Автор: Майкл Макфол [Michael McFaul].
Книга: «Незаконченная революция в России: политическое смещение от Горбачева к Путину» [Russia's unfinished revolution: political change from Gorbachev to Putin]. Впервые опубликована в 2001 году. Перевод с английского Ильи Чалова.
Предисловие
Весной 1988 года я приехал в Москву, чтобы взять последние интервью для моей диссертации по революциям в южном регионе Африки. Из-за того, что я в основном интересовался международными факторами, оказывающими влияние на революционные процессы, я хотел встретиться с советскими учеными, работающими над этой же темой. Мой визит в Институт Африки той весной по большей части был неудачным. Агенты КГБ, замаскированные под главных научных сотрудников, всё равно не признались бы в своем участии в разжигании революции в Анголе, Зимбабве и ЮАР. Также они подозревали у меня скрытые мотивы, полагая, конечно, что я работаю на того же типа учреждение, что и они. Один настоящий ученый в Институте, Таня Краснопевцова, восприняла мои научные интересы серьезно. Вдали от угнетающих стен Института, в более безопасном пространстве на парковой скамейке у Патриаршего пруда Таня объяснила мне, что Советский Союз по уши в делах южного региона Африки. Когда она наконец поняла, что моя диссертация посвящена революциям, то подняла на смех выбранную мною ситуацию исследования. «Зачем изучать Анголу, когда революция полным ходом идет прямо здесь, в самой большой стране мира?»
Моя случайная встреча с Таней Краснопевцовой той весной оказала огромное влияние на путь, по которому пошло мое исследование и на то, чем я стал интересоваться в жизни. Она познакомила меня с двумя неряшливыми, сумасшедшими, романтичными революционерами, Юрием Скубко и Виктором Кузиным. В то время они оба были заняты созданием первой некоммунистической партии Советского Союза — «Демократического союза». Принципы, которыми они руководствовались, создавая эту партию, включали ликвидацию культа Ленина и создание многопартийной демократии — идеи настолько же радикальные, насколько и совершенно наивные для того времени. Тогда я не верил, что эти активисты «Демократического союза» имеют какие-то шансы на успех, но я был восхищен их силой духа и сочувствовал их целям. Во многом они напомнили мне моих друзей из Африканского национального конгресса (АНК), которые в то время были депортированы из ЮАР в Хараре, столицу Зимбабве. Несмотря на то, что они поддерживали взаимоисключающие идеи — одна группа защищала коммунизм, другая — капитализм — обе — и изгнанники АНК, и основатели «Демократического союза» имели смелость бросить вызов могущественным режимам во имя свободы, не считаясь с тем, что этот вызов нес значительный риск их личному благополучию. Целая флотилия черных «Волг» (излюбленное транспортное средство КГБ в то время), припаркованная поблизости от квартиры одного из активистов «Демократического союза», которого я посетил в 1988 году, служила суровым напоминанием о том, что борьба за свободу в Советском Союзе может продлиться также долго, как борьба за свободу в ЮАР.
Вдохновленный бесстрашием этих революционеров-антикоммунистов, я переориентировал свою личную жизнь и научную карьеру, чтобы изучать их борьбу. После нескольких кратких приездов в 1988, 1989 и 1990 годах я добился стипендии от «Совета по международным исследованиям и обменам» (IREX) для моих исследований в Москве в течение 1990-1991 учебного года. В моем заявлении было сказано, что я еду изучать позицию Советского Союза по отношению к Африке, но к ужасу моего научного руководителя в Московском государственном университете я занимался этой темой лишь несколько недель. (Я благодарен сотрудникам IREX, и особенно Лиз Маккеон, за их поддержку моих новых интересов в отличие от моих руководителей в Московском государственном университете.) Осенью 1990 года стало ясно, что Советский Союз и, в частности, Россия стали центром очередной революции в общественном устройстве, занявшей место в ряду других великих революций современной эпохи. Я знал тогда, как продолжаю верить в это и сегодня, что эта драма должна была стать одним из самых важных событий в истории двадцатого века, и что я получил ошеломляющую возможность занять зрительское место в первых рядах.
В тот год я встретил многих из тех, кто сыграл ведущие роли в этой книге. В течение последовавшего затем десятилетия я имел возможность встречаться, задавать вопросы и выпивать со многими из тех, кто творил историю в реальном времени, в то самое время, пока их революция разворачивалась. Именно осенью 1990 года я принял решение когда-нибудь написать книгу об этих событиях. Проживая в Москве во время вихря еженедельных уличных демонстраций, военных вторжений в Прибалтийские республики, пробуждения фашистских элементов и появления коммунистов новой волны, я понимал, что последняя точка в этой драме будет поставлена в отдаленном будущем. Поэтому вместо написания книги я работал вместе с Сергеем Марковым над публикацией серии интервью, взятых у ведущих политических фигур России того времени. Получившаяся в результате книга, названная «The Troubled Birth of Russian Democracy» [«Беспокойное рождение российской демократии»], должна была послужить источником сведений для будущих ученых, которые займутся изучением этой революции, в том числе и для меня. Более объективная, всеобъемлющая аналитическая оценка новой Русской революции должна была подождать до того, как мы получим ясное понимание, когда и чем эта революция закончится.
Десятью годами позже я всё еще продолжаю ждать эту решающую последнюю точку. Новые места работы, женитьба, отцовство и проекты других книг отсрочили публикацию этой книги на десятилетие, но главной причиной задержки стала затянувшаяся неопределённость с послереволюционной системой, складывающейся в России. При написании книги о переходе от коммунистического правления в России я хотел понимать, куда именно двигается российская политическая система. Через десять лет после крушения Советского Союза всё еще кажется, что делать вывод об этом пока рано.
Конечно, все великие социальные революции разворачивались десятилетия, а не месяцы или годы. Через десять лет после начала Войны за независимость США у Соединенных Штатов всё еще не было даже конституции. В 1799 году Франция еще находилась глубоко в хаосе революционных потрясений. В 1927 году Россия еще продолжала экспериментировать с рыночными методами; Сталин еще не захватил полного контроля. Даже десятилетия после того, как, казалось, эти революции закончились, принципы и установленные практики, выкованные во время революционного хаоса, разрушались. И наблюдателям, которые писали об этих важных событиях в то время, никогда не удавалось с достаточной точностью предсказать финальные результаты этих революций. В наше время политологи немногое прибавили к нашим предсказательным возможностям во время быстрых изменений в обществе. Именно поэтому эта книга оканчивается предупредительным замечанием, четко осведомляющим, что множество глав второй Русской революции еще остаются нераскрытыми.
Однако, многое уже произошло. Некоторые траектории понятны, факторы, которые могут изменить направление укрепления режима в постсоветской России, тоже можно определить. Они и есть цели этой книги. Эта книга не является отчетом обо всех изменениях во всех сферах, происходивших в Советском Союзе, а затем в России за последние пятнадцать лет. Скорее она фокусируется на одном аспекте революционного изменения — изменении в политической системе — точке отсчёта для анализа других преобразований. На языке современной политологии изменение режима — это зависимый фактор; как и другие преобразования, такие как территориальные изменения или экономические реформы, которые раскладываются на аспекты из независимых факторов, обсуждаемых в этой книге.
Моя основная идея разложена на независимые и зависимые факторы, она оживляется и направляется теоретическими дебатами в научной литературе, посвященными демократизации, изменениям в системе и, в меньшей мере, революциям. Цель была не просто проверить теории, разработанные другими, на примере различных ситуаций, но, фактически, разработать новую теорию с помощью анализа значимой ситуации в сравнительной перспективе. Однако, те, кто не увлекается этими теоретическими дебатами или слабо разбирается в сокровенных глубинах политологии, не должны паниковать. Хотя теоретические аргументы направляют исследование, организуют анализ, наполняют каждую главу, я нарочно старался сохранить повествование живым и свободным от наукообразного жаргона, особенно в главных исторических главах книги. С риском разочаровать всех я решил писать теоретическую книгу так, чтобы к тому же рассказать важную историю, потому что считаю, что между теорией и реальностью всегда существует значительная разница.
И последнее, эта книга может не иметь той степени задокументированности, которая нравится некоторым. В течение прошлого десятилетия я брал интервью у сотен и сотен российских политиков. Многие из них делились своими мыслями со мной множество раз на протяжении многих лет. Ограничения на объем книги позволили лишь части этих интервью появиться в сносках. Для каждого факта, который я узнавал в интервью, я пытался найти письменный источник. Однако, опять же из-за ограничений на объем, многие из этих с трудом найденных цитат пришлось вырезать, наряду почти со всей дополнительной литературой, ссылки на которую изначально наполняли моё исследование. Работы Арчи Брауна [Archie Brown], Джона Данлопа [John Dunlop], Стивена Фиша [Steven Fish], Джерри Хафа [Jerry Hough], Николая Петрова, Тома Ремингтона [Tom Remington] и Стива Смита [Steve Smith], и Майкла Урбана [Michael Urban] были особенно важны при написании этой книги. Для ученых с особым интересом к этому периоду: большинство записанных на пленку интервью, также как более длинные версии этой книги и документальные источники, цитируемые в них, в конце концов будут сданы на хранение в архивы Гуверовского института.
Конец предисловия
верстка — 28.07.2012