Они поднимались дорогой, которой недавно шел Арум. Сотни, может тысячи до него прошли здесь — кто с жаждой величия, другие в поисках великого откровения. Но было ли то сокровенное знание под облаками? Неужели за века не стекло оно ручьем с гор?! Не разнеслось по всей Аттине дыханием ветра? Или действительно слова Истины звучали не раз, а люди слышали лишь жалкие обрывки? Которые шептали потом дрожащими губами в храмах. Однако эхо, верно, не принадлежит истоку, как и брызги потока, что сохнут на камнях. Наверное, прав был Тарг, говоря: “…есть знания, обладать которыми дозволено только мертвым”. Прав был и Грачев, утверждавший: “…посвященный не спешит открыться, пусть даже доверяя”.

Горы вставали вокруг, упирались вершинами в небо. По ночам острые пики обнимали синие звезды, и ветра с севера пахли не соснами, но их ветви они качали. Здесь земля соединялась со Вселенной. Прекрасным и незыблемым казался этот союз, полный величия, чистоты и холода. Эвис жалась к Грачеву телом на ночлегах, в разломах скал или гроте. Он старался согреть ее лаской, словами. Хотя она редко слушала шепот его губ на своей щеке. Чаще она размышляла, как снова они далеки от мира людей и как мелочна, мимолетна человеческая суета перед гордым забвением гор, воздвигнутым к звездам.

Впрочем, эти вершины когда-то уйдут под воду. Океан сомкнется над ними, а люди по-прежнему будут. Будут славить и убивать великих, будут жить. Только единицы зададутся вопросом: а куда ведет эта цепь превращений, где мертвое и живое в сущности равно? Мнящие себя мудрецами ответят… каждый по-разному. Так будет еще многие тысячи лет.

Ей снились знаки в чертогах Атта. Миет-Мет, то вдруг отец и мать, которые когда-нибудь родятся. Тогда она плакала во сне.

Днем путешественники двигались к перевалу, уже заметному с трехкилометровой высоты, как тело поверженного гиганта, черного в бурых потеках расселин. Проводники давно оставили их, ибо горцам был дурной знак: орел, наткнувшийся на скалу, упал замертво. Каждый знал — такое лишь от бога. С имьяхийцами пришлось оставить и лошадей, они становились обузой на крутых узких тропах.

Дальше шли, обученные приметам и по карте, что, расставаясь, старик вывел крашенным воском на лоскуте кожи. Когда под вечер показалась хижина умершего отшельника — они поняли, что цель достигнута.

Жилище Лонкэ из стволов молодых сосен, камней с глиной сейчас представлялось дворцом. Эвис разожгла очаг и начала готовить факела, наматывая пропитанные жиром и смолой волокна на тесаные палки. Андрей бродил по округе, надеясь добыть свежее мясо. Следующий день обещал стать трудным, возможно последним для кого-то из них. Но ночь опустилась быстро, как всегда в горах: охотник вернулся ни с чем.

Они ели соленый сыр, черствые лепешки с медом, запивали водой из ручья и вспоминали рассказ о Лонкэ. В этот час над высотой, где Арум предал тело отшельника огню, светила Луна. Казалось, над соснами в серебряном потоке парит дух аотта, что голос его напутствует души идущих. И было тихо. Слышалось, как звенит водопад у начала страны аоттов. Они долго не спали, а уже с рассветом двинулись по ущелью.

Едва край Солнца сверкнул меж зубьев хребта, пред ними предстала Земля Облаков. После отлогого подъема, загроможденного каменными пестами, вставала неприступная стена скал. На северо-востоке она будто смыкалась с горами, чьи вершины венчали снега. На западе терялась в розовой мгле. Еще от ворот ущелья было видно крохотное пятнышко пещеры, которая должна принять или отвергнуть. Правее с сатанинским грохотом срывалась река, и бурлило, вымытое в тверди горы, озеро. Зрелище представлялось красивым и страшным, как и все необъяснимое могущество природы в глазах человека.

Путники подошли к основанию стены, задрав головы, долго смотрели вверх. Вскарабкавшись на базальтовую плиту, Грачев изучал путь к пещере. Он оценивал выступы, крутизну подъема и лицо его мрачнело.

— Ты понимаешь, что эта затея практически неосуществима? — спросил он, строго глядя на хронавта. — Перед нами совсем другая скала. Те, отвесные с виду препятствия, что мы одолевали на склонах Маангок, в сравнении с этим просто удобные лестницы. Взобраться сюда и с альпинистским снаряжением нелегкий труд. У нас нет даже веревки! — Андрей выругался, вспоминая, как переправляясь через реку, они потеряли добротный жгут из прочной кожи, унаследованный от имьяхийцев, — Умнее остановиться здесь на день-другой и что-нибудь придумать.

— Мы зря потратим время, ожидая неизвестно чего. Вокруг нет ничего подходящего, чтобы нам помогло. Ты же знаешь, скала кажется гладкой и отвесной только снизу, но когда начинаешь на нее лезть, руки и ноги сами находят опору. Арум поднимался сюда без каких-либо хитростей, полагаясь на себя. Почему нам не сравниться с аттлийцем? Ты ловок и силен.

— А ты смела и безрассудна. Посмотри на эти переломанные кости. Их тоже вела вера в свои силы. Дай руку! Грачев втянул ее на плиту. Теперь она тоже видела раздробленные скелеты погибших на первой ступени к Земле Облаков. Их было много, брошенных на века без погребения. Эвис с ужасом смотрела на непривычную панораму. Рев водопада слышался ей, словно стенанья обезумевшего от горя Хифа. Держа за руку Грачева, она прочитала печальные строки из известного аттлийского эпоса.

— Подумай еще раз, — сказал Грачев, — Силы следует оценивать верно. Через несколько шагов вверх я тебе уже не смогу помочь. Уставшее тело становится непослушным, одна ошибка — и даже всемогущий биорегенератор не реанимирует тебя.

— Хочешь напугать меня? Не надо. Лучше ответь: ты сможешь подняться к пещере путем Арума?

— Да, — глухо ответил Грачев.

— Тогда идем. Зачем чего-то ждать среди мертвых камней, скорбеть рядом с останками несчастных? Я никогда не отставала от тебя. На горных кручах, где ноги уже не шли… По краю пропасти, ползком в снегах на том высоком перевале… Разве я не достойная спутница сильному духом и телом?!

— Ты смела и неутомима. На земле не найдется мужчины, не готового к подвигам ради тебя. Я тоже готов. Беда в том, что тебе придется играть со смертью вместе со мной. Ну так идем. Если решение принято — поздно взвешивать шансы. Требуется верить.

Они направились к скале. Между огромных глыб зловеще желтели человеческие кости. Их укрывали истлевшие лохмотья. На черепах, зарывшихся в осколки камней, паутиной шевелились клочья волос.

“Вот начало перехода к заповедной стране. Трудное начало. Каков будет конец? Что нужно было идущим сюда? Среди людей есть существа, которым противен покой. За миг сумасшедшей жизни они платят любую цену”, — размышлял Грачев. Внезапно он остановился и повернул к трещине, поросшей редкой травой. Там лежала еще одна жертва скалы. Необычно, что ею оказалась женщина, погибшая, наверное, немногим более года назад. Шитая золотом ткань укрывала ее голову. Истлевшие руки окольцовывали браслеты с хризолитами.

— Откуда она? — Грачев потрогал палкой останки. — Смотри же! У тебя интерес к свежей истории равен отвращению? На ней мемфийский наряд. Похоже, она при жизни была богата и одержима. Ведь здесь не место нормальным женщинам. Откуда же она?

— Не знаю! Не тронь ее! — Эвис отступила назад, сжав губы, отвернулась, — Может она шла за возлюбленным… Этого уже никто не узнает.

— Пусть ее тайна будет погребена с ней, — он срубил ветви с кустов и укрыл ими незнакомку. Ветви засыпал камнями и щебнем.

Потом они подошли к острым выступам, обозначавшим начало подъема. Андрей укрепил мешок с факелами на спине, проверил надежность ремней. Некоторое время путешественники молча смотрели друг на друга. Для Грачева эта пауза стала похожа на прощание и он сказал: — Иди только следом за мной. Главное, помни — для тебя всегда есть еще один выход: хронопускатель. Не смей забывать о нем! Лучше не помни меня.

Андрей видел, как по ее лицу скользнула тень милой детской обиды, тогда подчеркнуто сухо, словно изгоняя всякие сожаления, он поцеловал ее и начал подъем. Эвис ползла следом в метрах пяти-шести, как было условленно, не отставая и не приближаясь. Внимательно наблюдая, как он одолевал опасные участки и слушая его советы.

Первая ступень, самая протяженная, далась им к четвертому шагу Солнца. Светило приближалось к зениту и жгло немилосердно. Взбираться выше уже казалось сумасшествием. Грачев раздумывал, не прекратить ли смертельно опасное восхождение, спуститься назад и завтра, пользуясь тяжким опытом, пойти на новый штурм. Но оглядываясь на терпеливо принимающую муки женщину, он устыдился своих мыслей. Он лез выше, с трудом находя опору ногам. Дыша тяжело, надрывно, в ленивом ритме одолевая бесконечные сантиметры скалы.

Иногда он протягивал руку, пытаясь помочь Эвис — она обычно отказывалась. Обессилев, они остановились на узком, как след змеи, уступе и стояли там, вжавшись в камень. Полуденный зной сжигал измученные тела, не остудил и внезапно подувший восточный ветер. Он завывал, гудел в трещинах, будто стонала огромная грубая флейта. Вместе с шумом водопада эта песня волновала, терзала сердце. Под эти звуки Эвис ощутила коварную опасность их краткого отдыха; мышцы безвольно обмякли, голова кружилась. Она рисковала потерять равновесие.