Пламенная речь Иенхона зажгла воителей с Имьях итак не страдающих робостью, жаждущих скорее ворваться на городские улицы. Они решили — как стемнеет, проверить подземный коридор, а уже перед рассветом, учинив ложный штурм у западных ворот, тихонько направить основные силы по пути, указанному Иенхоном.

— Завтра перед тобой распахнутся эти ворота! — сказал Истргдор, кладя тяжелую руку на плечо Оенгинара. — Это по праву твой город.

За черными стенами тем временем готовились совсем к иному исходу. Магиор набирал отряд из крепких и опытных воинов. Им назначалось: лишь враги до последнего исчезнут под землю, засыпать вход у реки, затем, соединившись с другой частью войска у восточных ворот, стремительно напасть на лагерь имьяхийцев. Среди могильников Города Мертвых, где начинался губительный лаз, подкопали несколько тяжелых плит, чтобы в свой срок обрушить их на головы доверчивых детей Имьях.

Как только все было закончено, там больше никто не появлялся, кроме безразличных к закону бродяг, дабы не отпугнуть возможных лазутчиков. А вокруг, от вытоптанных садов Миофы и разоренного святилища Оканона до Дома Рода и самых дальних бамбуковых хижин, до храма Рэдо, опаленного огнем рассерженного Крилоха, все было спокойно. Спокойно, как в ожидании звука рвущихся нервов. Собираться на площадях, говорить что-либо о богах или смертном Оенгинаре, запрещалось. Тихий стон из старой крепости служил тому подтверждением. Кровь на улицах еще не смыли дожди. Едва небо усеяли звезды, Магиору доложили:

— Два десятка горцев двинулись к реке.

— Не замечайте их, — спокойно сказал он. За разведчиками, расчитывал стратег, скоро пойдет все вражье войско. Туннель был длинный, и места там бы хватило всем.

— Завтра мы раздавим их, как земляных червей! — заверил он Ваамкана: — Ловушка начинает работать. Благодари Иенхона. Пусть беглец сдохнет позже других, рыдая, захлебываясь подземным смрадом!

— О, нет! Его разорвут на куски, сожрут живого и выпьют кровь! — торжествовал Держатель.

В эту ночь сон не приходил к ним двоим. Поднявшись на верхнюю террасу Дома Рода, они смотрели на россыпи вечных звезд, что в умах предков рождали легенды. Ваамкан рассуждал о времени, когда вся страна Единорога будет покорна новым законам. Потом, в своих мечтаниях он пустился дальше, покоряя пределы гор на севере и земли береговых людей. Голос его дрожал, сузившиеся глаза блестели. Магиору казалось, что Держатель не в себе, проведя целый день в святилище Крилоха, непрерывно молясь, пересытившись тяжким дымом курений.

Слушая бредовые речи, начальник войска, он вдруг усомнился: нужен ли этот, случаем возвеличившийся, жрец? Ведь вся власть в городе по существу принадлежала ему. Ваамкан умел только взбунтовать толпу, лить яд лжи. Сумел разрушить храмы и уничтожить вечный закон. Но что дальше? Эти мысли еще не окрепли, Магиор отстранился от них, желая додумать, когда станет ясен исход сражения с имьяхийцами. Оставив держателя, он спустился проверить посты и узнать о перемещениях во вражеском лагере. Ваамкан, потерявший в лице Магиора благодарного слушателя, стал придумывать каким казням он подвергнет пленных горцев, которых завтра обещало быть много. От кровавых сцен его самого пронимал озноб. Кутаясь в плащ, он скрежетал зубами, ухмылялся и сожалел только, что, может, уже никогда не встретится с Иенхоном. Потом вдохновение внезапно покинуло его. Жрец ощутил себя одиноким среди людей, безразличных к его стремлениям. Была ли это минута отрезвления или миг грусти перед порой желчного отчаяния?

— Они идут! — голос стратега за спиной вырвал его из забытья.

Держатель поспешил к лестнице. Внизу ждали кони, и они быстро достигли укреплений у восточных ворот. Со стены жрец вглядывался во тьму. По берегу реки, где черным безмолвным сном спала роща, он не мог разглядеть ничего.

— Идут! — развеял сомнения Магиор. — Тихо, будто тени. В тени и обратятся!

Имьяхийцы, подобно ночным хищникам, крались через заросли орешника. С ними шел и Арум. Мысли о сестре или будь то незнакомке, завладевшей Голубой Саламандрой, мучили все дни. Иенхон, следующий рядом, солгал аттлийцу, будто в городе ничего о ней не слышал, но сейчас готов был признаться, как сам, исполнял прихоть верховного жреца, заманил путников в город.

— Я должен тебе сказать, — шепнул он аттлийцу. — Ты возненавидишь меня, захочешь убить… Не спеши — я жажду погибнуть, круша врагов, может, меч дарует мне каплю прощения! Не думай также, великородный пришелец, будто Иенхон просит прощения у тебя. Нет! Судьи мне боги! Перед смертными деяния Иенхона без ответа. Но, наверно, боги раскрыли мне рот. Им угодно, чтобы ты знал…

— Говори же! — не вытерпел Арум. — Я не трону тебя.

— Та, которую ты ищешь — в городе. Ее имя не Ардея, хотя человек волен иметь много имен. Кто она и зачем здесь — не распознал даже мертвый Ниесхиок. Да и я не думал бы, что она аттлийка. Только диадема… Диадема на ней в точности описанная тобой. Я трогал, держал ее и не перепутал бы ни с чем другим…

— Дальше! — торопил аттлиец. Они остановились у входа в подземелье, расчищенного от сплетения ветвей и Истргдор ждал, когда охотник поведет их в глубь.

— Ее обвинили в сговоре со жрецами Рэдо и колдовском убийстве Единорогов. Но это ложь! — сказал недопустимо громко Иенхон и, приняв факел, спустился в тайный лаз.

— Зачем ты это скрыл?! — вопросил Арум, нагоняя человека Голубого Леса.

— Скрыл?! Другой бы просто молчал. Я повинен в ее пленении, хотя я же пытался вызволить ее. Если люди Ваамкана успели расправиться с ней, пусть самые жестокие муки падут на меня. Но, боги! Я не хотел ей зла!

— Никакие муки не искупят твою вину, если в руках Ваамкана Ардея! — Арум заставил себя не верить, что в этой дикой, истекающей кровью, сгорающей в пожарах, стране могла оказаться сестра. Он отторгал это разумом, но ноги несли все быстрее, а темному коридору казалось нет предела.

Они, по убеждению Иенхона, прошли большую часть пути, когда сзади послышались тревожные, поначалу далекие крики. Истргдор дал команду остановиться.

— Это ловушка! Кто-то засыпает вход! — донеслась страшная весть.

Вмиг все подземелье пришло в движение от множества голосов, звона металла и топота ног. Спотыкаясь, падая, вопя проклятия имьяхийцы бросились вперед. Только раньше, чем первые достигли выхода, стало ясно — там тоже тупик. Адовым эхом грохотали плиты с разоренных надгробий, создавая могилу непомерно более величественную. Иенхон налетел на холодный мрамор и в сумасшествии крошил его мечом, выл от злобы, бил кулаками. То казалось действием зверя в ловчей яме, бессмысленным, трагичным. Из щелей, меж глыбами, быстро засыпаемых землей и щебнем, еще слышался восторженный хохот могильщиков.

— Ты знал об этом?! — Истргдор осветил лицо охотника факелом в поисках истинного ответа.

— Клянусь всем, что осталось святым! Нет!!! — он весь дрожал, не от страха — от потрясения, обратившегося в нервный озноб. Еще несколько минут он судорожно глотал воздух, будто отравленную воду и повторял: — Клянусь! — думая, что делаемое им, пусть даже с искренним желанием угодить богам ли, людям, неминуемо обращается великим злом. Потом человек Голубого леса принял сверкающие взгляды имьяхийцев, издал звериный вопль и вонзил в себя зазубренный меч.

— Гасите факела! Огонь поедает воздух! — предостерег Арум — Мы попробуем вырыть новый проход.

Он подал надежду. Но вряд ли кто верил, что можно выбраться на поверхность раньше, чем умереть — слишком много земли и камней было над ними. А наверху, южнее отрогов Имьях, уже занимался рассвет — желто-оранжевый, как цветы винной травы, поглощая звезды, окрашивая вершины гор. Отряд, посланный Магиором, легко расправился с охранявшими лаз у реки, завалив его стволами деревьев, камнями и трупами. Выставив свой дозор, поспешил соединиться с остальным войском. Теперь все они мчались на штурм лагеря горцев. Всадники знали — их там не более нескольких сот, измученных недавней ложной атакой ворот, беспечных и отнюдь не ведавших настоящей беды.

Заметив приближение вражеского войска, Тиохор был изумлен: ведь по его расчетам бой начинался на городских улицах, но никак не здесь. Поднимая тревогу, он заколотил в щит. Лишь немногие, хватая оружие, высыпали на вал, возле непрочного бамбукового частокола. Незнакомые с военной дисциплиной имьяхийцы еще долго уясняли, откуда и как грозит беда. А всадники неслись на них, делясь на две щетинящиеся копьями лавины, вопя боевой клич. Видя много превосходящие силы врага, Тиохор сообразил, что весь периметр укреплений удержать не удастся. Войско горожан станет нападать с разных сторон и очень скоро найдет брешь в редкой цепи горцев. Аттлиец с негодованием взирал на пустые метания, бесцельную ругань внутри крепостной стены, потом скомандовал. — Лучников на башни!