— Я объясню…

— Нет, нет, — остановил хронавта обычным движением Хепр, — Мы сами узнаем, кто вы. За день перед Началом Луны, в Доме Пятой Сферы я угадаю ваше прошлое и предскажу вероятное будущее. Согласны прийти к этому сроку в Ланатон? Хорошо. Там станет ясно, какой ответ вам дать.

Старшие вскоре уснули. Кор, устроившись на шкурах, напротив пышущих жаром углей, распрашивал Грачева о последней охоте. Андрей отвечал односложно, вспоминая подробности неудавшегося диалога с посланцами Ланатона. Когда к ним присоединился Хетти, держа дымящуюся чащу в руке, беседа на ту же избитую тему потекла живее.

Разговор мужчин совсем утомил Эвис. Она вышла за порог. Кругом сверкали звезды. Теплый ветер приносил запах лугов, качал темную зелень деревьев. В эту минуту она решила идти в Ану. Хотелось бродить одной в ночи тропами вдоль сада и белых статуй. Увидеть, как на ровных гранях пирамиды Ликора серебрится лунный свет.

Неторопливо спускаясь к реке, она слышала журчание струй в камнях на перекате и голоса ночных птиц. Остановившись на берегу, Эвис долго глядела в черную воду, искала покоя, тихого, как плеск медленных волн. Но речи хранителей равнялись отказу и сердце стучало все чаще.

“Неужели гибель соарян, убийственные энергии, чуть не лишившие жизни Ардею, останутся страшной загадкой?!” — думала хронавт. — “Неужели ей не суждено приподнять завесу над черной тайной?! И то, что ждут от нее через много веков, то, чего там даже не подозревают забывшие об опасностях люди, она не сможет передать?”

Эвис содрогнулась при мысли о скрытой великой угрозе сил, неведомых родному миру, которые в одночасье могут явиться из космоса, со дна Атлантики, или злым чудом родиться из тонких сплетений гипербонзидового венка. Сняв диадему, хронавт держала ее в ладони, наблюдая, как блеск звездного неба вспыхивал и остывал на усыпанных колючими кристаллами изгибах. С каждым вздохом вспоминая пророчества аттлийских жрецов и слова хранителей, она все сильнее отождествляла украшение с символом неотвратимой беды. Потом, размахнувшись, бросила его на средину реки.

Воды приняли диадему беззвучно, как пустоту, как осколок немой тени. Однако, в двух мирах оставалось еще две Голубых Саламандры — подлинных, об истиной природе которых упорно молчала Аттина.

Идя широкой прямой дорогой, мимо темных мохнатых холмов и шеренги высоких деревьев, Эвис шептала: — “Я уговорю их сказать правду! Они поймут! Ради всего святого, они не могут ее скрыть! — от этого на душе становилось легче.

На возвышении багровым отблеском светился дворец Оху. Словно светляки в густой листве, мерцали огни у порталов домов в садах. В столь поздний час Ану еще не спал. Издалека, от колоннады, начинавшей каскад фонтанов, доносилась музыка и пение. И на берегу пруда, за воротами сада Меиды основалась компания из тех молодых людей, что дорожат каждой теплой ночью перед унылой порой Скеры. Под звуки флейт, переливы струн девушки кружились в танце, сначала медленном и томном. Рядом уже затевались азартные игры у костров. Легкий ветер будил веселье, приносил сладкий вкус любви.

Эвис задержалась у ограды и хотела присоединиться к ним, чтобы развеять угнетавшие ее мысли, отдаться простым забавам и не торопить рассвет, но, передумав, направилась к площади.

За святилищем Нидри, — как она и ожидала, — было тихо и безлюдно. Взойдя на ступени, хронавт поклонилась изображению Ликора и шагнула в темноту, чтобы лучше видеть строгий лик и стрелы обелисков внизу. Довольно долго, как помещенная в эдикулу статуя, она стояла без движений, принимая лишь лунный свет и тень великого, пока ее не отвлекла одинокая фигура у южной части мемориала. Человек опустился на плиты, объяв голову руками, будто в приступе мигрени, быстро заговорил. Был он один, молитва предназначалась Ликору.

Чтобы не слышать сокровенных слов, хронавт направилась к лестнице, следуя тени длинного нефа. Она уже поднялась наверх сооружения, бросила прощальный взгляд на изваяние, и тут узнала в полночном паломнике Данэ.

— Данэ!? — с радостным удивлением произнесла она. Скульптор встал, озираясь по сторонам.

— Данэ! — повторила Эвис.

Голос отражался от мраморных граней, звенел в лунном серебре. Аотту казалось, что его зовет хоровод нимф. Мистический восторг сковал его существо и недосказанная молитва застыла на губах. Даже когда Эвис вышла на освещенный пандус, стала спускаться навстречу, он узнал ее не сразу. Смотрел, обомлев, на божественное видение, радуясь, что тонкий эфир волей истинного творца преобразился именно так! Явился светлой невесомой формой, рассыпался чудными кольцами волос, сиял ясными глазами. Волшебный ореол мерещился аотту вокруг идущей к нему.

— О, Небо! — воскликнул Данэ, лишь Эвис коснулась его руки. — Я думал, я схожу с ума! Столько дней и ночей мучаюсь над недостижимым! Молю Ликора! Великий дух! Жду озарения! Но вот, объятая Луной, ты! Что ж теперь?! Только смеяться…

С широко раскрытыми глазами скульптор смотрел на бело-мраморные плиты, восходящие к арке, поднятой над нефом, словно волшебная дверь к синим звездам. Неровно дыша, беззвучно шевеля губами, он жил сейчас только образом, внезапно явившимся, встряхнувшем его, как мощный разряд электричества. Теперь он знал наперед каждое единожды верное движение резцом, долгожданное и необходимое. Через день или два таинство свершится — он чувствовал это так же ясно, как биение сорвавшегося с ритма сердца.

— Прости, если я отвлекла, — сказала хронавт. — Узнала тебя… просто не сдержалась.

— Отвлекла ли?! — аотт рассмеялся. — Небо послало тебя! Как Эю к умирающему Акти. Я просил маленькой подсказки, тлеющей искры, а увидел огонь. Божественный огонь! Через токи пространств, через века!

— Через века… — хронавт слегка пошатнулась. Он подхватил ее. Эвис с удивлением ощутила, сколько силы в его руках, будто держал ее не изнуренный мучительным поиском человек, а герой аттлийского эпоса.

— Скажи, я чем-то помогла тебе, Данэ? Что означают твои слова?

— То, что я сказал: Небо послало тебя! Моя молитва — крик, а потом ты из Луны и звезды вокруг. Будто лопнули цепи, томившие душу в могиле. Могиле бесплодных дней. Я целую пыль дороги, приведшей тебя сюда.

— Чем может угодить смертная бессмертному гению? Ты шутишь? Милый мастер, мне одной известна величина твоего замысла, вижу и цену которую ты платишь, — Эвис запустила пальцы в его кудри, нежно ласкала их. — Если бы я знала, как тебе помочь… Если бы эта ночь дала б тебе крылья!

— Счастливая ночь. — Принесенный тобой образ — чистый светлый восторг и в нем я нашел озарение. Все уже случилось. Как мотив Эам, летящий от светила к светилу, рождающий страстное смятение в душах. Нет, не боги — ты подарила мне бесценный миг…

— Данэ! Даже не думай так! Если действительно боги привели меня — они все еще следят за нами. И Ликор. И пронизанные праведным духом стены. Они не позволят мне обладать и каплей незаслуженной славы. Уйдем скорее. Твои дерзкие речи лучше слушать в другом месте.

Они миновали широкую пустынную улицу, холм с Домом Семи и, словно спасаясь от гнева святыни, оставшейся позади, спешили по тропе среди душистых кустов розмарина, пока не вышли к ручью.

— Ты права, — остановившись у воды, скульптор грустно улыбнулся и долго, как при первой встрече глядел на Эвис. — Нелегко меку было оберегать красавиц от притязаний своих коварных божеств. И много сохранилось печальных историй. Давно ли то было? Ты же прекраснее любого творения Ликса. Всех, кто жил до и после него, — он робко коснулся ее талии, ощущая под тонким хитоном волнующее тепло, совсем не похожее на холодную твердь самых изящных статуй.

Запах ее волос, блеск глаз пьянили медленно и неотвратимо. Эвис слышала стук его сердца, вымученное дыхание на шее, щеке, и знала, что это уже другие мучения, не имеющие ничего общего с теми, исходящими от губительного бессилия. Перед ней был другой человек, по-прежнему милый, но вдобавок полный жажды жизни. Его нежные прикосновения были приятны и пробуждали еще невнятное желание.

— Данэ, что ты хочешь от меня?

— Если бы я имел право на миг твоей любви… — он привлек ее к себе сильнее, ощущая сладостно-манящие линии ее тела.

— Я нужна, тебе? Нужна?