— Глоток воды на горячем песке…

Их губы встретились. Ее тело ослабело и ноги подкосились. Волосы разметались, смешались с шелковистой травой. Она не могла и не хотела сопротивляться его ласкам. Только, закрыв глаза, не слыша бессмысленных слов, все глубже тонула в безумном пламени.

Утром туман застлал долину реки, сонные сырые луга. Густая пелена, предвестница близящегося сезона дождей, сползла с гор, лениво слизывая ватными языками привычные краски. Было так уныло и серо кругом, что казалось солнечные дни уже не наступят.

Возвращаясь из Ану, Эвис брела, не разбирая дороги, ориентируясь на смутные силуэты холмов и рощу, скоро исчезнувшую во мгле. Она почему-то вспомнила о безымянном жертвенном камне пикритов, грубой столообразной глыбе порфира возле дороги к Арви. Вспомнила может потому, что там, слушая рассказ об известных скульптурах Ликса, впервые услышала имя — Данэ…

Вымокнув от обильной росы, Эвис подняла, увязала хитон на талии и высокие белые цветы гладили ее ноги. Собрав по пути букет лилий, украсив его причудливой ветвью игольчатого куста, она свернула к старому алтарю и, возложив приношение на круглом камне, некоторое время стояла, слушая блеянье овец, звон колокольчиков и звуки из далекого храма.

— Ты озарила Данэ. Ориест! Еще недавно никто бы не подумал, будто небесный закон-справедливость восстановит иноземка!

Хронавт обернулась на голос за спиной. Жрец Тога возник, словно призрак из мутной пелены. Черная мантия казалась чернее, а непроглядные глаза смеялись.

— Ты преследуешь меня даже ночью?! Это уже слишком! Зачем? — Эвис смело шагнула навстречу.

— Ты должна прийти в Дом Тога. Когда — мне все равно.

— Что нужно Тогу от меня?

— Нужно тебе. Ни для кого не секрет, зачем ты пришла. Ты получишь ответы на свои непростые вопросы. Я объясню немногое, но достаточно, — он тоже подошел к алтарю и положил рядом с цветами крупный кристалл кварца. — Да, достаточно! Большего не унести. И предупреждаю: за мое откровение придется платить.

— Платить?! — эта мысль показалась хронавту нелепой. Золото для аоттов не представляло большой ценности. Она подумала о миет-метской статуэтке, которая может была бы полезна жрецу, наконец о биорегенераторе — единственном полезном предмете среди ее вещей. За какое откровение и что мог потребовать от нее этот самый странный из всех людей, то и дело нежданно встречающийся на пути, проявляющий ничем необъяснимый интерес к ее поступкам?

— Разумеется, плата в тебе самой, — продолжил аттинец, угадав ее мысли. — Я позже назову цену. И обещаю, ты не разочаруешься: она смехотворна в сравнении с тем, что ты получишь.

— Сначала я узнаю, что мне предложит Ланатон…

— Мое имя Аманхор. Ты вспомнишь его уже скоро, когда хранители не оставят надежды. Придешь без провожатых, иначе чудесная сделка не состоится, — жрец повернулся и зашагал по тропе. Словно ворон он растаял в клочьях тумана.

Вернувшись к дому охотника, Эвис застала Грачева одного, — Хетти и Нейс провожали гостей, — он тесал древко дротика изогнутым ножом и бормотал излюбленные воинственные куплеты из “Моления Хифа”.

— Ты, как вестница Гекры: исчезаешь, появляешься печальной тенью — мол не ждите добра. Могла бы предупредить, уходя.

— Я не знала, что задержусь. Хотела уединиться, обдумать вчерашний разговор.

— И обдумывала целую ночь, забыв, что о тебе тоже думают. Кени снова наряжал вас утопленницами? Разыгрывали этот мерзкий спектакль?

— Я встретила Данэ… — Эвис отвела взгляд, терзаясь предстоящим объяснением. Солгать или умолчать она не могла.

— Значит, Данэ. Стоит несчастному скульптору на минуту покинуть дом, как он непременно встречает тебя. Днем, или глубокой ночью. Истинно невероятные совпадения! Мистика! Что же вы делали? Обсуждали какая форма больше угодит потомкам? Или как два невинных чада любовались друг другом, не рискуя зажечь свет?

— Мы любили друг друга. Да! Не смотри так! Я сама пожелала и не о чем не жалею.

По мере осознания ее слов лицо Грачева краснело от ярости. Он сжал ее запястье и вдавил сквозь зубы ругательство. Его значения хронавт почти не роняла, но все же испытала такую немилосердную боль, что из глаз потекли слезы. Она вырвала руку из железных пальцев, молча и гордо прошествовала в дом.

Бросив на Эвис тяжелый уничтожающий взгляд, Грачев снял со стены копье и направился в лес.

“Чего давно следовало ожидать”, — заключил он, вспоминая ее невыносимо фривольную манеру общения даже с мало знакомыми людьми. С Бамбукового города, а может еще с Аттлы он начал привыкать и пожалуй не замечать этого. Тогда мнилось, что за ее рискованной раскрепощенностью, непринужденной простотой присутствует вполне реальная грань, до которой она позволяет себе нравиться другим и быть в отношениях едва ли не чуть больше дружеских, но которую не по силам преодолеть никому. Грачеву это иногда импонировало. Он приходил в тихий восторг, когда хронавт осаждала незадачливых воспылавших чувством ловеласов одним пронзительным взглядом. Но теперь?!

“…пожелала сама, ни о чем не жалею!” — еще раз пережив ее слова, он прислонился к шершавому стволу сосны и представил, как она, ОНА! Целовала аотта, как ее гибкие ноги оплетали его, а губы шептали слова любви. Желчный ком заслонил место воздуху. Он хотел бежать к обидчику, схватить его, трясти изо всех сил и орать. Но тут же понял, что и слова не сможет произнести при виде улыбчивого измученного лица Данэ.

Постепенно здравый смысл возвращался к нему.

— Я не мальчишка. Не мальчишка, черт возьми, чтобы течь соплями по юбке! — произнес он и вонзил копье в землю. — Хватит играть роль бессменного любовника. Я воин, всего лишь увлекшийся сном. Я вызвался помочь ей, уберечь от всякой дряни. И сделаю это по чести. Вот так.

Скрестив ноги и шумно выдохнув, он сел на траву. Туман рассеивался. Виднелись клочья мутно-голубого неба. На скалистую вершину утеса упал солнечный свет. Грачев сидел, прикрыв глаза, вслушиваясь в свои мысли и чувства, отбирая приятные и изгонял низкие. Он вспомнил путешествие через Ильгодо, северные и южные горы, когда они были только вдвоем, и только двоим им светило солнце. Двоих манили звезды. Вспоминал он ушедшее без сожаления, с некоторой стоической покорностью, рассуждал о сегодняшнем дне и заглядывал вперед. Он подумывал, что не далек тот момент, когда им придется проститься навсегда. А это будет намного больнее, чем видеть ее в объятиях другого, но счастливую.

“Раз больнее”, — отметил он, — “значит я эгоист не до мозга костей. Просто слишком ею дорожу. Что ж, это понятно и приемлемо. Я все же сильный человек”. — последняя мысль прозвучала особо весомо и твердо.

Потом он встал, неторопливо очистил копье от липкой черной земли и зашагал к жилищу Хетти, с трудом подбирая слова под замутненные чувствами мысли.

— Жаль, что так… Прости, — Андрей положил возле ее руки три голубых цветка. Эвис смотрела на него с острым вкусом сожаления, не решаясь что-либо ответить.

— Ты вольна в своих поступках. Бесконечно вольна. Прости только за дурацкий взрыв.

— Если бы ты принял всем сердцем то, о чем говоришь. Ты увидел в моем распутстве какую-то преступную измену. Не надо так. Я никогда не обещала быть только твоей, как женщина. Да и не хорошо обещать то, чего не готова исполнить. В мое время люди научились не сгорать от ревности, а желать друг другу счастья.

— Пойдешь сегодня к нему?

— Нет. Я хочу быть с тобой. Грачев удовлетворенно кивнул.

— Верности в любви я не ждал, тем более от тебя. Плевать, что меня это бесит. Пройдет. Тебе тяжело со мной. С моими нормами, чуждыми принципами… Между нами пропасть лет. Я совсем другой. Быть может какой-нибудь кроманьонец в глазах тех же аоттов. Однако я властен над собой, и будь спокойна, до принципов собственника не опущусь. Ты слишком дорога мне. А я тебя часто считаю неразумной девчонкой. Об остальном умолчу, — он вложил ей в ладонь букет, потом легко поцеловал сжатые пальцы.

— Ты мой ангел-хранитель. За все, что ты сделал для меня, благодарность не может иметь границ. Я только клянусь быть тебе верной подругой во всем, до конца наших дней.

— О, да! В этом ты не изменишь. Что бы не случилось, мы крепкая команда, — он провел ладонью по ее волосам и щеке, привлек к себе. — Я счастлив днями проведенными с тобой. Если пресловутая статуя Данэ похожа на Эвис Русс — скажу: Вот лучшее, созданное людьми. Пусть нам завидуют боги.