Иноземцы, которых он разыскал у селения на речке Змей, согласились следовать за ним почти сразу, едва он передал им благоволение жреца, описал предстоящее торжество и обещал показать Белых Единорогов. В мужчине аттинец не признал сына Грома, а лук его и стрелы, сделанные неумелой рукой, только вызывали смех. Женщина была хороша. Он мог даже допустить, что под ее гладкой кожей существо не совсем человеческое, но больше Иенхона интересовало украшение в ее волосах. В тот день он не спросил о диадеме. Только нечто знакомое, мучительное, как необходимость, затлело в его памяти.

Они втроем приближались к святилищу Рэдо. Храм, окруженный негустыми рощами, в розовых утренних лучах, был великолепен. Белый камень светился изнутри, отчего плавные изгибы аркад, лучистые линии верхних ярусов выглядели то призрачно, то божественно. Грачев не ожидал подобного среди лесов, да так далеко от Аттлы. А дикий край представал в другой ипостаси. Теперь и ведущий их аттинец не казался жителем диких чащ. Площадь, устланную белыми мраморными плитами, в центре украшал массивный бронзовый диск, чуть выпуклый, исчертанный множеством знаков. От него концентрическими кругами расходились ряды колонн разной величины с прорезями, соответствующими метками наверху и внизу. Эвис остановила коня. Пересчитав колонны, прибавляя, отнимая какие-то числа, она спрыгнула наземь.

— Зачем считать то, что было и будет здесь всегда?! — не смог скрыть удивления Иенхон.

— Колонны с бронзовыми метками расположены в соответствии с большими и малыми шагами Рэдо. Эти же, — хронавт вернулась к одному из светлых треугольников за внешней чертой и видела теперь сквозь прорезь в каменном столбе бледную Луну: — Эти — согласно циклам и небесному пути Миофы.

Грачев, заинтересованный ее размышлениями, тоже вошел в обозначенный круг.

— Через четыре дня будет затмение, — после некоторого раздумья объявила хронавт.

— Ты уверена? Для этих солнцепоклонников событие весьма серьезное. — Грачев скептически смотрел на блеклое пятнышко луны в синем небе, потом повернулся к хронавту. — Если ты уверена… Если они этого не знают — боюсь, такое событие нам повредит. Нужно убираться отсюда, пока на нас не списали гнев богов. Поняла?

— Что вы увидели там? — аттинец, не выдержав, тоже спрыгнул с коня.

— Через четыре дня Рэдо соединится с Миофой и день превратится в ночь. Но это продлится недолго.

— Светлая богиня и светлый бог вместе породят тьму?! Даже Ниесхиок не может сказать такого! — Иенхон не был знаком с законами движения небесных тел, однако странное пророчество его разволновало: — Так ты утверждаешь, что вместо дня наступит ночь?!

— Не совсем так. Небо потемнеет… Знаешь, как бывает в ненастье? Потом все встанет на свои места.

— Такое изредка случается, — подтвердил Андрей с улыбкой, — Ваша Миофа — женщина. Уж поверь, богиня тоже нуждается в пламенной ласке мужчин. Рэдо в ее объятиях забудет о долге…

— Не святотатствуй, чужестранец! — Иенхон вдруг вспыхнул гневом, сжал рукоять меча: — Смеясь над деяниями небесных душ, ты губишь себя и нас!

— Прости. Я шутил, не помышляя об обиде.

Под портиком несколько воинов в кожаных панцирях внимательно наблюдали за ними. Вряд ли было известно им о пришедших через Ильгодо, но, сразу признав в спутниках Иенхона иноземцев, взирали они с изумлением и шумно переговаривались. Раньше, чем человек Голубого Леса успел подойти к ступеням, выбежал длинноволосый юноша, шустрый, как встревоженная птаха, что-то быстро зашептал проводнику на ухо. Стражи, образуя коридор, расступились, и путешественники прошествовали вглубь храма, где ожидал верховный жрец.

— Ясный бог благоволит вам. И здесь его вы милостью, — Ниесхиок встал, внимательно оглядывая вошедших.

Следуя обычаю, Эвис склонила голову, сложила руки на груди. Аттинец подошел медленным шагом, коснулся лба каждого и продолжил: — Слышал: путешествие было долгим и очень непростым. Я уже распорядился, подготовить все для вашего удобства и отдыха.

— Мы благодарны такому гостеприимству, — ответила хронавт, — Дорога действительно была непростой.

— А удовлетворение? Есть ли удовлетворение, после всего пережитого? Любопытно, что может желать человек, вышедший из земель аттлийских? Которые, если верить рассказам, богаты как Дом на небесах? Что может он желать, отважившийся идти так далеко, через области чудовищ и недобрых духов? Или лгут говорящие, будто вы из Аттлы?

— Тебя не обманули. Мы скитались по безлюдным просторам много дней. Иногда уже расставались с надеждой выбраться из тех болот, снова увидеть мир людей. Но, видишь сам — боги добры и берегли просящих. Только путь еще не окончен. И кто ведает, не прервется ли он раньше, чем мы того желаем?

— А ты говоришь разумно. В собственном доме грядущий день для нас скрыт пеленой — в чужих краях пелена обращается непроглядным пологом. Истина в том, что человек слаб, беспомощен перед волей небесной. Лишь в согласии с богами его путь становится прямым и безопасным. Хорошо, если вы это понимаете. Даже прозревшие, даже священные души, посланные к нам, чтобы чинить закон, живя среди людей, порой забывают об этом. Пустая суета, невежество — есть зло, полог мрака, способный окутать любого, не укрепившего себя терпением Оканона. И тогда голос Рэдо не досягает сердца… Возможно, так случилось с Оенгинаром.

— С Оенгинаром? Что с ним случилось?

— Ты знала его? — жрец следил за хронавтом, словно за идущим по зыбкому краю пропасти.

— Мы слышали о нем, бесстрастно ответил Грачев: — Он будто должен стать царем, но умер. Неужто от неповиновения богам?

— Богов должен почитать каждый. Почему же вас так удивила смерть Оенгинара?

— Нас трудно чем либо удивить. Хотя в чужой стране все непонятно. Остается надеяться на милость бессмертных, да царей.

— Служители Рэдо позаботятся о вас, — Ниесхиок еще раз внимательно оглядел иноземцев и направился к выходу.

— Я обещал им показать Белых Единорогов, — окликнул его Иенхон.

— Ступай за мной, — приказал жрец.

Скоро их шаги стихли в глубине святилища.

— Научись не болтать своим языком невпопад! — тихо и грозно произнес Грачев: — Неужели не ясно: спасение мальчишки здесь кому-то не по душе. Ты вчера показывала эту дурацкую диадему. Вдобавок расспрашивала всех об Аруме. Мы уже в их черном списке. Интриги, психоз вокруг власти, да всяких солнцеликих божков погубят нас быстрее челюстей экнеозавров. Нужно убираться отсюда. Сложи миет-метские статуэтки на алтарь Рэдо, умилостивь священников словами, как ты умеешь, и идем!

— Я не сказала ничего лишнего. Он же не может действительно думать, что по невероятной случайности мы спасли Рожденного.

— Может! Запомни: мы для них не совсем люди. Понимаешь?! Мы полудухи или хуже того. Уж я то слышал, не одну версию твоего и своего происхождения! И представь себе, они не очень лестны! Жрец может уличить нас в самых небывалых грехах.

— Ты хочешь уйти, не увидев единорогов?

— Да, опасаюсь, билет в зоосад обойдется слишком дорого. Тебя предупреждали: Бамбуковый город в эти дни — дурное место. Не строй приятных иллюзий — нам никто здесь не окажет сердечный прием и не отведет потом за руку в страну аоттов.

Эвис молча отошла к ажурной решетке окна. Грачев расхаживал вдоль красных гранитных колонн, составляя приемлемый план бегства. В конце концов, он решил, что им лучше безропотно принимать предложения Ниесхиока и делать при этом счастливые лица. А распрощаться с Бамбуковым городом нужно неожиданно, выждав благоприятный момент.

Перед полуднем вернулся Иенхон с позволением посетить храм Миофы, где содержались избранные по известным признакам животные. Тут же они собрались в путь. На ступенях к провожатому присоединилось шесть воинов из стражей Рэдо, рослых, одетых в сверкающую броню, белые плащи и островерхие шлемы. Без лишних слов Грачев понял, что их свобода теперь ущемлена. И все же, если дозволялись прогулки по городу, значит не так все плохо.

Дорога лежала через площадь перед Домом Оканона — громадного здания с тремя рядами террас, выкрашенных синим и черным. Колонны, одетые в красный оникс и гранитный алтарь с медной чашей для кровопусканий тоже были заметной достопримечательностью. А дальше, на площади заканчивались приготовления к торжеству: загоны были полны жертвенных быков, на помостах, прямо на земле резвился полупьяный люд, состязаясь в сквернословии, свистя, утверждая взмахами рук и ног свою доблесть.

Кто-то под звуки лютни оплакивал несчастную жизнь, а почитатели рыдающего таланта рукоплескали, щедро лили вино, отбитое у стражей, в разинутые рты. За повозками с бочками и корзинами, охраняемых плотным кордоном воинов, расположились те, кого здесь боялись и старались обходить стороной. Ибо свежа была в памяти война с племенами предгорьев Имьях. Заключив мир и союз, они были дружны с умершим держателем — теперь молча ожидали слова нового правителя, затаив недоверие и угрозу.

Глядя на них, Грачев вспомнил воинов во главе с Истргдором с мужественными строгими лицами, крепкими полуобнаженными телами, раскрашенными кровавой краской. Теперь он замедлил шаг, рассматривая их, в призрачной надежде встретить знакомого из свиты вождя. Иенхон же стремился скорее миновать площадь. Иногда слышались обращенные к нему выкрики, взывающие к ответу: как мол он разделался с Оенгинаром?! Но чаще человека Голубого Леса приветствовали. Можно было заключить, что он знаком многим и уважаем.

Путешественников также не обделили вниманием. Не успели дойти они до колоннады, как их стала обступать толпа любопытных, сыпля суждениями разного толка. Расчищая дорогу, сопровождавшие их стражи опустили копья, а Иенхон, хватаясь за рукоять меча, раздраженно покрикивал на наглецов, преследовавших до самых садов Миофы. От арки к святилищу вела аллея, окаймленная кустами олеандра и двумя рядами деревянных крашенных фигур. За мостом, через речку, сады, посвященные Луне, были значительно реже. Справа, слева большие площади занимали зеленные лужайки, пруды с водяными лилиями.

Отсюда уже виделся храм: высокий серебряный купол и два крыла, расходящиеся полукольцом. Иенхон свернул на одно из ответвлений аллеи, но скоро, перед мостом через глубокий канал им копьями преградили путь служительницы той самой ночной богини. Лица дев от отбеливающих мазей казались неестественно бледны. Тонкие, изогнутые крутыми дугами брови и темные, холодные глаза придавали им неземную строгость. Даже маленькие копья в хрупких руках сверкали, как грозные молнии. Иенхон, одетый в плащ служителя Рэдо — а он действительно, заботой Ниесхиока, принял первую степень посвящения, — протянул золотой жетон и коротко сообщил о цели визита.

После этого одна из лунных дев удалилась в храм за советом. Она вернулась быстро, следом по пандусу от восточного крыла здания спускались жрицы, ведающие обрядами в честь обожествленных животных. Четыре фигуры в черных бархатистых одеждах, словно вышедшие из ночи, величаво скользили по белым мраморным плитам. Они остановились на почтительном расстоянии от паломников и молча разглядывали их недвижимыми, широко открытыми глазами.