Подгоняемый темнотой, Нифжи вернулся к обломкам гранитной колонны, где стелились бурые кусты лааб-гу, и лег прямо на песок. Он лежал с широко раскрытыми глазами, вслушивался в великую тишину и наблюдал появление звезд.

Сначала их было немого, десяток-другой тусклых искр, будто в мглистом городском небе. Но долгие сумерки уступали ночи: звезды крупные и близкие, каких он не видел никогда, заполняли небо лишенной пределов пустыни. Зрелище было столь неправдоподобным, что Нифжи усомнился в его реальности. Звезды мерцали повсюду. Колючие ветви лааб-гу и черные трещины руин впитывали их свет, песок и застывший воздух слышали их голос. Все сливалось воедино. В какой-то миг Пространство, Время теряли смысл, превращались в понятия без величин, как придорожная пыль, сплетение травы. То вдруг великая пропасть разделяла все: Пространство разбегалось, и Время становилось уделом вечности. Но может, связь не терялась и тогда…

Нифжи не мог понять этого непростого закона. Блистательный лик вселенной опьянил его, словно истый свет прозревшего слепца. Поначалу охвативший восторг сменился страхом перед разверзнувшейся бездной бытия. Он лежал, хватая скрюченными пальцами песок, широко раскрыв глаза и страшась сорваться туда своим шатким рассудком.

Тайные знаки созвездий, камень у дороги и пучок прижухлой травы, — все летит сквозь Время. Только куда?

Где-то в просторах вселенной мчался “Великий удар”, разум которого — отражение человеческого, возведенного долгим опытом в неведомую степень. О чем размышляет он? С чем вернется назад?

Когда под чьими-то ногами захрустел песок, Нифжи даже не шевельнулся. Ведь он был так близко к ответу!

***

Асгеер Сабб стремглав ворвался в командный зал Центрального. Таким расторопным его еще не видел никто. Он перепрыгнул через ряд полуутопленных кресел и подскочил к пульту.

— Возвращается! — Подтвердил старший офицер.

— Не может быть! — Не веря своим глазам, Сабб уставился на экран. Там, в чаше рефлектора станции светилось, пульсировало элипсообразное облако. Его цвет менялся от фиолетового до рубиново-красного, иногда оно бросалось языками яркоцветных, стремительных выбросов, но они тут же затягивались ловушкой напряженных полей и, сжавшись в комок, гасли в стреле волновода.

— Может, это не он? — Полд Ши взглянул на индикацию. Став геером, он разучился читать быстрые потоки цифр и упрямо повторил — Ведь еще 214 дней!

— Он, — рассеял сомнения дежурный. — Это код “Великого удара”. Ошибка исключена.

Облако таяло, в его глубине яснее просматривался корпус корабля. Колючим отблеском выплыла антенна дальней связи, показались усеченные шары энергосистемы. Скоро туманный кокон исчез совсем. Корабль был реален до конца, экран строго выписывал его контуры и объем.

— Что бы это значило? У меня такое чувство, будто левая рука самой Шиар разыгрывает нас, — в иронии асгеера было нечто зловещее.

— Конечно, его не должно быть сейчас здесь. Когда видишь невероятное, начинаешь подозревать богов, — пробормотал кто-то из релятивистов. Остальные, словно во власти гипноза, молчали и без движений взирали на изображение “Великого удара”. И тут случилось еще одно “невероятное”: огромные глазницы маршевых дюз хлынули пламенем. Звездный скиталец содрогнулся и, опираясь на плазменный смерч, понесся прочь от станции.

По залу прокатился изумленный ропот. Геер Ши вскочил со своего места, ненормально вытянув шею, разразился ругательствами.

— Связь с ним! Скорее! — бросил Сабб замешкавшемуся дежурному.

— Есть! В подтверждение в левом углу пискнул сигнал подключения.

— Я — Главный! — выкрикнул асгеер. — Почему не выполняется программа?!

— Я — “Великий удар”. Не стоит волноваться, славный асгеер, программа выполнена лучшим образом. Я много работал… Так долго ждал этого дня! Встречайте же на “Космодроме-2”!

Все замерли. На табло настойчиво пульсировал и верещал сигнал правительственной связи.

— Он спятил! — Полд Ши оттолкнул кого-то из офицеров и, гневно тараща глаза, двинулся к старшему кибернетику. Тот сидел, поджав ноги, защищаясь звучным сопением.

— Я — Главный! Посадку запрещаю! Твои действия должны быть согласованны со схемами: “Подчинение 11315”, “Внимание 2236”, “Контроль 3142”. Немедленно вернись к основным схемам и выполняй последние пункты программы! — Сабб рванул воротник мундира, лицо его покрылось красными пятнами.

— Прошу прощения, асгеер, я исключил названные схемы, как бесполезные. Я нужен вам на планете. Разумнее будет сесть ближе к городу. Не беспокойтесь, я не доставлю неудобств. Все виды транспорта могут функционировать в прежнем режиме. Только постарайтесь избежать большого скопления людей: пока не сообщайте о месте посадки в информационных обзорах, — в голосе, в самой интонации “Великого удара” слышалось что-то очень человеческое, так не говорила ни одна машина, ни один рукотворный мозг. Саббу показалось, что этот голос давно ему знаком. Он взглянул на искаженное лицо Полда Ши, и тот на миг опередил его догадку:

— Нифжи Кост… Подлец! Он обставил нас!

— Он по-своему разыграл “кри-кри”. И виноват в этом ты! Его нельзя было убирать! — Безжалостный взгляд асгеера был равен приговору. Оставив Полда Ши, он повернулся к монитору. — Я — Главный! Посадка на планету невозможна! Твоя конструкция не предназначена для полета в атмосфере! Маневр аннигиляционными двигателями уничтожит город! Ты слышишь меня?!

— Разумеется. Связь устойчива. Особенности моей конструкции мне хорошо известны — я не разделяю ваших опасений.

— “Великий удар”, я — Главный! Поскольку отключены основные схемы, ты не способен принимать решения самостоятельно! Ты обязан подчинится приказам! Доложи готовность!

— Сожалею, асгеер, я не могу действовать лишь в ваших интересах. Существуют еще миллионы людей, которые не всегда и не во всем соглашаются с вами. Я долго анализировал исходную информацию. Извините за лирическое отступление: я успел стать душой каждого; я пережил смерть каждого и представил цену жизни. Поверьте, это тяжелый опыт, но он удался. Скоро вы сможете видеть плоды моих усилий.

— Что он говорит?! — не выдержал Полд Ши. — Он издевается или совершенно сумасшедший?!

— Сумасшедший, геер, интеллект которого, на много порядков превосходит наш с вами.

О, Нифжи Кост, со своей сентиментальной сказкой о душе! Он создал чудовище, а теперь смеется из занесенной песками могилы! — Сабб более не питал иллюзий: дальнейший диалог с этим исчадием разума был бесполезен. Ни он, ни кто-то другой не способен вернуть взбесившийся мозг в жесткие рамки прежней программы. Из темных глубин вселенной к ним приближался совсем не тот “Великий удар”.

Возможно, никто и никогда уже не узнает о метаморфозах, произошедших в его ячейках: не узнает ни о его мыслях, ни о целях, выкристаллизовавшихся другой реальностью за миллионы лет. В чудовище, идущем из тьмы, было что-то от мертвеца, вставшего из преисподней в облике почти знакомом и оттого, еще более жутком. Теперь не оставалось времени гадать, что означали слова слышавшиеся одним сталистой насмешкой машины, другим — проклятием Нифжи Коста.

— “Великий удар”, твой разум — всего лишь компьютер созданный человеком. Компьютер, неверно исполняющий программу, считается неисправным и подлежит уничтожению. Пока я не отдал приказ, у тебя есть возможность вернуться на станцию.

— Приказ теряет смысл, асгеер. Вы можете называть меня компьютером, но знаете — за этим стоит нечто большее. Я слишком ценен для вас и не могу позволить своего разрушения.

Сабб медлил. Спокойствие, но какое-то иное, возвращалось к нему. Он повернулся к коммуникатору правительственной связи и, отжав кнопку, оживил на экране семь взволнованных лиц.

— Ситуация выходит из-под контроля. Мы не можем позволить посадку — он сожжет город. Для себя я требую абсолютных полномочий, — с расстановкой произнес он.

— Мне с самого начала не нравился проект. Я говорил: это — игры сумасшедших. Вы подобрали дурную команду, Хеф Сабб! И сам были не лучшим!

— Вы представляете, как заговорят наблюдатели кодо?! Вы погубили не только проект! Под угрозой вся система Рамба! — взорвался Таджи Уб, вытянув руку, он выкрикивал что-то еще.

— Так, да или нет?! Время решать!