Алексей Синельников

Коллекция простых вопросов,

о чем мне хотелось бы знать, но не у кого спросить!

Вопрос 1.

С 1941 по 1945 год включительно боролся с фашизмом. Только сейчас начинаю понимать, что это были мои самые счастливые годы. Не подсуетись я тогда, не мог бы, проходя по Красной Площади каждый юбилей, видеть над собой счастливые лица молодых людей, так приветливо машущих мне рукой с трибуны.

С 1945 по 1953 год по приглашению Правительства, за удачно и к месту рассказанный анекдот, валил лес в Сибири. С тех времен обладаю неподражаемым чувством юмора — смеюсь над всем, о чем бы ни прочитал в газетах.

С 1953 по 1991 год вел беззаботную жизнь. Обо всем заботились Партия и Правительство. От прилива интернациональных чувств пытался объединиться с пролетариями всех стран. Натолкнулся на непонимание. Потерял сына и жену. Зато я спокоен за внуков, потому что их у меня нет и мне некого было терять в 1995 году.

С 1980 года я живу при коммунизме. Со способностями, прямо скажу, не задалось, даже украсть ничего не могу. Зато с потребностями полный порядок, они все возрастают — хлеба сегодня хочется ничуть не меньше, чем вчера. Правда, с удовлетворением потребностей сплошные проблемы.

С 2000 года я живу в отдельной квартире. Родственники и все соседи померли, не выдержали свалившегося на них счастья. Похоронил я их, и даже каждому, на те деньги, которые на похороны дали, совсем немножко доплатив, смог веночек купить от Правительства. Очень трогательно было — могильщики каждый раз плакали.

С нетерпением жду удвоения ВВП!

Веду здоровый образ жизни, диете моей обзавидуешься. От этого, наверное, лекарства почти не пью. Льготы, как причину всех моих болячек, слава богу, отменили. Так как теперь часто и много приходится ходить пешком, нахожу много интересного для себя. Бутылки, например. Если их сдать и полученные деньги прибавить к пенсии, то можно вполне заплатить за квартиру, даже на телефон остается, если бы он у меня был.

Что я еще, как гражданин моей любимой державы, могу для нее сделать?

Вопрос 2.

Даже у Оси Бендера, человека с высокими, по нашим временам, морально-нравственными принципами (он даже чтил Уголовный Кодекс), екнуло сердце от вида беспризорных детей. У меня вопрос: если пять лет тому назад была объявлена „война с беспризорностью“, то почему беспризорников стало в разы больше? Если на это были выделены деньги, куда они делись? Почему у руководителей шести (!) министерств и ведомств, которых обязали заниматься этим вопросом, лица стали шире?

Кто приходится внуком Остапа Бендера? Имеют ли право родственники Ильфа и Петрова предъявить ему иск за нарушение авторских прав? Почему дети снова „слабое звено“?

Вопрос 3.

Сколько раз давал себе слово не смотреть на ночь телевизор! А тут, видать, бес попутал! Показывали „Освобождение“, не удержался, глянул одним глазком. И снится мне сон…

1943 год, в кабинет Сталина заходит Жуков. Худощавый, подтянутый, с хорошим канарским загаром на лице.

— Господин Президент, я только что узнал, что мы уже третий год ведем войну (а может, и все десять — не помню, занят был).

Сталин смотрит выжидающе.

— Благодаря моему умелому руководству, не боевые потери Вооруженных Сил впервые за все время существования нашей армии превзошли боевые потери.

Сталин не отвечает.

— Мне доложили, что Жаров, Андреев, Олейников, Крючков, Симонов, Райкин, Утесов и прочие „балалаечники“, не говоря уже о студентах институтов и университетов, до сих пор не призваны в армию. Как так получилось? Это мой не догляд. Исправлюсь!

Сталин молчит.

— Ради победы над общим врагом я готов пожертвовать даже собой! Предлагаю вступить в антигитлеровскую коалицию не при моей жизни!

— Ви бы мнэ, товарищ Жюков, что-нибудь приятное сказали.

— Сей секунд, Господин Президент! Я принял очень непростое для себя решение — не баллотироваться на XIX съезде ВКП(б) в Генеральные секретари. Я даже пообещал это вашему другу Рузвельту, не поленился, специально смотался.

— Вот за это, товарищ Жюков, спасибо от всего народа, я так думаю. Вибрости мелочи из головы, пайдем лучше на лыжах покатаемся…

Надо ли говорить, что проснулся я в холодном поту.

Вопрос: какую часть печально знаменитой 58 статьи мне бы инкриминировали в то время, если такого параграфа, как „антисоветские сновидения“ тогда не существовало? А если бы такой параграф существовал, то будучи уже в лагере, встречу ли я в следующем сновидении товарища Жюкова?

[Конец.]