Неуверенной походкой Вадим Аркадьевич Горский возвращался домой. Всепроникающая сырость осенних сумерек в сочетании с дождем, метко именуемым англичанами drizzle, заставляла периодически ускорять шаг и предвкушать свое появление в родных стенах маленькой, убого обставленной квартиры.
Угораздило же меня напиться, осуждающе думал он Почему везет кому-то, но только не мне? Он не знал ответа на этот вопрос. Сегодня Генка из его же лаборатории, одногодок, сделал открытие. Считай докторская в кармане. А я, а мне, а я вас всех подумал тогда Горский и напился, разведя в химической колбе 300 грамм спирта, выданных ему как лаборанту для обслуживания оборудования, подготовленного к эксперименту. Что за эксперимент, Вадим не знал. Да и не его это дело. Привык уже, что все работы по программе Геном Человека засекречены.
Если быть честным, следует признать тот факт, что в лабораторию он попал только из-за рекомендации Генки, своего серьезного вида и способности держать язык за зубами. Оклад не маленький, чего еще надо? Где-то, еще в детстве, Вадик читал, будто бы рядом с каждым человеком проскачет конь-удача, но не каждый сможет запрыгнуть в седло. Вот Билли смог, подумал Горский, вспомнив про основателя компании Microsoft. Фотография молодого Билла Гейтса висела у него над кроватью. Обыкновенный рыжий паренек в очках сумел забить баки руководству IBM и заработать свой первый 1 000 000 $, купив почти готовый DOS у какого-то программиста-отшельника, фамилии которого уже никто и не вспомнит.
А с нами ничего не происходит, и вряд ли что-нибудь произойдет, пропел Горский, нажимая пальцем левой руки кнопку лифта, а правой шаря по карману в поисках пачки Chesterfield. В кармане пиджака Вадим нащупал какой-то предмет, который по косвенным признакам никак не мог являться выпавшей из пачки сигаретой. Плавно покачиваясь с пятки на носок в ожидании лифта, он вытащил из кармана эту штуку, которая в тусклом свете сорокаваттной лампочки оказалась маленькой пробиркой, чем-то похожей на крохотную колбу-флакончик с духами, которую предприимчивые парфюмеры дарят проявляющему интерес покупателю. Вот те раз, вспомнил Вадим происхождение пробирки и испытал чувство неловкости.
Уже покидая рабочее место, он заметил магнитный пропуск в сектор «Б» лаборатории, оставленный кем-то на столе. Странно, но за пять лет работы Вадим такой пропуск видел лишь второй раз. Люди, работающие в Б-секторе заходили в лабораторию через отдельный вход и должны были сдавать свои магнитные ключи на выходе, получая взамен обычный кусок картонки с фотографией, затянутой в прозрачный капрон. Единственная дверь, соединяющая два ведущих сектора, открывалась так редко, что Наташа младший научный, увлекающаяся цветоводством, использовала хитроумные рычаги бронедвери в качестве естественной поверхности для какой-то вьющейся лианы. Так что двери и видно не было. Лишь выключив свет в лаборатории, можно было заметить мигание красного светодиода в густой листве, приглашающее открыть дверь в засекреченный сектор.
Заметь Горский такой пропуск днем ранее, он не проявил бы к нему никакого интереса. Сдал бы охране, пусть разбираются. Но сегодня Вадим был пьян, и по-детски глупое любопытство заставило его задержаться. Он аккуратно, веточка за веточкой, освободил дверь от заплетшего ее растения и вставил карточку в прорезь под светодиодом.
Помещение показалось Горскому огромным. Его поразило отсутствие окон в лаборатории. То, что Вадим сперва принял за окна, оказалось длинным рядом смотровых иллюминаторов, выходящих в какой-то совершенно немыслимых размеров бассейн. Пространство сектора было залито голубым светом, струящимся сквозь толстое стекло. К оторопевшему лаборанту подплыл дельфин и с интересом на него уставился. Вадим заметил странный рисунок на правом грудном плавнике дельфина. Это было похоже на графическое клеймо, изображающее восход солнца. Горский улыбнулся и махнул ему рукой.
Домой, однако, пора, решил Вадим и пошел к двери, осматривая попутно содержимое шкафов. В одном из них он и обнаружил множество упаковок с микропробирками, над которыми висел странный плакат. На плотном листе бумаги был нарисован серьезного вида мужчина, делающий себе укол в левую руку. На правой стороне плаката располагалась колонка картинок поменьше, показывающих как тот же человек вводит содержимое пробирки в шприц, протирает спиртом сгиб левой руки и накладывает жгут чуть пониже плеча.
Колются они здесь, что ли? подумал окончательно сбитый с толку Вадим. Горский никогда не испытывал приступов клептомании, но увиденное было столь необычным, что на память о Б-секторе он решил забрать колбочку со светло-желтой жидкостью. Раствор оказался абсолютно без запаха и он небрежно бросил пробирку в карман
Сейчас Вадиму было стыдно вспоминать это ребячество. Наверняка все пробирки пересчитаны. Магнитный ключ я оставил там же, где и нашел. Последним уходил я, значит вычислят в два счета. Эти невеселые мысли были прерваны прибытием лифта, странно пахнущего квашеной капустой. Горский сделал шаг вперед и нажал кнопку с цифрой «8». Кот Барсик единственное живое существо, способное изобразить радость при появлении обладателя квартиры, крепко спал на хозяйской подушке, чего Горский никогда ему не позволял.
Не раззуваясь, что тоже являлось исключением из строгих правил, Вадим поплелся на кухню, где быстро определил причину столь крепкого сна своего шерстяного друга. Из оставленных на плите в открытой кастрюле трех котлет Барсик оставил ему полкотлетки. Еще одна половинка лежала под столом, где кот ел только ту пищу, которую считал особенно вкусной.
Вот сволочь, думал Горский, запивая свой скромный ужин крепким чаем. Ему и одной котлеты за глаза Дрыхнет теперь. Посуду мыть не хотелось. Хотелось курить и еще чего-то такого, чему он определения так и не нашел. Бросив тарелку с чашкой в эмалированную раковину, Вадим закурил и оправился в комнату, снимая на ходу туфли. По ящику шла муть. Ничего другого он собственно и не ожидал: для огромной целевой аудитории с разными вкусами самым смотрибельным наверняка оказалась бы порнуха садо-мазохистской тематики с элементами фильма ужаса и боевика.
Горский вздохнул: Почему же я не такой как все? Немного подумав, он нажал первую попавшуюся на пульте кнопку. На экране появилась серьезная Татьяна Миткова, стреляющая в телезрителей короткими очередями газетных передовиц. Новости его не интересовали, но переключить канал он почему-то не спешил. Ах, какая женщина, ка-ка-ая женщина! Мне б таку-ую, вспомнил он песенку, которую ди-джеи его любимой FM-волны одно время ставили много раз в день. Да на кой она мне нужна? отмахнулся Горский Хотя, девчонка интересная
В этот момент он отчетливо представил, как у миллионов мужиков, трезвых и пьяных, старых и молодых, прокручиваются в голове такие же мысли. Он ощутил себя частичкой какой-то неведомой силы. Она тащила его, увлекала за собой. У Вадима закружилась голова, тело стало невесомым и он перестал контролировать свои мысли. Секс-агрессия, рисовавшая в его воображении живые картинки, не принадлежала Вадиму. Горский рвал пиджак на телеведущей. Татьяна отчаянно сопротивлялась, стараясь сохранить подобающее диктору положение перед камерой: живой эфир ведь.
Вадим обошел стол. Теперь он видел студию с той стороны, с которой ее не показывают зрителям. Миткова сидела спиной к нему. На уровне ее глаз был подвешен маленький монитор с бегущей строкой. Тут же располагалась и камера. Значит крупный план, услышал Горский чью-то мысль. А ну, мужики, снимай с нее пиджак!, рявкнул кто-то. Вадим послушно взялся за воротник Митковой.
Острая боль между указательным и средним пальцем правой руки оказалась огоньком догоревшей в руке сигареты. Вадим снова был у себя в квартире, на диване. Что за черт? подумал он, гася в пепельнице окурок. Может, спирт какой-то особый мне попался? Например, с галюциногенами. Хотя, откуда? Горский перевел взгляд на экран. Несмотря на то, что Миткова рассказывала о новостях культуры, она была напряжена так, словно речь шла об очередном захвате заложников и поминутно одергивала пиджачок. Ага, догадался Вадим, Все-таки не оставят девочку в покое.