При упоминании своего имени аттинец обернулся. Андрей улыбнулся улыбкой провокатора и продолжил: — Ситуация такова, что нам следует скорее исчезнуть. Нужно бежать сейчас — из храма придется сложнее. Ты слушаешь меня?! Коней и багаж оставим им. Биорегенератор при тебе?

— Диадема! Ты хочешь все бросить?! Это выглядит слишком подозрительно. Они не отпустят нас!

— А я не собираюсь спрашивать. Ясно?! — Грачев взял ее руку, грубо притянул к себе. — Слушай внимательно, пока мы не прошли квартала лачуг — здесь последний шанс. По моей команде нырнешь за изгородь. Не высовывай носа, пока я не закончу с ними. А сейчас незаметно передай мне нож.

— Ты станешь драться?! Ты убьешь их?!

— Если потребуется — да!

— Иенхон! — окликнула Эвис.

— Дура! — гневно процедил Грачев, отпуская ее. — Когда начнут жарить на костре, не забудь хотя бы про хронопускатель.

— Иенхон, жрец Крилоха утверждал, будто мы принесли беду в Дом Миофы. Могу я быть виновна в происшедшем? Ты веришь в это?

— Я не умею зреть невидимое. Известно другое… Что Ваамкан, гад брызжущий ядом, желает очернить Ниесхиока и всех кто около него. Если вы чисты перед богом — бессмертные защитят. Идемте скорее.

— Но опасность грозит нам не от богов — от людей. Если тот жрец, поссорившись с тобой, станет говорить, будто мы, иноземцы погубили священных животных, многие могут поверить ему. Не всякий раз боги заступаются. Мы итак часто испытываем их милость. Помоги нам, Иенхон, выведи из города, как привел и мы тебе щедро заплатим. Быть может тебе самому лучше не быть здесь!

— Истина ли, что ты остановила кровь и вернула к здоровью Иоха, которого твой муж едва не убил?

— Ты говоришь о том безмозглом вепре, которого мне пришлось слегка поколотить? — Грачев еще не расстался с мыслью устроить потасовку. Взгляд его стал вызывающе пронзительным: — Запомни, заманивший сюда, если нас ждут неприятности — тебе никто не остановит кровь! Я убью тебя раньше, чем мольбы твои достигнут неба! Задавлю голыми руками!

Человек Голубого Леса, взбешенный столь дерзкой угрозой, схватился за меч. Тугие мышцы под светлой одеждой напряглись, а густая борода всклокочилась, словно шерсть свирепого зверя.

— Меня?! Голыми руками?! — внезапно его бешенство сменилось изумлением: — Нет, ты не сын Грома, — разглядывая Грачева, он рассмеялся: — Я не верю даже Иоху.

— Ты боишься ему верить!

— Голыми руками… Бросьте ему меч и расступитесь, — приказал Иенхон послушным стражам.

Клинок звякнул о камни у ног Андрея. Он не спешил его поднять, радуясь, что задетое достоинство охотника обратилось существенной выгодой. Грачев сразу наметил точку на теле аттинца, колющий удар в нее не будет смертелен, но обезвредит противника на долгий срок. Спиной он чувствовал каждое движение четверки стражей, ждущих кровавой развязки и предвкушавших ее исход, а краем глаза неотрывно следил за Эвис. За нее он волновался больше всего, ибо после выяснения отношений с Иенхоном, действия конвоя могли быть непредсказуемы.

— Остановитесь! — крикнула Эвис, бросаясь между мужчинами: — В том, что мы пошли в храм Миофы, стоит винить только меня! — резко сказала она Грачеву и повернулась к Иенхону, глядя на него безмолвно и строго.

— В тебе действительно волшебство, иноземка, — пробормотал аттинец. Его рука с мечом безвольно повисла: — Не думаю, чтобы оно было злым. Вы гости в Доме Рэдо. Ты напомнила вовремя — Иенхон сумеет стерпеть обиду. Но никто не вправе считать его трусом!

— Магиор! — оповестил один из стражей. Со стороны площади Оканона показалось несколько десятков воинов Ваамкана. Их предводитель являлся личностью вполне известной с последней войны с имьяхийцами.

— Вот наши враги. Идемте к храму. Ваамкан что-то затевает, — сказал Иенхон, руша последние сомнения Грачева.

Ниесхиок уже прознал о событиях в святилище ночной богини и ожидал Иенхона. Сейчас он меньше всего думал о мятежном Ваамкане, а рассуждал о странных иноземцах и внезапной болезни Белых единорогов. Он даже не догадывался, какова была подлинная причина беды, не догадывался и какие сети плетет ему Ваамкан, отравляя ложью умы бушующей толпы на площади. Приказав приготовить необходимое для жертвоприношения, Ниесхиок устроился на медном табурете напротив алтаря и смотрел на языки пламени, трепещущего над огромной жаровней. Теперь он снова вспомнил, что пришельцев, особенно женщину, заметно разволновало весть о гибели Оенгинара и жрецу в последних событиях начало мерещиться тайная связь. Он крепче сжимал костяную рукоять излюбленного стилета, глядя на огонь, бормотал что-то бессвязное. Скоро слуги доложили о возвращении Иенхона.

Обменявшись с охотником несколькими тихими фразами, жрец подошел к хронавту.

— Расскажи мне, как все было. Не упусти ничего.

Эвис начала с того, как в святилище жрицы провели лишь ее одну. Ниесхиок слушал ее внимательно, почти не прерывая, потом сделал знак Иенхону и они ушли.

— Давно мы не плавали в таком дерьме, — Грачев взгромоздился на высокий табурет, угрюмо глядя на огонь. — Запомни, милая, на случай, если вдруг нам повезет и мы выберемся из проклятого города… Если твое неуемное любопытство снова толкнет тебя куда то — то понимай это, как “нужно бежать в другую сторону”. И еще: если я пытаюсь выкарабкаться — ты хотя бы не мешай.

— Но ты ведь хотел убить их! Вполне мог погибнуть сам!

— Не твоя забота. Возможно теперь, чтобы расчистить путь, мне придется обильней измазаться кровью. И не смотри на меня так — я не убийца. Я просто вынужден решать выстроенную тобой же проблему, по-прежнему искренне желая жизни — здоровья всем.

— Ниесхиок знает, что мы не виноваты. Я поговорю с ним.

— Хватит наивной дипломатии! Жрец не отпустит нас. Это не в его интересах. Придется, делая беспечный вид, ждать ночи. Если не возникнет других продуктивных идей, то будем действовать по плану. У меня уже есть кое-какие соображения.

— Какие? Ты хочешь…

— Не хочу пугать тебя досрочно. Расслабься, соберись мыслями. Ведь порой ты бываешь очень неглупа.

Эвис отвернулась к стене и закрыла ладонями лицо. Она ясно осознавала, что Грачев подавляюще прав. Из-за нее они очутились в безвыходном, таком губительном положении. Еще тяжелее становилось на душе, когда она начинала представлять, нарисованную жесткими словами Грачева, перспективу. Для нее, рожденной тысячелетия спустя, воспитанной на любви и безоговорочном доверии друг другу, облик древнего мира казался ужасен. Ложь, злобные интриги, ревностный религиозный психоз ее существо отказывалось принимать за реальность. Даже годы подготовки в Академии, скрупулезное изучение моральных и этических норм прошлого оказались слишком слабым зарядом, чтобы она ощутила здесь себя не чуждой. Ей до боли не хватало Берлза, Нила, кого-нибудь из старых друзей, способных дать совет, созвучный движению ее сердца.

Но, увы, их не могло быть рядом. Да и был ли тот совет. Ее подозревали в колдовстве, считали предтечей беды, пришедшей в город, самой ее причиной! Эти мысли мучительно ранили. Возмущение, бессилие, стыд терзали тем больше, чем она размышляла над сказанным ее спутником. Проницательность же Грачева в отвратительных интригах, столько раз хранившая их, почему-то представлялась отнюдь не лучшим, скорее неприятным его качеством. Вопреки здравому смыслу, она иногда не испытывала к нему никакой благодарности, полагая, будто мир не может быть таким жестоким. Хронавт словно все еще продолжала жить в своем времени, принимая действительность как иллюзорность, как полноконтактный фильм в стенах родного дома.

Занавес отдернулся и в зал вошел Ниесхиок. Нечто изменилось в спокойном отрешенном лице служителя Рэдо.

— Какая из жриц провожала тебя в храм? — спросил он. Эвис без труда вспомнила аттинку с округлым выбеленным лицом, брошью с двумя лунными символами на бархатистом наряде.

— Она мертва, — сухо сказал жрец. — Священные звери, на которых держалась наша земля, тоже мертвы. Теперь жизнь людей Единорога бессмысленна, мы не нужны на земле, от которой отвернулись боги.

— Что это значит? — Грачев поглядывал в коридор, ведущий к выходу. Здесь не было суеты, нервных метаний, как в храме Миофы, воины статуями стояли вдоль ряда колонн.