Ее рука коснулась моего плеча:
– Задумался! Пойдем купаться, лентяй!
– Нет, попозже.
– Ну ладно, как хочешь, я иду одна.

Она боязливо подходит к воде и погружает ногу в прозрачную прохладу. Быстро отдергивает – холодно; стайка рыб разлетается во все стороны. Я смеюсь. Она сначала сердится немного наигранно, потом тоже разражается веселым, легким и звонким смехом. Я так люблю ее смех. Наконец, она решается и ныряет в воду, видно, как она уплывает все дальше под водой. Брызги как жемчужины, солнце преломляется в них на лету. Рыбак рядом прикусывает ус: видно, она спугнула рыбу. Она выпрыгивает, отфыркивается как маленький дельфин.

Вдоволь наплававшись, она выходит и встает на кромке песка, подняв лицо к солнцу и закрыв глаза – обсохнуть. Она мокрая, капли воды стекают с нее. Мне вдруг в голову приходит реклама пива: холодная бутылка, с которой скатываются капли... Я смеюсь, она оживает, поворачивается и смотрит на меня. Я смотрю на нее. Я очарован, как будто вижу ее впервые. Она подходит и ложится на меня. У меня захватывает дух, она такая холодная. Она улыбается и прижимается ко мне щекой. Я осторожно счищаю с ее лба прилипшие к нему песчинки. Целую ее в мокрые, холодные губы. Ее волосы пахнут водорослями, моя русалка, она сама пахнет морем, счастьем и энергией.

Она закурила и я нахмурился. Я ненавидел то, что она курит.
– Ну не надо, пожалуйста, я брошу, брошу, у меня просто сил не хватает!
– Что мы будем делать вечером?
– А чего хочешь ты?
– Если честно, я не хочу никуда выходить.

Половинки разбитого сердца встретились, это бывает так редко – так считали романтики в девятнадцатом веке... Мы потихоньку собрались и пошли домой обедать. На небе появились белые тучки, но они скоро улетят. На них даже глаз приятно остановить в океане неба, пустом и...

И... мы – между океаном воды и океаном неба, под ярким солнцем. Раздался радостный вопль – это уже знакомый нам рыбак поймал наконец великолепную рыбину!

Каждый раз, когда меня просят написать статью по поводу только что увидавшего свет произведения, у меня возникает одна и та же проблема: а что, собственно говоря, хочет от меня услышать читатель. И обусловлено это не только тем, что меня, в общем-то, никогда ранее никаких статей писать не просили, но скорее тем, что сам я по духу и образу мыслей своему не отношусь к прославленной армии критиков, так как принадлежу к прямо противоположной стороне – не менее многочисленной армии писателей.

И создать достойную статью на литературное произведение, тем более написанное автором, которого я знаю на протяжении многих лет – дело, показавшееся мне трудным и даже невыполнимым с самого начала, ведь само название “критическая статья” обязывает вас бросить истерзанное и искромсанное тело писателя на кровавый алтарь, называемый Критикой, которая предполагает наличие у вас немалой доли цинизма, несостоявшейся творческой жизни, а также, извините, цепляние к каждой нечаянной сопле, упавшей на страницы книги с потного носа несчастного автора.

Скажу также, что непосредственно участвуя в подготовке “Любовь и море” к изданию, я стремился оставить каждое слово, написанное автором, в первозданной чистоте, устремив свой хищный взор лишь на знаки пунктуации, которые вели себя порой чересчур бессовестно, свидетельствуя конечно, как мы все понимаем, о полной оторванности писателя от земных сует, что не может остаться без одобрительного замечания в его адрес.

Таким образом, учитывая мою неспособность к профессиональной критике, я решил переложить ее на персонажа более талантливого в этом отношении и потому применил прием художественно-композиционной инверсии, смысла чего я сам не успел понять, поскольку, дописывая эти строки, обнаружил себя не за своим письменным столом, а сидящим в небольшом французском ресторанчике, каких имеется довольно много в современных прокуренных автомобилями европейских городах, за столиком под номером двадцать семь, у самого окна, из которого открывался вид на местность, в которой не было ничего примечательного, поэтому на этом мой взгляд остановился и угас.

В ресторанчике было светло и пахло поджаренным хлебом, смешиваясь с запахами женского парфюма, сигарет и рок'н'ролла. О последнем меня заставил подумать молодого вида человек, только что открывший входную дверь заведения и теперь уверенным шагом направлявшийся именно к моему столику. Одет он был не броско, но со вкусом, о чем говорили его трещавшие по швам Levi's, помятый пиджак и пара потертых ботинок, затерявшихся где-то в семидесятых, но родившихся лишь на этом худощавом сутулом парне, от которого пахло пивом и еще раз пивом. Но панков он убивал, в этом я был уверен, хоть в кармане у него наверняка не было ни гроша.

Он самоуверенно уселся напротив меня и выжидательно уставился мне в глаза. Чтоб я не подумал чего дурного, парень вытащил из кармана очки в корявой оправе и нацепил их на свой тонкий нос, после чего я понял, что лучше его мне не найти.

Я заказал ему чашку кофе, ведь было еще утро, а он брезгливо посмотрел на лежащий передо мной экземпляр “Любовь и море” и перевел взгляд на молоденькую официантку.

– Почему как только в книге появляется описание природы и не в мрачных тонах урбанистически отравленных засохших елок, вы сразу записываете автора в руссоисты или ставите его на самую пыльную полку, рядом с Паустовским и “Жизнью животных” Брэма?

В ваших книгах нет Природы. Вы вытеснили ее своими городами, офисами, деловыми центрами, супермаркетами на окраинах и дешевой пиццей с доставкой на дом. Все это вы сдобрили кучкой парней в кожаных куртках, мастурбирующих перед зеркалом на свою ненависть ко всему и всем, парочкой суицидов, сотней лозунгов – на это вы умельцы – и большой-пребольшой кучей говна, обмазавшись которым вы с гордостью и умным видом рассуждаете об...

– У Вас есть ко мне претензии? – Перебил он меня, – да таких как вы убивать надо не глядя, старпер!

– А чем вам, собственно, не нравятся лозунги? Без них вы бы прокисли в своих дерьмовых квартирах или в “коттеджах”, как там в этой книжонке... В ней нет ни одного лозунга, заметьте! Больше того, я не нашел там ни одной умной фразы. Я прекрасно знаю, поймите, что тень от луны падает именно так, а не иначе, и что от нее на море образуется так называемая лунная дорожка, а в лесу... Но читать об этом на протяжении шести печатных страниц и видеть, как автор превращается в одну большую соплю – это, извините...

– Вот в том-то ваша ошибка, что мечту человека вы принимаете за слабость. Ведь лозунг, как бы умен он ни был, он ничто не даст твоей опустошенной душе – он лишь посмеется над ней, или разожжет в ней ненависть, подтолкнет к краю карниза или просто пройдет мимо, поверьте, уж я-то знаю многие лозунги, вам такие и не снились!

Мы слишком привыкли разрушать...И не пора ли отдохнуть от мыслей и послушать свою израненную душу, ведь одеть маску с оскаленным ртом мы всегда успеем, а успеем ли мы, валяясь пол жизни на полу, придавленные реализмом, задушенные асфальтом, со сорванными глотками понять, что нам на самом деле нужно, услышать себя в миллионе вопящих жертв или хотя бы просто не стремиться к счастью, а найти покой?

Все живы мечтой, она внутри каждого и ограничена лишь пределами собственного “я”, только никто не хочет казаться слабым, и каждый боится показаться романтичным, ведь это так глупо и безвольно, не правда ли? Нам нужно сворачивать горы во имя идеи, неважно, будь то нацизм или проповедь Христа, главное не позволить себе упасть на песок, истекая кровью, и уставиться невидящими глазами в небо!

А порой это лучше, чем принять за мечту то, что полагаешь осилить лет через пять-десять, стоит только вот поднапрячься... Неправда! Ведь и вы прекрасно знаете, что желаемое всегда стремится за пределы действительного...