Григорий Тисецкий

Тени Парфенона

Мы тлеем в лучах Ориона.
И соль разъедает нам раны.
Вперед от теней Парфенона,
Искать и пророчить изъяны.

Вперед от образов мифов,
Лизать и клеить проблемы.
Душа, как пища для грифов,
Конечная точка на схеме.

Мы роем могилы под небом.
Гробы покрываем листвою.
Всю жизнь наполняем их хлебом,
Торгуя на рынке судьбою.

В шуфлятке памяти в морге,
Мы гордо считаем доходы.
Избитая совесть на торге,
В коленях помятой природы.

Атлантов, держащих своды,
Мы кормим раком и СПИДом.
И жизнь, принимавшая роды,
Дрожит с умоляющим видом.

* * *

Как с неба снять сияющее солнце,
И крепко сжав пришить к воротнику?
Через сетчатку глаз, в сознания оконце,
Кричать слова свободы на бегу.

Как отпечаток получить с ноги Титана,
И мерить с гордостью ботинки по нему?
Как маневрировать и избежать судьбы тарана,
Когда ты знаешь, что возможности в плену?

Как заключить немного ветра во флакон,
Чтоб птицей быть и вентилировать суб „Я“?
Когда безумно ты в себя влюблен,
Когда закрытости блестит броня?

Но как избавиться от жажды есть и пить,
Как усмирить желание глотать пенициллин?
Как откровенно честным перед криком быть,
Когда по жизни ты бредешь один?

Взрыв

Огромный взрыв случился в подсознании,
Смел волной все открытые строки.
Налилось сердце старанием,
Успеть все в короткие сроки.

И пронесся шум над Землею.
Понеслись осколки завета.
И вычерчивал я эти строки
В ожидании любого ответа.

Мои мысли не заняты мглою.
Где-то скрыто Вселенной сознание.
Все слова убитые мною,
Заключило оно в подсознание.

После взрыва стихла буря.
И почувствовал я дрожь Геи.
Сказал тогда глаза зажмуря:
Это было рождение идеи.

Духовный враг

Твой страх для него пища,
Твоя злость для него питье.
Волком он в душе твоей рыщет
Ища оправдание твое.

Он знает, где слабости скрыты.
Без проблем отворяет засов.
Для него все двери открыты.
Он — пожиратель девственных снов.

И главное не боятся себя
И сделать от пропасти шаг…

Вселенский блюз

Ракеты страстно рвутся в космос.
Поэты призывают муз.
И физик изучает осмос.
А я пою вселенский блюз.

Мой блюз — ответ на все невзгоды.
Мой блюз — эритроцит в крови.
Мой блюз разлили все те воды,
Которых выпить не смогли.

Мой блюз вгрызается в сознания,
Всецело проникает в слух.
Ведь буквы — путь к самопознанию,
Коль не сажаешь на них мух.

Ты встань на камень у причала,
Бесстрашно прыгни в океан.
Тогда поймешь, что есть начало,
К лечению всех душевных ран.

На глубине через мгновение,
Вселенский блюз найдет тебя.
И ты отбросишь то сомнение,
Что заставляло грызть себя.

Ты вынырнешь, смотря на небо,
И втянешь кислород в себя.
Откусишь часть познания хлеба.
Ты миновал рождение дня.

Теперь ты чист, как после стирки.
И больше не тревожит страх.
Ты снял с себя оковы, бирки,
Налет тревоги на зубах.

Ты собери всю силу в руки.
Пройди через владения муз.
И понесутся песни звуки,
Мы будем петь вселенский блюз.

Царь пустынной Тайны

Царь, я так долго не видел тебя,
Я приплелся как раненный волк.
Твоя тайна годами хранила меня,
Но вот пал вдохновения полк.

Посмотри на меня, я похож на бардак.
Разорвал меня хаос в клочки.
Ты скажи, неужели такой я дурак,
Чтоб к тебе без надежды прийти?

Я бежал от огня бушевавших костров,
И я спасся в объятиях песка.
Потом мирно блуждал в философии снов,
Ты убрал пистолет от виска.

Подарил мне тайну трещин земли,
И открыл глаза на восход.
И сказал, что со мной бы могли,
Твои воины выйти в поход.

И я стал полководцем пустынных полей.
Зажал сильно в руке немой страх.
Меня тайна несла к ложу черных морей,
Чтоб повергнуть сомнения в крах.

Но не прочен, не вечен союз со судьбой.
Договор с головой не имеет печати.
Постепенно терял рассудок я свой,
Постепенно шагал к безнадежности рати.

Но, вернувшись к тебе, я снова обрел
Мудрость песков и энергию ветра.
Меня внутренний голос к сознанию привел,
И я понял ответ у последнего метра.

Веяние утра

Вскрытое солнце чертой отделило
Образ от тени, лежавшей без дела.
С темного берега звезды все смыло,
Слегка передвинув багровое тело.

Без проблем третий глаз улавливал спектр
Лучей, отраженных в пелене размышлений.
Желтый фрукт направлял настроения вектор,
К месту скопления забытых мнений.

Это все, и море судьбы, омывавшее берег,
Создало впечатление радости в теле,
Понесло от огня внутривенных истерик,
Туда, где титаны шагают по мели.

* * *

Я резал страх на столе
Божественном, наполненном волей.
Какие-то звуки все время во мне,
Весь час говорили о роли.

Мой нож — орудие для немых языков,
Не успевших сказать, что хотели,
Средство от нудных помойных богов,
Много лет сидящих на мели.

Стол — поле битв забывших себя,
Где сквозь сон вытекают вопросы,
Где порой открывает объятия земля,
Когда память проводит допросы.

Где Август, откусив терпения часть,
Повернувшись лицом к недовольным,
Понял, что значит истории власть,
Понял, что значит быть вольным.

Нож и стол — гармония этого мира
Врезаются в стену великих начал,
Где гнили остатки сурового пира,
Где внутренний голос кричал…

Околесица

Околесица идет.
Безусловно, что-то было.
Все ненужное сойдет
И останутся чернила…

Чернила…