Жаннета Шнайдер

Проза на вырванных страницах

Слово, как порошок аспирина,
оставляет привкус меди во рту.
О. Э. Мандельштам «Египетская марка»

Страница первая. «Неудавшееся домашнее бессмертие»

Не спеша перешагивает деления секундная стрелка, вслушиваясь в наш разговор и тщетно пытаясь что-то понять. Речь кажется бессвязной и бессмысленной для человека, непосвященного в подробности вещей. Здесь спокойно, тепло, плюс аромат кофе и обманчивое чувство уюта, защищенности от внезапных бурь и потрясений.

Снаружи пасмурно. Рука Создателя снова перебрала с палитры все оттенки серого и размазала их по стеклу, затушевав торопливых прохожих, проезжающие мимо машины и старые здания напротив…

Выпей горячего молока, если ты живешь со мной по соседству, неизвестно, что нового принесет песочное время в запечатанном конверте без обратного адреса, лишь с твоим именем и номером почтового ящика вдоль синих полос.

Завернувшись в клетчатый плед, я молча сижу с чашкой крепкого кофе, задумавшись, пуская сигаретный дым в потолок. Насколько реальна возможность вытащить из бесконечности призрака воображаемого мира? Существует пространство в виде тетрадного листа, время — в виде шариковой ручки и желание собрать, словно мозаику, свой собственный замок из разноцветных лоскутков фантазии и снов, из того, что быть должно… с хорошо прощупываемым пульсом, мое условие.

Предчувствую творчество, почти осязаю его плоть. Каким эпиграфом будет начинаться моя первая книга?

Опустим в мусорную корзину то, что когда-то принадлежало только нам. Умолчим о том, что было недосказано. Поэзия давно закодирована нашими предками, но тот, который скривил бледные губы в усмешке и, не вынимая сигареты изо рта, смотрит на тебя в упор, все равно претендует на гения. А художественная проза аморфна, она считает звезды и пьет душу чайными ложечками, как лекарство от простуды.

Спускаясь по грязной лестнице подъезда, я наговариваю на диктофон первое, что приходит в голову, говорю так, как будто ты рядом. Мой пессимизм заразителен, а мысли вслух — монолог, вырванный из контекста, страницы дневника, который ты читаешь с середины.

Пусть рассуждения абстрактны, расплывчаты и не всегда понятны, но их примет цветная ткань моей толстой, потрепанной тетради и еще, может быть, ты прочтешь, однажды вечером, коротая время в ожидании запаздывающей электрички.

Картонный скелет судьбы — затушеванные карандашом геометрические фигуры. Закономерность и последовательность, плюс воображение создателя, вот три составные правила вселенной, золотые опилки которой я прячу в кармане. А сердце — картонное, обтянутое вишневым бархатом — переполнено бесконечной тоской и оплакивает „неудавшееся домашнее бессмертие“…

Без грусти я сглотнула Вчера, как вишневую косточку, жадно запив ее молоком. А Сегодня завернула в шелестящую бумагу и теперь иду наугад по незнакомым улицам, не оборачиваясь, зная, что мне не придется возвращаться назад…

Страница вторая. На пуповине времени

Может быть, все, что нас окружает — это только мираж, иллюзия, сон или выдумка не выспавшегося человека… По какой формуле ты будешь доказывать обратное и зачем?

Плоть вывернулась наизнанку и трещит по швам — это дурной знак…

А жизнь продолжается, и мы цепляемся тонкими пальчиками за шлейф ее вечернего платья. Но кружево непрочно, обманчиво и в самый неподходящий момент вдруг разворачивается страницей вчерашней газеты в руках. Мы спешим, на ходу поправляя сбившуюся прическу, размазывая под глазами тушь, спотыкаясь и наступая кому-то на пятки, натыкаясь по близорукости своей на все существующие и воображаемые предметы.

Попробуй идти против ветра, когда он сбивает тебя с ног, то и дело, потешаясь над неуклюжими попытками наверстать давно упущенное время, вдруг из этого выйдет пара вразумительных поэтических строк и навсегда отобьет у тебя охоту, вскакивая по ночам, браться за чернила.

Какими словами покупаются воспоминания? И сколько еще предстоит сделать неверных шагов, чтобы коснуться знакомых, до боли обветренных губ? Спроси меня об этом и попробуй жевать звездное небо как жвачку, пить молоко тишины, словно сладкую воду, а после листать безликие будни, глотая горькие косточки лжи. Но это не спасет тебя от бессонницы, от фантомов утомительного дня и детских фантазий. Протяни руку и я скажу по линиям ладони твою судьбу…

Быть может, однажды всматриваясь вдаль, ты почувствуешь, как меняется направление ветра, вкус летнего дождя и даже собственный голос. А пока…

Как заманчиво строить воздушные замки, наделяя призраков плотью и пульсом, давая им шанс, которого сам был когда-то лишен…

Прошлое, о которое спотыкаешься, хватая воздух пересохшим ртом, из-за которого теряешь равновесие, и вкус к жизни, есть бесценное наше сокровище сквозь призму отстоявшегося времени, наложенного на него пласта слюды из настоящего и будущего.

Фиолетовый ангел ведет меня по коридорам лабиринтов и жизнь, подобно мгновению, измеряется выкуренной сигаретой на протяжении всего пути.

Каждый шаг — это жизнь, каждый шаг — это история, потяни за тонкий волос столетий, и миллионы судеб орехами посыплются в подол твоего платья, толкни скрипучую, завешанную паутиной дверь, и услышишь гулкий звук собственных шагов.

Из бесконечности за мной тянется ниточка — это пуповина времени, которая вскоре неизбежно порвется. Мозги плавятся компактными дисками, стираются архивные файлы долговременной памяти, дальше предстоит жить без прошлого, оглядываясь и упираясь в пустоту…

Перечитывая любимые книги при свете электрической лампы, подумай обо мне, перелей в граненый стакан вскипевшее звездное небо и, грея замерзшие руки, пей его маленькими глотками, чтобы хорошенько согреться и воскресить чужие воспоминания…

Перелистай пожелтевшие страницы дневников, свои старые записи, делая пометки на полях, потому что именно маргиналии впоследствии выпадут осадком к предисловиям и эпилогам. Не бойся, рви черновики, освобождая место давно не посещавшему вдохновению. Ночь расставит все по своим местам, исправит ошибки и отредактирует сырой материал, подразумевая в знаках препинания интонацию женского голоса. Тишина — это музыка, под которую пишется вечность. Прочти еще пару строк, и слова разбегутся по бумаге ртутными шариками…

2001 год