МеЛ
Мальчик мой звездный
Жил был король
И звали его Грозный.
Был он зол,
Когда застанет поздно
молодую свою жену…
Жил был князь
И он был гордый.
Служил королю,
Но видел в замке только
молодую королевскую жену.
Столкнулись два лба,
Скрутились в стаю волчью,
Но было все зря,
Украл вор ночью
молодую королевскую жену.
Он еще какое-то время перебирал струны, затем открыл глаза и посмотрел на меня. Потом ладонью зажав струны, остановил музыку. Очень резко откинул гитару. Та, громыхнув струнами, упала на пол.
Уставился на меня, будто ждал оценку.
— В песне нет смысла! Глупая она.
— А зачем требовать от глупого умных песен?
— Ты не глуп.
— Спасибо.
— А песня глупая!
Я ушла.
Ушла, не сдерживая вскрика и слез. У меня началась истерика.
Ночь прошла — я и не заметила. А утром на полу в диванной комнате я подобрала кинутую гитару. Провела ладонью по струнам и тихо прошептала: „Жил был князь, и был он гордый. Служил королю, но видел в замке только молодую королевскую жену…“
Встреча
Когда и где, в какой дали, увижу я тебя?
Чтоб повторить все вновь, чтоб вновь все пережить…
Его не было. Я ждала. А его… его не было. Он не приезжал.
Я пыталась развлечь себя встречей с подругой. Ездила в редакцию, поболтать с моим другом — редактором. Я сажала в оранжерее свои любимые цветы, я приобрела щенка… Все бесполезно. Я была больна. Мне ничего этого не было нужно.
С трудом, найдя мужа лишь через третьих знакомых где-то в Италии, я дозвонилась до него.
— Джон? Алло, Джон? Здравствуй, дорогой. Да, скучаю. Да, конечно. Джо, что-то наш общий друг не заходит. Он что, отказался от двух миллионов?
Я говорила, еле держась на ногах, дрожала и боялась расплакаться. С силой прижимала трубку к уху, пытаясь заглушить туканье в висках. Я начала много пить. Я и сейчас была пьяна.
Сегодня был последний день контракта.
— Ах, так? И чем же? Понятно. Придет сегодня? Нет, еще нет. Да? Не беспокойся, я ведь не сомневаюсь, что ты меня контролируешь. Нет, я-то, как раз все правильно понимаю. Да, про жену Цезаря я уже как-то слышала. Да. Целую тебя, любимый.
Я бросила трубку и побежала в ванную.
Он приедет! Он приедет!
Нужно умыться и привести себя в порядок. Какой он там цвет любит? А, да, винограда, дороги… Ага, сейчас найду что-нибудь землисто-зеленое. Кошмар! Но я найду…
Я повернулась в сторону ванной, но услышала голоса в холле. Это служанка разговаривала с кем-то.
Из-за шума в голове я не узнала его голоса.
Я выбежала на лестницу и увидела, в холле был Лоренс.
Его вид меня парализовал на месте.
Элегантный смокинг, белоснежная сорочка, эта дурацкая бабочка…
Еще мне бросилось в глаза, что как-то иначе зачесал волосы.
В его руках был огромный букет алых роз.
Он поднялся по ступенькам. Остановился, на ступеньку ниже меня, чтоб глаза его были почти на уровне с моими глазами, улыбнулся мне. Потом наклонился и поцеловал руку.
У меня тут же звякнуло в голове, лак на моем мизинце облез.
— Тэд... Тэд, я …я люблю …розы мне?
— Нет.
Я остановила протянутые к букету руки.
— Что? Не мне?
— Нет. Это я так.
Он обнял меня, прижал к себе теснее. Вдохнул запах моих волос. А потом, подняв кверху розы, принялся отрывать их лепестки. И сыпал, сыпал их мне на голову.
Я подняла лицо, и шелк лепестков стал ласкать мне распухшие от слез, прикрытые глаза. Я обняла Тэда. Обвила руками и вжалась лицом в дивно пахнущую белоснежную сорочку.
— Тэд, господи, как ты замучил меня. Мальчик, как ты меня вымучил…
Он говорил тихо, как баюкал меня.
— Ну, а ты что хочешь, милая? Ну, давай, быстро рванем в кровать, перетрахаемся. Ведь мы уже не связаны контрактом. Но ты, ты не этого хочешь, Ло?
— А разве эта ночь…
— Крафт уже неделю назад перевел деньги на мой счет. Мы не связаны, Лори. Сегодня я к тебе приехал как гость. И еще… еще, чтобы напомнить тебе, что ты действительно для Джона глоток чистейшей воды. Ты — воздух весны для него, ты — первый цветок ему…
Я задрала к нему лицо.
— А для тебя ?
— Ну, вот опять вопросы… Что, все-таки постель?
— Нет. Тэд, но я не шучу. Ты считаешь, что все кончено? Все кончено? Что это был, это был всего лишь контракт, принесший тебе деньги?
Лоренс медленно отвел взгляд в сторону. Я видела, как сильно он сжал челюсти. Помолчав, он ответил: „Конечно, да“.
— Да, Лори.
Он развернулся и с размаху кинул колючие стебли на ступеньки.
— Вот мои тернии, Ло. По ним я пойду на свою …Голгофу.
Я не смогла пересилить его взгляда на эти… тернии. Я развернула его к себе и больно ударила его по лицу. Он в ответ резко скрутил меня руками и вдавил в себя.
О, сколько тоски, сколько любви было в его глазах…
Он облизнул разбитую губу. Сделал глубокий, долгий вздох. Но так ничего и не сказал.
И …выпустил меня.
Потом тряхнул головой, и, смягчившись, улыбнулся.
Глядя в глаза, попросил: „Лори, любимая, ну что мы стоим здесь у порога, как чужие. Пойдем, посидим, я полюбил ваш диван. Или, или лучше приготовь чай, умеешь?“
Я качнула головой.
— Ну, вот и умница.
Он поцеловал меня в лоб и я…
Господи, и я успокоилась и… пошла заваривать чай. Я забыла!
Забыла, что он… он не пьет… чая.
А он уехал. Тихо, я даже не слышала шума машины.
Печаль
Ты — воздух, им дышу.
Ты — вера, ей живу.
Ты — море и в него
Я с радостью войду.
Диктор телевидения что-то говорил о долгожданном визите Лорса. Я тяжело дышала, мне не хватало воздуха. И опять, всех растолкав, я кинулась к телефону.
„Алло, мне Крафта, пожалуйста. Да! Да, жена! Это срочно! Джон, это ты? Да, я. Не надо о моем голосе! Джон, умоляю, отмени ему гастроли в Германии. Умоляю тебя, немедленно звони ему прямо сейчас, в машину… Куда угодно звони! Только останови, Джон, останови его!!!“
Я обернулась к телевизору. И вдруг, в узком пространстве между зрителями, я увидела, как Тэд повернулся лицом к снимающей его с вертолета камере. Сделал приветствие солдата, улыбнулся и, развернув руль вправо …полетел.
Все закричали, а я через пелену слез уже ничего не видела.
Я даже не могла кричать.
Это не он, а я была порвана на куски взрывом. И это части меня, мое тело горело. И руки, и сердце…
Я упала. Трубка телефона разбилась, но продолжала что-то передавать.
Крафт так и не понял, что я хотела от него.
Пепел. Пепел. Никто никогда не найдет ни кусочка от его сердца. Оно сгорело, вплавившись в металл, и испарилось. Нет. Нет больше моего звездного мальчика. Нет.
Колеса прокатились по душе,
Но не жалей меня, не плачь по мне, дорога.
В любовь твою не верю я уже.
Бери, бери меня, дорога-недотрога.
Декабрь, 1996 год, Пермь.