— А я видела, как ты проходил коридором левее, хотела остановить. Но уже у следующего разветвления поняла: ты все равно вернешься. Посмотри, это место всего на три хода дальше от того, где мы расстались. Твой путь оказался длиннее, но он твой и также верный.

Грачев был несколько раздосадован. Он блуждал так долго, женщина в который раз опередила его. В голосе Эвис, как всегда не было назидательных нот, в глазах и тени насмешки.

— Я сегодня неудачлив, — он улыбнулся. — Главное, мы от каменного компьютера получили два “да”. Это слишком похоже на “да” от Ликора. Мы у цели?

— Да.

Они пошли быстро, почти не задерживаясь перед изваяниями. Широкий проход, вбиравший в себя множество других, уже не был помечен знаками; он изгибался, круто уходил вниз. Через равные интервалы стен встречались неглубокие ниши с рельефами сказочных крылатых существ, купающихся детей, цветов, то чудовищ, вытягивающих змееподобные тела из воды. Андрей, несущий факел, спешил по скату вниз и Эвис не успевала рассмотреть древние изображения, по сюжету не похожие ни на один из знакомых эпосов страны аоттов. В них не чувствовалось ничего от образов Ликора, одновременно сквозило что-то яркое и трогательное.

Скоро спуск прекратился. То, что было впереди, могло повергнуть идущих в шок: путь преграждала стена, омываемая черной блестящей водой.

Грачев звучно выругался. Все еще не желая верить очевидному, он прошел по краю небольшого водоема, освещая темные углы, ощупывая стыки огромных базальтовых блоков.

— Тупик…

— О, бессердечные боги! Ее не должно быть здесь, этой стены! — Андрей повернулся к Эвис и видел, как присущая ей решимость тает в страхе, подобном тому, безысходному, что возник в ней, склонившейся над умиравшей Ардеей, когда Норн заговорил о таинственных энергиях жрецов Атта.

Сверху на них взирал лик премудрого аотта. Он несколько превосходил размерами те, которыми метили проходы, оставшиеся позади. И этот лик улыбался, как не мог улыбаться камень. Все же камень смеялся над ними беззвучно и жутко.

— Это еще не конец, — Андрей сбросил на пол мешок, пересчитал факела, — Клянусь, нам хватит на обратный путь. Я уверен. Ты сумеешь найти обратный путь.

— И потом…

— Потом вниз. Без всяких глупостей мы спустимся и поселимся в хижине Лонкэ. Нам нужно восстановить силы, еще раз вспомнить слова отшельника, переданные Арумом. Лабиринт не прост… Но у нас есть опыт, его глубокое осознание откроет двери. Поверь мне, милая. Нужно только выбраться отсюда. Скоро мы предпримем новый штурм.

— Не спеши. Почему мы оказались чужие? — Эвис взяла факел из его рук и укрепила в щели стены, с удивлением заметив налет сажи, чернивший свод. Кто-то и раньше останавливался здесь, может быть, также топя надежду в недвижимой воде подземного бассейна.

— “Знаки были вопросами” — мы давали ответы. Мерили мир из себя. Вроде бы все верно, — Грачев устало опустился на выступ базальта. — Все верно, — повторил он, — Или мера изменилась. Ну, нет. Легче считать, что ошибся Ликор. Не Бог же он, и похоже зря причислен к сонму святых… Потуши факел. Мне не нравится наблюдать, как сгорают наши шансы.

— Я хочу осмотреть рельефы в нишах, может быть подсказка там. Каждая деталь может иметь значение.

— Или все вокруг быть бессмысленным. Тысячи лет этому музею из камня и костей. Где гарантия, что его создатель дышал тем же воздухом? Думал и видел также, как мы?

— Мера — простые законы, пришедшие раньше людей. Они незыблемы. Это мы идем по серпантину тысячелетий, восходя или падая…

— И вот достижение: перед нами стена! — Андрей порывисто встал, шагнул к краю водоема. В темной, но прозрачной воде он различил ступени, самые обычные, какие должны были продлить их путь под улыбку каменного лица. Путь к тайне Голубой Саламандры.

— Тогда что за стеной?! — вопросил он, улыбаясь словно сам Ликор.

— Поднырнуть под стену! — воскликнула хронавт раньше, чем Грачев оценил ее проницательность. — Посвети мне. Держи факел над водой, — попросила она, снимая одежду. Одним толчком Эвис доплыла до плит, исчезла в глубине. Несколько следующих минут Андрею показались вечностью. Он с напряжением вглядывался в воду, подернутую рябью от тела ныряльщицы и считал каждый удар сердца. Когда же Эвис появилась вновь, в глазах ее был счастливый блеск.

— Собирайся, — сказала она. — Там слишком темно, но я разглядела лестницу наверх. Откуда-то проникает свет.

Вдохновленный открытием хронавта, Грачев вытряхнул из кожаного мешка ненужные больше факела, сложил туда одежду Эвис и туго увязал скудный багаж шнурком.

— Здесь глубоко, — предупредила она. Всплыв по ту сторону стены, Андрей в первый миг не мог определиться: где он? Его окружала холодная, черная, как небытие, вода. Он шумно ловил ртом такой же черный воздух, размахивал руками, но, оглушенный глубиной, не слышал плеска. Пространство словно свернулось, исчезло в никуда, пока не ощутил он теплого тела Эвис. Постепенно Андрей различил слабый свет, падающий от извилистого разлома вверху, грубые стены и крутые ступени, взбиравшиеся от водной ловушки к узкой террасе.

— Эти аотты жестокие и бесчестные люди, — выбравшись на парапет, Грачев принялся выжимать тунику. — Во всех свидетельствах упоминается только о трех этапах: Скала, Лабиринт, Тог. Если бы не счастливый случай, мы бы так и остались в неведении, что центральный проход может оказаться затоплен. Это не по правилам. Будет нехорошо, если в качестве внепланового испытания нам еще на голову свалится многотонная плита.

— Мы сами виноваты. Стоило внимательно осмотреть те рельефы. Идем.

Хотя глаза привыкли к темноте, подниматься приходилось почти на ощупь. За изгибом террасы стало светлее. Там начинался ряд небольших прорезей, пронизывающих стену насквозь. Красноватый мерцающий свет, исходящий из них, рассекал тьму, как распростертые пальцы огненного демона. На площадке перед высоким порталом Эвис остановилась. Ворота из черной бронзы служили входом в Дом Тога со стороны Лабиринта. Они же являли изображения лица Ликора, судя по манере исполнения, отлитое многим позже его смерти. При огромных размерах линии изображения были подчеркнуто строги, даже схематичны.

— “Слава текущим в русле от Хорв. Вы у другого берега. Так взойдите. Сердцем звонко стучитесь. Железо и камень отбросив, огнем сжигающим не пылайте. Станьте открыто, если нечего скрыть. Свое отражение смело отдайте взгляду из звезд. Берег счастливый рад лунам и пылким светилам…” — читала хронавт, с трудом разбирая древнюю калиграмму, высеченную на дуге портала.

— Сердце — слишком мягкий инструмент, чтобы отомкнуть эту дверь, — сказал Грачев, когда Эвис окончила чтение, но все еще глядела на замысловатые сплетения знаков, размышляя над смыслом послания. Андрей подошел к цепи, свисавшей из отверстия в стене, с силой потянул ее на себя. За воротами раздался мощный звон гонга. Тяжелый металлический звук растаял, и Грачев с Эвис еще долго стояли в ожидании дальнейших событий.

— Светает, — заметил Андрей.

Сквозь трещину в многометровой толще скалы проступали розовеющие клочки неба. Подняв голову, Эвис глубоко вздохнула. Казалось, нежные оттенки рассвета она видела так давно, будто даже отвыкла думать, что кроме мрачного подземного царства есть нечто легче, выше, светлее.

— Неизвестно, сколько нас продержат здесь, — прервал ее мысли Грачев. — Я слышал, Тог страшен. Может, следует вздремнуть перед грядущим кошмаром.

Он сел, опираясь на ствол колонны. Эвис устроилась рядом, положив голову ему на грудь. Их мысли постоянно обращались по ту сторону закрытых ворот. Волнение было велико и сон не приходил.

Видимое через узкую трещину небо стало ярко-синим, когда скрипнули неизвестные механизмы, металлическая плита поползла в сторону. Эвис и Грачев мгновенно встали и затаив дыхание, наблюдали как открывался огромный зал. Галереи, вырубленные в стене, опоясывали его в несколько ярусов. Ряд суровых изваяний, поднимавшихся по гранитной лестнице, расчерченные глубокими каннелюрами колонны и красно-черные фризы — все это создавало атмосферу скорбного торжества.

На постаментах, возвышавшихся до второго яруса, в широких чашах горел огонь. Яркий свет бронзовые зеркала фокусировали на семь площадок внизу так точно, что остальная часть просторного зала лежала в полумраке. Поправив в волосах Голубую Саламандру, Эвис вошла за Грачевым в освещенный круг. После тьмы Лабиринта потоки света, отраженного зеркалами, ослепляли. Прошло некоторое время, пока хронавт разглядела, что с галерей на них смотрят люди. Собравшихся было немного: тридцать, может сорок. Несколько в длинных мантиях недвижимо стояли внизу за ограждением железных столбов, наверно являясь служителями храма. Другие, в легких одеждах, похожих на аттлийские, или в повязках, скрывающих бедра, расположились над уровнем пылающих чаш, негромко переговариваясь.

Может, из-за обманчивого от мерцающих огней расстояния, необычной акустики зала, движения фигур и монотонный ропот были неестественными, как отражение сна. Эвис казалось, будто она по-прежнему в мертвом подземелье, а вокруг декорация, далекая от теплого мира людей. Грачев же испытывал другое чувство. Под прицелом внимательных взглядов он ощутил себя совершенно голым. Не потому что был в мокрой разорванной тунике; предстать перед толпой любопытных он не ожидал и теперь представлял себя жалким шутом на арене, где лики зрителей вот-вот исказятся гримасами смеха.