Алексей Синельников

Похмелье олигарха

— Нет, не все. Ты не рассказал о нашей встрече.

— Ну, это не проблема. Я встал, принял душ, выпил шампанского, увидел в своей постели симпатичную девицу, трахнул ее. И вот уже полдня пытаюсь узнать, как ее зовут, развлекая яркими воспоминаниями о моей тусклой жизни.

— А что было между двумя этими событиями?

— Я поцеловал маму, вышел из дома… Все.

— А с кем ты разговаривал, пока спускался на лифте?

— Да ни с кем! Уж не с тобой, это точно!

— Ты не помнишь, или не хочешь говорить?

— Ты мне лампу еще в глаза направь, и спроси, на кого я работаю.

— Хорошо, спрошу по-другому, о чем ты думал?

— Я могу сказать, о чем я сейчас думаю.

— Нет, тогда…

— Тогда… тогда я просил у Бога, чтобы он даровал моей матери здоровье и жизнь. Об этом думает каждый человек, у которого есть мать! Что еще?

— А еще о чем ты просил?

— Я просил, чтобы он выполнил мою просьбу, чего бы это мне ни стоило! А поскольку у меня ни черта нет, из того, что Его могло бы заинтересовать, я просил его за каждый прожитый день моей матери вычитать два дня моей жизни. И обещал, что прощу и возлюблю самых заклятых врагов своих, оптом, списочным составом! Но тогда тебя еще не было! Ты только сегодня заняла почетное первое место в этом списке. Но упрекнуть ты меня ни в чем не можешь! Правда, я тебя сначала возлюбил во все дыры, а прощаю только сейчас! Но, я думаю, для Господа последовательность непринципиальна! Все, хватит, поехали в аэропорт. Все самое важное я вспомнил! Об остальном поговорим по дороге.

— Ну что же. Все условия соблюдены, свое обещание ты выполнил. Прощай!

— То есть как „прощай“? То, что ты окончательно свихнулась — это твое личное дело. Но тебе собственного безумия мало, и ты решила прихватить меня в свою компанию — вот здесь я против! Какие условия? Какие обещания? Ты в своем уме?! Впрочем, у кого я это спрашиваю?

— А ты еще не догадался?

— Нет, черт побери!

— А ты подумай.

— Хватит загадок!

— Я подскажу тебе. Твоя мама умерла сразу, как ты вышел из дома.

— Ты что несешь, откуда ты можешь это знать?

— Подумай…

— Ты хочешь сказать…

— Да.

— Но почему тогда я жив?

— Кто тебе сказал?

— Но ведь условием было… что за мою жизнь Он вернет жизнь матери!

— Он готов это сделать.

— Так пусть делает! Ты можешь мне сказать, почему она умерла?

— Да. Ты — единственное, что удерживало ее на планете. Ты ушел, и ее не стало.

— Но пусть она будет. У меня есть сын…

— Она не сможет жить без тебя, а сын… Через полгода твои компаньоны с молчаливого согласия твоего сына и твоей жены отравят твою мать. Сказать, почему?

— Сам знаю…

— Ты все еще хочешь, чтобы она жила?

Олигарх молчал.

— Может, ты хочешь вернуться?

— Зачем?

— Ну как зачем? Через три месяца разорят твоего друга, удивительно, но он у тебя есть, правда такой же мерзавец, как и ты, и тебе удастся перекупить основные активы… а еще через полгода…

— А можно, чтобы мы остаток жизни провели вместе? На тех же условиях.

— Можно, но тогда не через полгода, а сразу после покупки активов компании ты умрешь, как ты и говорил, от проникающего ранения… а твоя мама умрет от горя.

— Ну и сделка…

— Ты сам этого хотел…

— Этого? Ты шутишь!

— Не шучу, ты шел к этому всю жизнь. Ты делал все, чтобы было так и никак иначе. Я пыталась тебе помочь, но ты никогда меня не слушал…

— Тебя?

— Да, меня, или ты все еще меня не узнал?

— Еще минуту назад я полагал, что ты — моя смерть. Разве нет?

— Ну… подумай, или давай подскажу. Кроме твоей мамы из твоего окружения никто в меня не верил.

— Ты что, моя Совесть? Быть не может, если она у меня когда-то и была, то должна быть каким-нибудь заморышем, или дряхлой старухой, а ты даже очень ничего!

— За это надо благодарить твою маму и тебя. Твои родители воспитывали тебя порядочным человеком, хотели, чтобы у тебя была красивая душа и чистая совесть. А ты мной практически не пользовался.

— Ты про сегодняшнее? Ну извини, не знал.

— Да ладно, ты первый раз грязно надругался надо мной, когда нам не было и пятнадцати…

— Ты что говоришь? Я первый раз переспал с девушкой в девятнадцать. И неизвестно еще, кто кого трахнул.

— Ты тупеешь на глазах. Вспомни, тебе было почти пятнадцать, когда ты пригласил одноклассницу в кино, скопил денег, целых 75 копеек. Мама тебе, не подозревая о твоем богатстве, дала рубль. По тем временам ты полкласса мог в кино отвести. Когда ты одевался, то случайно, как мне потом объяснял, попал рукой в карман отцовского пальто. Ну что, вспомнил?

— Я об этом никогда не забывал, я в своей жизни совершил массу гнусных поступков, но об этом помнил всю жизнь. Я тогда достал из кармана рубль. И мы все деньги прокутили в кино. Ты мне житья не давала, даже когда я тайком, через месяц, подложил скопленный мною рубль на место, ты все равно не давала мне спокойно жить.

— А что было потом, ты помнишь?

— Потом мы заключили с тобой сделку. Первую сделку. Ты же сама согласилась!

— Впервые слышу о добровольном изнасиловании. Может, мне еще извиниться?

— Потом ты стала более сговорчива…

— Это что? Упрек?

— Если хочешь, да.

— Что ж, это удел всех падших. Ты вел себя со мной, как со шлюхой, а потом просто перестал обращать на меня внимание, как будто меня вовсе нет.

— Не могу сказать, что тяготился твоим отсутствием.

— Помнится, не так давно, ты сам упрекал других в отсутствии совести.

— Ну, у этих прожженных мерзавцев совесть конструктивно не предусмотрена, либо она настолько грязная, что ее уже ничем не отмыть. А ты у меня чистенькая, утром душ приняла.

— Да. Я выполнила свою задачу! И теперь действительно чиста.

— Что-то ты опять стала говорить загадками.

— Никаких загадок. Тебе приходилось когда-нибудь слушать такое выражение: „Совесть замучила“. Наверняка слышал… так я пошла дальше… я убила тебя.

— Можешь даже не продолжать, я знаю за что. Но причем здесь мать?

— Все эти годы ее мучила ее Совесть за то, что она воспитала мерзавца. Она очень страдала от этого. Вспомни, она ни разу не взяла у тебя деньги, и не принимала никакой помощи. Но она очень тебя любила, а ты просто разрывал ей сердце. Она взывала ко мне, просила, чтобы я хоть как-то на тебя повлияла. Увы, я ничего не могла сделать. Я уже и не надеялась когда-нибудь поговорить с тобой. И вдруг, ты сам обратился ко мне…

— Не говори глупостей, я к Богу обращался.

— Наглость твоя границ не имеет. Ты подумай, ты самому Господу сделку предложил. Осталось только акционерное общество создать. Но Бог милостив, он услышал твою просьбу и мою… тоже услышал. И вот мы здесь.

— Так что же нам теперь делать?

* * *

— Так что же нам теперь делать, Станислав Михайлович?

Молодой реаниматор вопросительно посмотрел на профессора.

— Теперь? Теперь, Александр Иванович, мы с чистой совестью можем отключить искусственную вентиляцию легких…

[Конец.]