На него внимания никто не обращал, и он громогласно призвал:

— Эвис Русс! Где вы, черт возьми?!

Ответа не было, только тише стало бормотание старух, сидевших у атрибутов дочери Ины и вперивших в чужака мутные взгляды. Он прошел мимо. Кто-то протянул руки и немощно запел, но большинство было неподвижно, как тени каменных фигур. Косые лучи солнца уже упали на траву и отразились в ручье, но вокруг все по-прежнему походило на мрачное царство Гекаты.

— Эвис Русс! — повторил он, озираясь по сторонам.

Приникшая к обломку колонны жрица встала и, покачиваясь, двинулась к нему. Андрей взбежал по ступеням наверх. В святилище он нашел только разомлевших от вина легионеров и обласканных дев. Он свернул к жертвенному камню, желая осмотреть западный склон, где стояла повозка и суетились какие-то люди, и там столкнулся с преследовавшей его жрицей. Отстранившись от нее, он остановился на выступе порфировой плиты и гневно взирал на ненавистных слуг Тиомах.

Хронавта не было нигде. Он не представлял, как это объяснить: она не могла бесследно исчезнуть, не могла просто так сбежать.

Подошедшая сзади жрица обвила его гибкими руками, что-то заговорила: в блестящих глазах, вздрагивающих губах было все откровение развратной богини.

— Не утруждай себя, любезная. — Грачев убрал ее влажную ладонь с груди и тверже сказал: — Уходи. Ступай к своим.

Он спиной почувствовал опасное оживление среди легионеров, теряя терпение, выкрикнул: — Эвис Русс! Отзовитесь же!

В наступившей на миг тишине Андрей вдруг ясно услышал ее далекий голос, тут же увидел мелькнувший у придорожных олив синий хитон. Оттолкнув жрицу, сопровождаемый сердитыми возгласами, Грачев бросился вниз по склону холма. Эвис уже бежала навстречу.

— Что это значит, мисс?! Вам взбрело играть в прятки?! — Дыша, как разъяренный бык, он остановился в двух шагах.

— Я ждала. Долго. Потом пошла следом. Опустилась почти…

— Я же сказал: оставаться на месте! Вы такая же сумасшедшая, как эти! — Он мотнул головой в сторону всполошившегося лагеря. — Я уже думал, что вы плюнули на все и ушли в свой хронокоридор.

— Они идут сюда.

— Теперь пусть идут! — Грачев угрюмо наблюдал приближение отвергнутой женщины и троих воинов, за ними следовало еще несколько из числа любопытных.

— Бежим отсюда! — Эвис потянула его за рукав. — Я бегаю быстро! Пожалуйста!

— О, нет! Сначала я отобью у них желание охотиться за мной! — Грачев шагнул им навстречу, и аттлийка, протянув руки, что-то запричитала.

— Что говорит эта ведьма?

— Идемте! Идемте же скорее! — взмолилась хронавт.

— Что она говорит?!

— Она прощает тебя и просит поклониться богине. Вместе с ней, — быстро обобщила Эвис.

— Скажи тем защитникам чести, пусть оставят оружие и поворачивают назад! Немедленно! Если они перейдут ручей, то увидят молнии бога! — Грачев вскинул парализатор и прицелился.

— Именем Гарта, остановитесь! Стойте! — вскрикнула Эвис.

Ее слова подействовали обратным образом: дико взревев, воители Тиомах бросились вперед. Не раздумывая, Грачев встретил их сухим треском разрядника — несколько тел повалились в траву.

— Ты убил их?! — Эвис с ужасом смотрела на скорчившегося, потом затихшего легионера.

— Спокойно, мисс. Через час-другой очнутся. — Он по-прежнему держал на прицеле оставшихся на ногах. Все остальные замерли на правом берегу и с изумлением, священным страхом смотрели на сеющий смерть блестящий предмет. Предсказать их дальнейшие действия было невозможно, Грачев опасался, что другие безумцы, засуетившиеся у подножья холма, ринутся сюда, тогда ему придется истратить больше драгоценных зарядов или спасаться бегством.

— Скажите им, пусть убираются! — раздраженно бросил он. Несколько долгих мгновений хронавт пристально смотрела на аттлийку, потом произнесла:

— Ступай к своим. Здесь уже день и гнев Гарта в солнечных лучах. Уходи.

Та поднялась и зашагала по склону, путаясь в траве, что-то уныло напевая.

Перейдя ручей, Грачев разыскал выроненный легионером меч, отстегнул ножны и скоро нагнал Эвис.

— Не смотрите так, мисс. Что вас смутило? Эта железяка? Парализатор — вещь не вечная, а с их бесхитростным оружием я буду силен, как местные боги. И идемте, идемте отсюда. — Не дожидаясь ответа, он направился к Иорской дороге.

— Ты готов был убить их!

— Повторяю: вот парализатор — ИПС-100, доза на отметке 35%. Такой заряд вряд ли губительнее принятого ими зелья.

— В твоих глазах не было ни капли жалости! Ты расстреливал их, как бездушные цели!

— Эвис Русс, когда встает вопрос о безопасности, главным образом вашей, я не буду рассуждать о душевных свойствах угрожающих нам людей. Вы верно заметили: они превратились для меня в цели, из девяти я убрал четыре наиболее опасные, что одновременно стало уроком остальным. Я исключительно миролюбивый человек; всегда я стремился обойти опасность или уже ликвидировать ее с минимальным ущербом.

— Да о чем речь! За тридцать семь лет хронавтики еще не пострадал ни один сторонний человек. Ни один! Напротив, в мирах, открытых проникновению, мы всегда стремились взвешенно уменьшить сумму страданий, расплачиваясь, порою своими жизнями!

— Не надо этой демагогии. Поскольку ваша теория несопредельностей не воспрещает давить бабочек по Бредбери, я спрошу по-другому: а что мучительнее, щадящая доза ИПС, пусть даже тяжкая рана от меча или ломка в умах после подброшенной вами идеи? А может, разбитые сердца? Я имею в виду Рона Гулида, возмутившего в одной милой леди любовь и, затем, преспокойно скрывшегося, так сказать, в иных мирах. Разумеется, вы не знаете истории несчастной Люси Белью, но наверняка знакомы с десятком других слезных драм. Возможно, вы сами станете причиной чьих-нибудь мук. Нет, я вас не упрекаю и уж тем более не спрашиваю, что вы понимаете под пресловутой суммой страданий, слагаемые которой до сих пор никто не определил.

— Ты всего лишь нескладно оправдываешь жестокие действия.

— Вынужденные действия. Пусть будет так. Женщины просто обожают чувствовать себя искушенными в смутной области смутных страданий.

***

Аттлы они достигли после полудня, преодолев остаток пути на повозке. Эвис о чем-то говорила с хозяином, погонявшим престарелую лошадь. Грачев, утомленный жарой и тряской, возлежал на горке плодов, прикрытых ботвой, и безразлично наблюдал спины земледельцев на полях, проплывавшие мимо сады и пальмовые рощи. Лишь когда их обгонял какой-нибудь экипаж или всадники, он настораживался, пальцы сами трогали горячий металл парализатора.

Вряд ли стоило опасаться, что злополучные жертвы у истока ручья скоро придут в чувство, да поспешат мстить. Но он уже нажил себе врагов, и это нельзя было сбрасывать со счетов при архаичных порядках. Короткий и удобный меч, ставший трофеем, еще раз напоминал о хрупкости местных благих устоев. Андрей со знанием эксперта исследовал сколы, царапины на остром лезвии и не оставил без внимания следы крови, въевшейся в глубокий рельеф эфеса. Он просил хронавта расшифровать несколько знаков, выгравированных на клинке, но она отшатнулась от него, как от чумы.

Они миновали разлом в Ветхой стене, ставший с некоторых пор удобным проездом к кварталам Нолла. Знаменитое святилище Ины было заметно отсюда, как могучая твердыня на быкогорбом холме. Сиял мрамором правый берег Ланты с великолепными дворцами, новыми храмами. Грачев еще не видел скрытые за возвышенностью древние циклопические постройки у Ступеней и площадь Океана, но уже мог представить, насколько огромен и велик этот город.

Перед гранитными обелисками, начинавшими аллею, они свернули к овощному рынку. С приближением к торговым площадям, тянувшимся от темных стен Занна до моста Нарда, движение становилось плотнее, скоро тонуло в потоке повозок, людской толчее. Здесь Эвис решилась оставить старика облегчившего их путь, и дальше они следовали пешком. Грачев не успел еще свыкнуться с любопытными, часто надменными взглядами аттлийцев, возможность раствориться в шумящей толпе только радовала его.

Расплатившись с хозяином повозки, они отправились к кварталам Нолла, надеясь устроиться на постоялом дворе или подходящем доходном доме. Они долго бродили по путаным переулкам. Помимо приезжих, разного рода торговцев, здесь свили гнезда мошенники, воры и люд прочих неблагородных занятий. Ясная аттлийская речь здесь мешалась с западным говором, нередко слышалось наречие враждебных южан. В этот мирок, сложившийся вокруг малопользуемой внутренней гавани, не имели привычки заглядывать манты закона, и все в нем происходило будто само собой. Обычно сюда стекались будоражащие Аттину вести; отсюда ползли слухи, и вряд ли здесь можно было кого-нибудь чем-то удивить: наверно, если бы в город вошли воины Тубха или разом рухнули высокие аттлийские храмы, и тогда б ничто не изменилось в прочных, запутанных узлом традициях Нолла.