— Встречай, истязатель камня! — настоял Кени и бесцеремонно прошествовал в дом, набросил вымокшую одежду на бронзовый жезл, украшавший выступ стены. — Признайся: ты не знаешь этих людей? Конечно, они — те двое из далекой страны. Ну не стой же деревом — принеси теплые сухие плащи, хотя бы по куску грубого холста, коим ты укрываешь свои поделки. А я пока разведу очаг.

— Славный мастер, это я придумала навестить тебя, — стирая потеки синеватой краски с глаз, призналась Наир. — Дождь не остановил нас. Наверное, получится нескучный вечер. Радуйся же! Может ты, очарованный моим телом, изобразишь когда-нибудь и меня?

— Скоро дни слезливой Скеры — дожди холодны. А у меня есть хорошее вино: мы подогреем его и всем станет теплее, — говоря так, Данэ смотрел на Эвис, будто никого не существовало вокруг и, когда хронавт, польщенная неожиданным вниманием, улыбнулась, в нем осталось уже мало от прежнего человека, отрешенного от земных радостей.

Пока Хетти и Грачев возились с сырыми поленьями, расцепляя их тупым, крепким ножом и укладывая в зев большой печи, женщины убирали ужасно загрязненный стол, выбегая во двор, мыли посуду под потоками дождевой воды.

Кени, разостлав мохнатые козьи шкуры ближе к огню, создал достаточный уют. Скоро закипело вино, поплыл тонкий запах пряных трав и сладкий запах трещавших на жаровне каштанов.

Все устроились на полу за низким столиком, уставленным дымящимися чашками. Эвис пришлось снова рассказывать про путешествие от Аттлы. Впрочем, история, излагаемая хронавтом, каждый раз звучала по-новому, обогащенная теми или иными коллизиями в мире совершенно других понятий, передать которые во всей полноте за вечер было нельзя. Даже Хетти, знавший о тех приключениях больше других, слушал с прежним интересом. Снова предстали невообразимо огромные просторы с диковинными существами в непроходимых болотах, обилие различных зверей и птиц. Гигантские города и соперничающие между собой боги.

— Представь себе, Данэ, — сказал Кени, когда Эвис подвела итог и аотты молчаливо переживали услышанное, — далеко не все записано в книгах Ланатона. Земля и ее тайны не кончаются стенами Домов Сфер. К счастью, жизнь велика и отнюдь не прозрачна, как очищеный дождем воздух. Оставаясь так долго наедине с собой, ты позабыл об этом? Ты, наверное, не помнишь, что вино появилось в кувшине не из пустоты — его родят лозы, которые мы сажали с тобой, очищая почву от камней и сорных трав. Даже умному человеку легко потерять рассудок, если он перестанет ощущать под ногами землю и тянуться к солнцу. Мы все из семян одного дерева, расцветшего у начала времен. Мы навеки подобны ему. Разве не это старался передать Ликор?

— Кени, ты знаешь, как зреют плоды, почему они становятся сладкими и отчего их бывает мало. А я тоже ничего не забыл. Теперь, как никогда раньше, я чувствую сок, текущий от корней того первородного дерева. Я ясно вижу краски его соцветий и только прикрываю глаза, чтобы меня не опьянил восторг. Нужно закончить работу — потом с еще большей радостью я смогу ощущать вкус живописуемых тобой вин.

— Потом… Значит я не ошибся: ты болен. Если бы я не знал, что ты мастер — я бы, негодуя, издевался над твоей глупостью. Я бы показал тебе, как легко и вдохновенно творит Мэй. Однако, ты мастер или был им… Что это за работа, если она отвращает тебя от жизни?! Покажи ее — зачем скрывать? Или она до сих пор глыба мрамора, а ты стыдишься своей немощи? Ты, наверное, заперся от людей, чтобы не выдать своего бессилия.

— Покажи ее сейчас же! — потребовала Наир. — Убеди нас, что Кени злой болтун!

— Нет, — на лице ваятеля отразился мимолетный испуг. Он смочил горло вином, словно ища защиты, обвел комнату растерянным взором. — Наберитесь терпения. Не просите об этом. В ней почти не осталось камня, и именно сейчас я должен быть осторожен и строг.

— Данэ, оказывается ты умеешь истязать и людей! Что же за таинственное изваяние прячется в мастерской? Скажи, ты превзошел Ликса? Объясни хотя бы словами, если ты боишься, что наши глаза осквернят его.

— Пора смириться, Кени, — заговорил охотник, — Существуют таинства, куда нам не следует вмешиваться. Взгляд, одно невежественное слово могут испортить священный ритуал созидания, тогда в накладе останутся все: мир не увидит рождения чуда. Никогда и ничем не мешай работе творца — это так же греховно, как прервать беременность женщины.

— О, небо! Ты сравниваешь совсем не равные вещи! Жалею, что с нами нет Мэя — твой друг доступно бы объяснил, как полезен своевременный совет, да еще эмоциональное участие других людей.

Данэ безучастно смотрел на языки пламени за изгибами железной решетки, его не интересовал завязавшийся спор. На какое-то время он погружался в свои мечты — они не успокаивали, только обжигали. Пробуждаясь, он с удивлением обнаруживал гостей, сидящих вокруг и говорящих на прежнюю тему. Пытаясь понять суть длившейся беседы, скульптор схватывал отдельные фразы, хотя они слышались ему пустым бессмысленным звуком. Чаще его внимание привлекала женщина рядом с Наир. Он позволял себе вглядываться в красивое лицо, что-то искать в нем и, когда ее изумрудные глаза вдруг проникали в него, Данэ чувствовал покой, но необычный, хрупкий, вот-вот готовый сломаться страстным волнением.

— Только тонкий слой камня остался на ней, — сказал он в диссонанс речи Кени. — Я боюсь его касаться. Одно неловкое движение может необратимо изувечить ее: убить! А она должна родиться во всей прелести! Ты прав, Кени, я болен и немощен. Живу в бреду. Каждый день отнимает силы. Однако я уверен: не лишусь их раньше, чем работа будет завершена. В мучении, мольбе я жду: вот-вот блеснет божественный огонь и тогда я смело и верно сорву с нее остатки камня. Таинство свершится.

— Тогда мы придем радоваться вместе с тобой, — сказал Хетти. Я верю — это случится совсем скоро. Ты же знаешь, — мне удается иногда предрекать грядущее. Пусть не с точностью Хепра…

— Ты сбежал из Ланатона не без ничего, — рассмеялся Кени.

— Мы утомили Данэ. Дождь закончился — можно идти, — заметил охотник.

— Данэ, признайся, мы развлекли тебя? Разве тебе не понравился рассказ Эвис? Не можешь же ты, поэт волшебных форм, не восхищаться ею? — спрашивала Наир, трогая локоны, разбросанные по его плечам.

— Как жаль, что я разучился выражать чувства словами, — Данэ снова был в смятении: от него требовали невозможного. — Я благодарен. Может сегодня я видел ту искру, зачинающую небесное пламя. Я буду помнить этот день, ждать его продолжения, — поспешил ответить скульптор.

— О! Теперь мы смело покинем тебя, надеясь следующий раз застать в здравии!

Следом за Кени из-за стола поднялись остальные. Наир сокрушалась, что ее одежда, забытая вдали от очага, почти не высохла и хозяин пожертвовал тонкий шелковый плащ. Когда все собрались под портиком, он задержал Хетти на пороге и сказал: — Не сердись. Я действительно не в себе. Не позднее дня Тога я закончу свой труд, только нужен луч-камень. Знаешь, который мы находили у скал Ноафины? Самому мне трудно выбраться туда. Да и смогу ли я его добыть?

— Скоро он у тебя будет, — пообещал охотник.

По аттлийскому календарю (Эвис для удобства пользовалась им) близилось к концу 42-дневное Торжество Лои, за которым следовал сезон дождей. С северных морей, разлившихся между Гренландией и скованной льдами Европой, холодные муссоны принесут тяжкие тучи, и небо будет сечь дождями до самого Торжества Начала, когда Сверкающий Меч рассечет Время Океана, чтобы порядок повторился.

Но пока были теплые бархатистые ночи, полные чар жемчужной богини, стояли погожие дни. Солнце питало хрустальный воздух, золоченным теплом. Нуты и люди собирали урожай, последний в этом году, на удивление щедрый. Спешили завершить неотложные дела. Кругом царило мирное оживление, любовь и труд.

Приняв совет Кени и осторожную позицию Грачева, хронавт не спешила в Ланатон. Оставалось не так много времени до обряда сторожа Хорв, тогда здесь появятся посланцы священной долины и Эвис надеялась, что они не обойдут ее вниманием.

С посещением обители пикритов, Эвис не узнала ничего нового ни о Голубой Саламандре, ни тем более о таинственных энергиях, природу и губительные свойства которых она тщетно пыталась понять. Люди, жившие в архаичном укладе, не желали говорить что-либо, касающееся сакральных знаний Сфер, зато они охотно поведали легенды, незнакомые в Ану. Удивительным образом они сохранили предания, берущие начало, наверное, еще до Лабиринта. Эвис внимательно разбирала их, толковала по своему, очерчивая реальность. После общения с пикритами она уже иначе представляла раннюю историю Земли Облаков и, сквозь затвердевшие постулаты Ланатона, видела: в жизни аоттов еще присутствует лиричная и наивная мифология прошлой эпохи с грозными богами стихий, волшебными человекоподобными существами и загадочными меку.

Теперь хронавт начинала понимать, почему народ, преуспевший в знании, развивший точные науки и искусства, являет инфантильность в вопросах, казалось бы, более простых. Ей полюбились волнительные песни о ветрах, величии и могуществе гор, еще о тайнах звездного неба, памятные образами прежнего астрального культа. С доброй улыбкой хронавт забавлялась над незадачливыми исполнителями, порой не умеющими объяснить смысл того или иного стиха. Вызывая изумление, бралась толковать сама.