— Стой! — вдруг сказал Грачев. От долгой, быстрой ходьбы сердце учащенно билось, по шее и щекам стекал грязный пот.

— Стой. С нами какой-то психоз. Куда мы бежим? Мы прошли уже много. Слишком много! Но где разгадка?! Мы попросту блуждаем вправо, то влево, ходим хвостом друг за другом. Так милая, не пойдет, — он снял из-за плеч мешок, наполовину полегчавший, устало прислонился к стене. Ее хладная сырость приятно остужала спину, с тем, казалось, остывает и сознание.

Впереди опять встречало семь ликов. На этот раз все они выглядели одинаково скорбно. Эвис, будто не услышав слов Грачева, взяв факел, расхаживала в вычерченном круге. Ее длинная тень плясала на полу.

— А знаешь, в них ритм, — заметил Андрей. — Клянусь, после оставшихся позади, в них есть странный ритм, наверное его можно назвать: ритм склонностей к чему-либо. Далекого от страстей, такого тихого магнетизма привязанностей. Боюсь я даже видел стремление в пустоту. Ну скажи! Ты же умница. Ты все держишь в голове. Не удивлюсь, если ты запомнила здесь каждый поворот.

— Нет. Я шла за тобой, а ты за мной.

— Тогда, здесь еще война. Война с тенью и в самом себе. Я был неплохим бойцом, но уже выдыхаюсь. Казалось, один миг и я наконец пойму, куда клонит хитрец — Ликор. Но миг ускользает, как сновидение… Остановить его так же трудно, как заставить себя не дышать.

— Мне знакомо это чувство. Нетерпеливых оно может вывести из себя, — спокойный, глубокий взгляд зеленых глаз был гипнотическим. Хронавт вернулась к Грачеву и вручила ему факел.

— Неужели ты думаешь, что мы слепо блуждаем? — продолжала она. — Вспомни надпись, высеченную на портале.

— И что там? “Добро пожаловать”?

— Я упустила: ты не знаком с древним письмом аоттов. Там написано “Идите куда хочется”. Или лучше калиграмму толковать как “идите, как течет вода”. То есть: по течению собственных чувств, куда влекут знаки. Повторю тебе знакомое. В каждом из нас есть глубокое, ставшее бессознательным, стремление к гармонии, красоте, совершенству. Бессознательное неприятие отвратительного. Без лишних размышлений человек знает, что боль — это больно, а запахи многих цветов — приятны. Нет смысла продолжать ряд этих, вдруг пришедших мне на ум, неравновесных категорий — ты понял. Существует подсознательная платформа, с которой личность воспринимает окружающий мир. Естественно, она непостоянна — время и опыт вносят изменения. Мы шли не слепо. Просто на другом уровне сознания, где не бывает лжи. Ты зря ждал откровения от Ликора; смысл его знаков слишком объемен. По замыслу аотта, образ быстрее и сильнее возможных рассуждений. Говорят, идущий или сразу находит свой путь, или не находит никогда.

— То есть следует отбросить здравый смысл, довериться интуиции? Предстать перед духом древнего мудреца нагим, без спасительной оболочки демагогии, в момент, когда кости брошены, а учиться каяться поздно. Жестокий тест. И, возможно, даже справедливый. Только я не хочу оказаться в шкуре не справившегося с ним. Смотри, — Андрей обратил внимание на свод, освещая причудливые каменные наросты, гроздьями свисавшие сверху. — Это сталактиты.

— Мне известно.

— А теперь ты не поняла. Это означает — зал сей нерукотворен. Мы в русле естественной пещеры, существовавшей задолго до премудрых деяний аоттов. Вряд ли это единичная случайная полость среди гор. Скорее, мы на верном пути — выход близок, — Грачев довольно улыбнулся и привлек Эвис к себе, разглядывая ее лицо. — Признавайся, ты изначально знала дорогу? Ты была уверена — Лабиринт нас не остановит?! Так?

— Нет.

— Если вести счет от Аттлы, ты соврала мне четыре раза. Теперь пятый. Не слишком ли много для красивой и честной женщины?

— Ты фантазер, весь пропитанный уксусом подозрений, — Эвис рассмеялась.

Голубая Саламандра оплетала ее волосы тонким венком света звезд. Свет жизни земной и небесной излучали глаза. Как нелепо было видеть ее, равную весне, в мрачной, подобной гробнице, пещере! Долго с великим наслаждением Грачев зрел тайну в ее лице. Тайну, которую доступно лишь созерцать, а познать возможно, наверное, только малую каплю, сколько бы испито их не было. Как прост вдруг показался замысел Ликора!

— Да, да! Наш опыт за гранью сиюминутных размышлений и есть поводырь. Неосознанное влечение с самого первого взгляда, значит гораздо больше, чем мы думаем, — согласился Андрей.

— Если так — мой коридор четвертый.

— Зажги факел еще. Я выбираю другой. Мы до сих пор повторяли ошибки друг друга.

Андрей медлил.

— Встретимся впереди…

— Или вернемся сюда.

Хронавт ушла. Он разглядывал избранный ею знак. Лицо выражавшее меньше аскетизма, чем соседнее. Язык линий тише, ровнее, без узлов напряжения. Но в сглаженных, даже мягких чертах скрывалась энергия неизвестная, непредсказуемая и пламенная в страсти. Там же, казалось, поселился некий порок, или наоборот, при должном внимании, то становилось достоинством.

— Как пожелаешь принять, — заключил Грачев и зашагал своею дорогой. На поворотах он оставлял отметины огарком факела. А позже решил, что мазки сажей ему уже не пригодятся. Им овладело чувство уверенности в себе и необычный душевный подъем, какой бывает у мастера, завершающего славный труд, да, наверное, еще от счастливого блаженства первой любви.

— Хитрец, я расшифровал твои письмена. Мудрые письмена формой и тенью — шептал он под изваяниями, отныне воспринимая череду знаков, как забавную игру. Словно захваченный азартом игрок, он шел короткими и длинными ходами, предвкушая победу.

— Хитрец — Ликор, ты целил в самое сердце! Неужели души нерожденных были прозрачны для тебя?! И сколько же их погубил твой взгляд из камня за тысячи лет?! Скольким ты открыл новую жизнь?!

Пламя полыхнуло. И иссякло. Андрей вновь извлек огонь и тут вспомнил об Эвис. Она взяла два факела, сделанных в хижине Лонкэ из подручных материалов и недолго горящих. Если он не найдет хронавта достаточно скоро — она останется в темноте. Эта мысль была как потек ледяной воды, внезапно обрушившейся на него. Круг влекущих образов мгновенно лопнул, разлетелся в небытие и Грачев содрогнулся, представив Эвис, бредущую в душной липкой тьме наедине с немым проклятием аотта… Он хотел бежать назад, но с равным успехом хронавта можно искать и впереди, в любой части бесконечной сети туннелей.

— О, глупец, ввязавшийся в бездумное соперничество! — воскликнул он. — Что со мной?! Или я — уже не я? Сумасшедший мальчишка, куражащийся перед собственной тенью! — Он повернулся к изваянию, бывшему за спиной, закрыл глаза, мысленно воскрешая обратный путь и скоро понял, что вернуться в короткий срок невозможно. Андрей многие годы тренировал выдержку, умение не делать опрометчивых шагов в минуты испытаний и в этом преуспел. Но сегодня будто бы кто-то зло разыгрывал его.

— Ты глумишься надо мной?! Укажи к ней путь или я успею изуродовать не одну твою маску! — воскликнул он, обращаясь к духу Ликора и хватая рукоять меча. Слова, как тяжелый камнепад, прокатились по темным коридорам.

— …твою маску… — отозвалось неестественно запоздавшее эхо. Послышались какие-то звуки еще. Грачев насторожился, сильнее сжимая холодную сталь. Конечно, он не верил нелепым рассказам горцев, увещавших, будто души погибших в Лабиринте остаются там навеки и, являясь завистливыми, беспощадными от долгих лет одиночества призраками, губят удачливых. Однако Андрей допускал, что запутанные ходы не единственное ухищрение аоттов. Он, к тому же, не представлял, где и в каком обличии подстерегает путников Тог. За дверями? Но за какими? Легче было думать, что мрачные рассказы имьяхийцев — вымысел. И все же: а вдруг!

— Меч тверже камня. Не шути Ликор! — громко произнес он, когда тишина стала невыносима.

— Ступай беззлобно. У тебя есть время… — послышалось из чрева горы. Тут Грачев узнал голос Эвис, как она ни пыталась его изменить.

Он бросился в соседний проход, наткнулся на стену, избрал новый путь. И, наконец, золотистый отблеск факела хронавта замаячил впереди.

— Дурацкий эксперимент. Мы не имеем права разлучаться. Я пережил настоящий кошмар — признал Андрей.

— Неужели? Бесстрашный муж поверил, что говорит с создателем Лабиринта? — Эвис, смеясь, стирала сажу с его щетинистого подбородка.

— Я вспомнил, что ты скоро останешься без огня. Мы едва не потеряли друг друга.