор немецкой разведки, а танкист из подбитого русского танка Т-34. Мне нужно выбираться к своим. По сообщенным мне сведениям, от Гродно до линии фронта было не менее двухсот километров. Этот путь я должен проделать один, полагаясь на помощь местного населения и избегая встречи с немецкими войсками, и особенно с полевой жандармерией. Хотя у меня был пароль на случай задержания, но это можно было использовать только в крайнем случае. Любая информация о моем задержании оккупационными властями в конце концов могла быть известна органам НКВД после освобождения этих территорий. А то, что это будет именно так, я не сомневался.
Я шел вдоль дорог, скрываясь в опушках леса. Временами лес то подходил к дороге, то удалялся от нее настолько, что казалось, что идешь совершенно в другую сторону. Попадавшиеся мне деревни я обходил стороной. За день я прошел не более двадцати километров, но вымотался окончательно. К вечеру я прилег на земле, забравшись поглубже в лес, и сразу провалился в тяжелый усталый сон. Проснулся я еще затемно от утренней прохлады и чувства голода. Достав из кармана кусок хлеба, я стал жадно есть, не думая о том, чем я буду питаться дальше. Лес шумел. Казалось, что по нему ходят люди, которые разыскивают меня с недобрыми намерениями. За каждым кустом виделся притаившийся человек с оружием. Со стороны кто-то гулкой поступью подбирался ко мне. Мне стало страшно в лесу. Взяв себя в руки, я стал прислушиваться к шуму леса. Скрипели деревья, шурша по ветру вершинами, но шагов не было. Как бы ни крался человек, бесшумно пройти невозможно. Обязательно хрустнет ветка под ногой или отведенная в сторону ветка прошуршит не так, как шумят листья на ветру. Успокоившись, я стал слушать шум леса и заснул.
Проснулся я от ясно слышимых шагов вблизи меня. Затаившись, я начал всматриваться в сереющий на рассвете лес. Затем я услышал голоса. Недалеко от меня находились четыре или пять человек. Подобравшись поближе, я увидел военных. Одного офицера и трех солдат. Наши, успокоился я, и вышел прямо на них. Офицер с перевязанной рукой, капитан, приказал предъявить документы, а один солдат быстро обыскал меня. Другой солдат в это время держал меня под прицелом винтовки. По их согласованным действиям было видно, что здесь собрались не случайные люди.
Рассмотрев мои документы, офицер спросил, кто я и что здесь делаю. Я рассказал ему свою одиссею, опустив визит к адмиралу Канарису и поездку в мое родовое поместье. Капитан сказал, что он уже слышал о том, как один советский танк новой конструкции разгромил колонну мотопехоты, но попал в засаду и был подбит. А как тебе удалось спастись? — спросил снова капитан. Пришлось разъяснять, что я непосредственного участия в бою не принимал, просто находился в танке на подаче снарядов и в место моего нахождения не было прямых попаданий. Вытащив экипаж из подбитого танка и убедившись, что они все погибли, я забрал у них документы и ушел в лес, так как заметил приближающихся фашистов. Подъехавшим немцам было не до убитых. Наскоро их обыскав, они зацепили подбитый танк на буксир и увезли в сторону Гродно. К вечеру я вернулся на место гибели танка, похоронил убитых и нарисовал схему их захоронения. Сейчас пробиваюсь к своим.
Рассказ убедил капитана в том, что я говорю правду, но настороженность этой четверки ко мне не исчезала. Для них я был штатский „шпак“, пришедший к тому же без оружия. Вместе они обсуждали какие-то дела, куда-то уходили, не приглашая меня с собой. Возвращались с продуктами, иногда навеселе. Когда я поинтересовался, что мы собираемся дальше делать, создалась такая неловкость, словно я напрямую попросил их выдать страшную военную тайну. До сих пор я даже не знал их имен, но и качать какие-то права у меня не было прав: я был полностью на их довольствии. Но на третий день утром я проснулся один. От костра шел дымок, а моих знакомых, не знаю как их назвать, не было. Не было и моих документов. Хорошо, что живым проснулся. Единственное, что мне запомнилось о них, темно-красные петлицы, которые я принял за пехотные. Если это НКВД, то у капитана должна быть эмблема с круглым мечом и щитом на рукаве. Но эмблемы я не видел. Да и по их виду нельзя было определить, что они были в боях.
Надо было идти дальше. Насколько я помнил карту, впереди должен быть город Лида. На восток. Если на северо-восток, то дорога выведет в сторону Вильнюса. От Лиды надо идти на город Молодечно. Затем должен быть Минск, Борисов, Орша, Рудня, а затем Смоленск. Из Смоленска через Сафоново и Вязьму в Москву. Путь предстоял не близкий. Без документов, без продовольствия. Я даже не представлял себе, как можно пройти этот путь, не встречаясь ни с кем. Придерживаясь дороги, по лесу, обходя населенные пункты, я пошел к линии фронта. Иногда вечером я подбирался к какой-нибудь деревне. С края огорода подкапывал картошки, рвал лук или то, что попадется под руку.
Один раз, когда я копал картофель, отчаянно залаяли собаки, и из дома по огороду был открыт автоматный огонь. Засветили карманные фонари „Даймонд“ и за мной была организована погоня. Спас
Блуждая по лесу, я потерял ориентировку, и шел неизвестно куда. Остановившись, я сориентировался по деревьям и понял, что опять ушел на запад. Припасов не было, а голод рисовал в воображении то борщи, то гуляши с макаронами и аппетитной подливкой. Однажды я настолько реально представил себе наваристый борщ, что начал реально воспринимать его запах, приправленный дымком. Налицо были галлюцинации, но настолько реальные, что я, не в силах бороться с явным помутнением рассудка, пошел в ту сторону откуда мог доноситься такой запах.
Пройдя метров пятьсот, я наткнулся на лагерь, в котором находилось человек тридцать вооруженных людей. Все в штатском, но вооружены винтовками, а в сторонке стоял пулемет „Максим“. Говор был русский. Я мог произнести только одно: „Дайте поесть“. Трехсуточное блуждание по лесу сделало свое дело. Я с такой жадностью набросился на борщ и хлеб, что не заметил, как выхлебал целую миску. Я попросил еще, но вдруг мне стало плохо, появились такие резкие боли в животе, что я упал на землю и потерял сознание.
Очнулся я оттого, что кто-то вливал мне в рот что-то очень горькое. Боль в области живота немного утихла, но я все равно чувствовал себя очень плохо. Желудок не сработал от такого количества пищи. Вечером меня поили легким бульоном с сухариками.
На следующее утро меня привели к начальнику. Начальником оказался невысокий, полноватый человек в очках, который представился командиром партизанского отряда и вежливо предложил мне рассказать о себе. Я рассказал о себе все, что произошло со мной с того момента, как я с группой механиков отправился на починку поврежденного танка и до того момента, как я спасался от погони. Последние слова насторожили командира партизанского отряда, и он стал скрупулезно выяснять, как называлась деревня, где я был. Сколько человек за мной гналось, были ли с ними собаки. Узнав, что это произошло три дня назад, он успокоился и стал выяснять, что мне известно об обстановке на фронте.
Мне было известно ровно столько, сколько и ему. От него же я узнал, что из активистов района был создан партизанский отряд, сделана база в лесу. По его подсчетам, не пройдет и месяца, как Красная Армия погонит немцев обратно на запад и им больше не придется сидеть в лесу. Связи ни с кем у него нет. Какая обстановка складывается в окрестностях ему не известно. Он ждет связных от областного комитета партии с указаниями о действиях. Пока ни в какие стычки с немцами они не ввязываются, так как не получали на это указаний.
Получался какой-то санаторий в лесу для партийно-хозяйственного актива. Узнав, что я служил в Красной Армии, имею высшее образование, инженер-конструктор военной техники, знаю таких выдающихся людей как Туполев, Дегтярев, неоднократно видел Серго Орджоникидзе, командир отряда стал относиться ко мне с большим уважением, несмотря на то, что у меня вообще не было никаких документов. По этой же причине мне пришлось исписать несколько листов бумаги, где я подробно изложил свою биографию и по дням расписал свое пребывание в зоне боевых действий с указанием фамилий и званий должностных лиц, с кем я общался. Эта биография являлась единственным документом, подтверждающим мою личность.