— Разумеется, нет. Для этого нужны такие же лаборатории, такие же мощности. В ближайшее десятилетие — исключено.

— В ваших банках данных специальной информации пятого и шестого порядка более тридцати процентов. Кто в первую очередь желал бы завладеть ей, в обход СБРЧ?

— Вероятно Азиатская коалиция, Китай, Бразилия. Но это уже политика.

— Да, политика. Больше нет соображений на этот счет? Физик пожал плечами, перевел апатичный взгляд к окну.

— Обратитесь к Леонарду Эзра. На этот счет с ним поговорить будет полезнее.

— Хорошо. А что лично вы думаете о практической стороне? О возможности, технической возможности внедрения плодов ваших исследований?

— Я реалист, господин Грачев, и не приемлю беспочвенную фантазию. Мы занимаемся серьезными фундаментальными проблемами, весьма далекими от инженерии, прикладных знаний вообще.

— И все же прошу, давайте дадим волю воображению, — твердо ставя слова, настоял Грачев. — Я тоже говорю о делах неигрушечных. Ваше мнение, даже ваша фантазия имеет большое значение.

— Зачастую реальность смелее самых безумных предположений. — Мюррей на минуту задумался, достал из яркой пачки сигарету и закурил. — Как я понял, господин Грачев, вы интересуйтесь не только, точнее, не столько работой службы охраны. Результаты исследований, возможно, станут крупной сенсацией. Но давайте не будем забегать вперед. Двадцать шестого мы проводим масштабный эксперимент, — его ждет весь научный мир. Что он даст? Принципиально новое знание с какими-то там небывалыми перспективами, живописуемыми в популярных журналах, приведет нас в тупик, либо откроет двери инферно, — я не берусь сейчас предрекать. Скороспелые выводы — категория глупая и опасная. Подождем назначенного дня. После — я к вашим услугам. Если это останется по-прежнему важным, мы попробуем спрогнозировать практический эффект. Вас устроит?

— Восемь дней подожду, и еще… Я не отниму много времени, — заверил Андрей, перехватив взгляд физика, возвращающийся к часам, — Кто такой Рон Гулид? Как бы вы охарактеризовали его с известных вам сторон?

Мюррей ответил не сразу. Нахмурившись, он затушил сигарету, старательно разминая ее о край позолоченной пепельницы.

— Прежде всего, человек на редкость порядочный. Человек большого ума, таланта. Его дальновидные идеи, стиль мышления, не раз восхищали меня. За недолгое время, которое я его знаю, он успел, пожалуй, больше, чем кто-либо. Если бы Рон того пожелал, то мог бы возглавить лабораторию Иоцетеро Або, но…

— Продолжайте.

— Я никогда глубоко не задумывался, почему он не делает карьеру. С непонятным удовольствием ведет скучноватую работу в информационно-аналитическом отделе. А я убежден: его потенциал, как ученого, премного выше. Конечно же, он любит независимость — часть ответа заключена в этом. Но главное — у него развито, утраченное многими чувство — совесть. Да, совесть, она теперь такая же редкость, как птицы в отравленных лесах Тофуа. Прошу прощения, господин Грачев, у меня неотложные дела.

— Последний вопрос, — Андрей поднялся следом за демонстрирующим недовольство физиком. — Скажите, у Гулида есть враги? Кто бы мог оговорить его? Не пожалеть времени и усилий, чтобы крепко подставить? Понимаете, что я имею в виду?

— Есть мелкие завистники. Вы трогаете тему… У меня нет ни желания, ни возможности об этом распространяться, пройдите в аналитический к Томасу Винсенту — он бывает откровенен.

За последние два дня Грачев проделал огромную работу, однако, с первым из обязательных рапортов Филипсу решил повременить. Он имел право тянуть еще день-другой. Из принятых версий все так же выделялась бредовая — третья, а ею делиться он не хотел пока ни с кем.

Под каким бы углом Грачев ни пытался взглянуть на Рона Гулида, напрашивался вывод: события связанные с этой фигурой крайне неправдоподобны. Вернее не укладываются в рамки нормального человеческого восприятия. Даже если отбросить историю с щупом и странную историю Приленского, которая подтверждалась, — все равно облик старшего аналитика центра окутан мистической мглой. Было совершенно неясно, как и почему эта личность, высшей степени одаренная, обладающая глубинными нетривиальными знаниями в новом разделе физики, математики и ряда узкоспециальных наук, проявила себя лишь в учреждении Мюррея, — до этого не значилась ни в одном крупном институте Земли. Невероятная плодовитость Гулида на симпатичные Мюррею идеи, при этом склонность пребывать где-то на задворках научного мира, были пронизаны каким-то тайным, ускользающим смыслом. Грачев не собирался верить в образ бескорыстного, напрочь лишенного тщеславия, гения и, не жалея сил, искал объяснений.

Из осторожных бесед с людьми, связанными с Гулидом, он извлек кое-какие любопытные факты, но наиболее важным стал последний разговор с Томасом Винсентом. На вопрос о странностях старшего аналитика, Винсент ответил: “Не припомню ничего подобного, господин Грачев. Впрочем, был один случай… Вряд ли он интересен для вас. Все же расскажу.

Нам дали четыре выходных, — готовили компьютерные программы для большой работы и, кажется, тестировали “Пи-600”. Четыре дня тогда были за счастье — нас редко так баловали и многие разъехались, чтобы провести время с пользой. Гулид, конечно, остался. Я знал это точно: ведь из-за него отказалась от поездки в Сидней Люси. В четверг… Нет, точно в пятницу, я зашел к нему с несколькими вопросами, — по своей забывчивости я не решил их накануне. Зашел, но дома его не застал.

Возвращаясь, я заглянул к Люси Белью. Удивительно: вопрос о Роне привел ее в бешенство. Она стала кричать, что не видела его со вчерашнего дня, будто он ее подло обманул и более она не желает видеть его вообще. Трудно передать поток ее слов, вырывавшихся сквозь слезы. Я не мог успокоить ее и поспешил уйти. В последующие два дня Гулид, ни для меня, ни для несчастной Люси, не объявился. Я не сказал об этом никому, хотя под конец сам сильно встревожился. Он появился в понедельник, опоздав на работу на целых три часа. Понимаете, господин Грачев!? Рон Гулид очень обязательный человек. К тому же он знал, что мы не можем запустить программу до его прихода!”

Грачев еще раз прокрутил фрагменты беседы с Винсентом, потом обозначил красным: 11, 12, 13, 14, 15 июня. “Где вы находились, мистер Гулид? Удивлены не только ваши сотрудники. Возможно, вы разъясните это сегодня”.

Отвернувшись от монитора, он пустился в размышления. По имевшейся информации, Гулид покидал остров только дважды: один раз — командировка в вычислительный центр Сиднея, другой — поездка на парад яхт в Окленд. Причем в Окленд его вытащила сама Люси Белью. Если за Гулидом кто-то стоял, то он обязан периодически выходить на контакт, а этого не наблюдалось. Почти всегда он был на виду — общительный и раскованный, словно лишенный всякого порока, истый сын Земли.

— Сын Земли, — повторил Грачев. — Он должен контактировать за пределами острова и, наверняка, делает это. Только откуда мне знать, как контактируют пришельцы! — Раздраженно отодвинув тяжелую бронзовую статуэтку, Андрей вернулся к коммуникатору, набрал код Пэрана. Едва на экране появилось его лицо, он выложил без предисловий:

— Нужны сведения о нарушениях охраняемой зоны изнутри. За последний год. Абсолютно все, Луи, даже если вы где-нибудь там сконфузились.