— Вам лучше бы было выйти здесь и пройти до дома пешком, — вдруг подал голос Лунк, притормаживая. — На всякий случай…
Я понял и стал выбираться из машины, а Лунк, не оборачиваясь, напутствовал меня своим ровным и тихим голосом:
— Запомните номер телефона в моем гараже. Нет, лучше не записывать, а запомнить — он не сложен… Накануне дня вашего отъезда вам из прачечной пришлют большую пустую бельевую корзину — сложите туда ваши чемоданы: никому не следует знать, что вы уезжаете. В корзине будет записка от меня, но все равно позвоните мне по телефону. Если случится непредвиденное затруднение, также звоните. Спокойной ночи.
Он умчался, а я зашагал к улице Домиличи, которая была за углом.
Когда я открывал свою дверь, послышались торопливые шаги и явилась консьержка, довольно бодрая, несмотря на глухой ночной час, и с конвертом в руках.
— Мы так беспокоились за вас, вы пропадали так долго, что мы уже думали сообщить в полицию, — затараторила она.
— Кто это „мы“? — вопросил я вызывающе.
Женщина смешалась, застреляла глазами по углам и лишь добавила:
— И ужин ваш пропал…
Тут она вспомнила о конверте и опять затараторила, довольная предлогом переменить разговор:
— К вам вечером приходила дама, прекрасная, благородная синьорина — это всякому сразу видно. Очень сожалела, что не застала вас. Спрашивала, когда же вы будете, я говорю, он сказал, что будет вчера к полуночи, а его все нет, пропал, а она говорит, что же никто не обеспокоится узнать про него… про вас, может, вы… он попал в беду и…
— Вы отдадите мне конверт? — прервал я ее довольно сухо.
— Да, конечно, пожалуйста… Синьорина сказала, что попытается застать вас утром.
В прихожей я нетерпеливо вскрыл конверт, хотя и знал почти наверное, от кого письмо.
„Намереваясь нанять квартиру в этом прекрасном доме, по-соседски заходила к Вам, но не застала: вероятно, ночная жизнь Кристадоны захватила-таки вас и вы празднуете где-то свои победы(!). Надеюсь оказаться удачливее завтрашним утром, около одиннадцати часов. Запомнившая Вас, В. Вэнсон.“
„Запомнившая Вас…“ От этой довольно оригинальной концовки веяло одновременно снисходительностью, настойчивостью и как будто угрозой, но в то же время сладкое томление охватило меня: Винди ищет меня, я ей нужен. Оглянувшись на комнату, я устремился приводить ее в порядок, как если бы Винди должна была появиться с минуты на минуту. Я так и не лег спать в эту ночь, засев с вином и пирогом Вэйви, от которых отказался в мою пользу Лунк. Утром пораньше я принял ванну и потратил немало времени и усилий, чтобы придать себе как можно более выигрышный вид. Около десяти я вдруг подумал о цветах и поспешил в известный цветочный магазин напротив „Кохинора“, опасливо озираясь на подъезд отеля: я не хотел, чтобы Винди увидела меня ранее назначенного срока и за покупкою цветов — пусть подумает, что цветы в моем доме вещь обычная и каждодневная, так как я человек тонкого и изящного чувства. Вернувшись с букетом роз цвета восхода над морем, я уселся ждать, вероятно, напоминая со стороны спешно, но основательно подготовившегося ученика в ожидании прихода экзаменатора.
Дверной звонок прозвучал ровно в одиннадцать не требовательно и не искательно, а по-деловому спокойно: так звонят люди, уверенные в присутствии хозяина, которому они твердо назначили встречу. Все равно он явился для меня неожиданностью, и я ринулся к двери с шумом в ушах и загоревшимися щеками. На пороге стояла улыбающаяся Винди в изящной матроске и без шляпы, отчего ее прекрасные волосы вольно сбегали на плечи и грудь. На меня пахнула свежесть утреннего сада у белого домика над весенним морем. Винди весело подняла брови, и я пробормотал приветствие. Не дождавшись приглашения, Винди неторопливо прошла мимо меня в гостиную и ловко и изящно расположилась в кресле спиною к окну, закинув ногу на ногу. Смеющиеся глаза ее приглашали меня сесть тоже. Я присел на край дивана.
— Вас не должно удивлять, что я обнаружила ваше пристанище, — сказала Винди, опять очаровав меня голосом, — это не потребовало никаких усилий и сообразительности: вы сами указали мне этот угловой дом, а выяснить, где в доме этом остановился одинокий молодой мужчина — минутное дело; вас уже приметили все дамы в округе, а ваша консьержка от вас без ума. Так что я рисковала, — добавила она с лукавой улыбкою.
Я постарался ответить как можно более непринужденно, что действительно дом и квартира прекрасные и расположены в чудесном месте — у самого порта и моря.
— Я вижу, что порт и море притягивают вас, как старого морского волка, хотя вы даже не волчонок, простите, вы же не моряк, — серьезно заметила Винди, как врач, подметивший во внешне здоровом пациенте скрытый тревожный симптом. — И не похожи на будущего моряка.
— Меня с детства тянуло к океану, я мечтал о дальних морских путешествиях под Южным Крестом, но здоровье мое внушало родителям опасения — необоснованные, впрочем, — решился я ответить просто и искренно. — Или не совсем обоснованные…
— Да-да, Южный Крест, коралловые острова, судьба сильного человека, а сил маловато, я понимаю, — покивала Винди опять как врач, все более убеждающийся в правоте ставимого диагноза, и переменила тему:
— Откровенно говоря, я ждала от вас весточки, г-н Вольтер.
— Вальтерн, мисс Вэнсон. Мое имя Гвед Вальтерн.
— О, простите, я, вероятно, не совсем внимательно слушала вас во время нашей встречи… Вы помните, о чем мы говорили?
— Конечно, я прекрасно помню каждое слово.
— Уж и каждое… А мне вы показались чем-то взволнованным и я, признаться, позже подумала, что вы пропускали все мои слова мимо ушей… Тогда вы, вероятно, запомнили мою просьбу сообщить мне о моем несчастном, больном родственнике, Доне Годлеоне, который, по моему мнению, может попасть в неприятную историю. Но, как я понимаю, — прищурилась Винди, не переставая улыбаться, — вы так и не столкнулись с ним в Кристадоне?
Вероятно, на моем лице проявилось такое замешательство, что Винди, досадливо, но терпеливо вздохнув, легким движением своих чудесных пальцев и кисти отмахнула, отменила свой вопрос. Она продолжала улыбаться, но взгляд и лицо отвердели, а глаза из темно-синих стали почти черными.
— Впрочем, хватит ходить вокруг да около — это не в моих правилах. Тем более, что мы уже отдали достаточно дани светским понятиям о начале беседы… Вы вчера нас переиграли! Впрочем, не вы, а он, ибо я уверена, что вы были только орудием, подручным или статистом, которому режиссер указал, когда появиться на сцене и когда ее покинуть, не утруждая себя посвящением статиста в замысел всего спектакля. О, он умеет убеждать молодые дарования, так сказать, льстить им так, что статист начинает чувствовать себя на сцене ведущим актером.
— Мне никто не льстил, он просто и ясно объяснил мне цели своего дела и путешествия. Обстоятельства мои позволяют мне его сопровождать… с познавательной целью.
— В Дуэй?
Я только нагнул голову.
— Вот вы и проговорились, — утверждающе и не допуская иных толкований жеста, воскликнула Винди. — Итак, вы собрались в далекое путешествие с человеком, которого знаете… Когда и где вы с ним познакомились? В этом я не вижу вашего секрета.
— Пять дней назад, на набережной… — действительно, теперь скрытничать было ни к чему. Надо признаться, что тут краткость моего знакомства с Доном вдруг поразила меня.
— Уж понятно, что не в банке или на аукционе. И конечно — на закате, — усмехнулась Винди, как если бы сама устраивала мою встречу с Годлеоном. — И закат вас соединил… Итак, не зная человека и недели, вы полностью ему доверились, безусловно приняли его сторону в каких бы то ни было предприятиях и решили сопровождать его как верный помощник за тридевять земель. Хорошо, раз уж вы решили за неимением других дел вмешаться в наши семейные дела на одной из сторон (я надеюсь — пока что), я чувствую своим долгом и правом кое-что сказать и рассказать по этому поводу.