Хмурое холодное небо Шотландии вскоре осталось позади. Вокруг лежала гладь океана, полная синевы и солнца. Серебряной стрелой ее пересекал лайнер “Атлантик транс”, левее сверкали конусы подводной станции, виднелись платформы причалов и вспомогательных сооружений. “На Азорские острова” — решила Эвис. Дример, теряя высоту, заложил плавный вираж. Изумрудные холмы суши словно вынырнули из пучины. Показались мачты корректировки погоды, белоснежная чаша ДЭЗ-рефлектора. Машина резко сбросила скорость. В воздухе все чаще мелькали полусферы дримеров, большие и малые диоксиды. Пестрой от многоцветных парусов казалась акватория порта Делады.

После посадки, машина, опекаемая шустрыми анероидами, исчезла в жерле шахты, освобождая площадку другим, зависшим над розовой гигантской дугой вокзала. Здесь было многолюдно и жарко, струился легкий цветочный запах. Эвис быстрым шагом пересекла площадь, запрыгнула в транспортную капсулу. Она желала скорее избавиться от плаща и несуразной душной одежды, еще утром казавшейся достаточно милой. “К сервис-кабинам!” — подумала хронавт. Свет померк, на миг возникло ощущение падения.

— Прямо, после фонтана — сто метров. Удачных приобретений! — мягким баритоном пропел автомат.

Фонтан являл собой чарующее зрелище: струи воды били ниоткуда. Незримой силой они сворачивались в жгуты, расходились и замирали, то вновь чертили сложные узоры. В воздухе, подчиняясь невнятной мелодии, витавшей над островками карликовых пальм и голубых лилий, вибрировала водяная пыль. По песчаной дорожке Эвис вышла из павильона к многоярусной громаде “Делада Центр”. Террасы, нависшие высоко над головой, сливались с небом лазурью перекрытий. Выше и ниже, из прозрачных раструбов коммуникаций, словно мыльные пузыри, появлялись площадки обзора и отдыха.

В кабине сервиса Эвис рассталась с ненавистным одеянием. Ревностно следящий за модой автомат, предлагал эшелон возможных облачений, начиная от строгих моногаммных костюмов до облачений фантастических расцветок и свойств. Эвис скоро остановила вертящийся калейдоскоп, вызвала свою голограмму и сама смоделировала легкий, подобно ветру, хитон. Уж через минуту она смогла примерить его, оставшись довольной, поспешила к выходу. Менять прическу, цвет ногтей и вообще что-либо она отказалась, как не умолял навязчивый автомат.

— Сегодня двадцать шестое — День и Ночь Летящих Рыб, — в голосе машины послышались нотки обиды, — Подумайте! Праздничные шоу в Европолисе и на Мадагаскаре! Вечером Большой Карнавал во Флориде!

— Спасибо! — Эвис на миг задержалась, сделав благодарный жест рукой. Тут она подумала, что это действительно важно. В День Летящих Рыб двести семнадцать лет назад вернулась Первая Звездная. С тех пор праздник торжественно отмечали астронавты и вся Земля. Значит, Флорида. Побережье. Сад Обнятых Звезд. Там она наверняка увидит Болида Рош, Рэга Клу, Ноэль Фаин, наверное, многих, кого даже не ждала здесь, на Земле. Как могла она забыть об этой дате!

В ее распоряжении было не менее шести часов. Можно было успеть на рейс “Атлантик транс” или погулять по бесчисленным, полным интриг и блеска террасам “Делада Центр”, а затем воспользоваться “Иглой”. Еще не приняв решение, Эвис поднялась в сквер и пошла по аллее, к белевшей невдалеке скульптурной группе. Ее внимание привлекла тихая мелодия, доносившаяся из грота возле пруда. Сочинение какого-то древнего композитора не было ей знакомо. Звуки музыки тихо струились над подернутой легкой рябью водой, рождая оттенки ностальгии и странное необъяснимое волнение. Наверное, это была забытая песня прощания.

Хронавт остановилась у мостика на берегу. Неожиданно ею овладело предчувствие, что эта мелодия звучит именно для нее, и что все обстояло не так, как утверждал Берлз Райн — быть ей в этом возлюбленном и уютном мире осталось недолго. Отчего ее посетили такие мысли, она не могла понять, только вдруг невыразимо сильно захотелось подняться над родной планетой, с высоты полета заглянуть, впитать в себя память о каждом уголке огромной и такой маленькой Земли. “Дример!” — решилась она.

Солнце тонуло в океане. Отсветы заката пятились и прятались во тьму. Вскоре исчезли последние багровые блики, словно угли кострища, смытые темной водой. Впереди ждала ночь, да едва скрашенные меркнущим светом, рыхлые тела облаков. Машина нырнула в них. Эвис будто физически ощутила тугую струю сырого воздуха… “Выше!” — пожелала она, — небо взорвалось несметными россыпями звезд. Невесомый щербатый шар Луны парил где-то рядом.

Огни орбитальных станций, свод небес, без которых уже трудно представить, лениво плыли над головой, завершая магическую геометрию космоса. Одиноко на юго-востоке висела жемчужная гроздь базы “Гагарин-III” — одной из пяти околоземных гигантов, с которых уходят в дальний космос. Отсюда, за тысячи километров угадывались детали конструкций: диски волноводов, антенны гиперволновой связи, платформы с роем орбитальных транспортеров. Та космическая база стала для Эвис Русс прежде всего воспоминанием. Двадцать два года назад Земля провожала “Луч”. Эвис была еще девчонкой, ребенком, едва вставшим на Первый Круг Познания. И казалось, как это было давно!

…Гладкое, огромное, как море, поле отражателя перед ней и слепящие звезды вокруг пирамид нового сверхдальнего корабля. Отец смеялся, шутил с друзьями, подхватывал ее на руки, играл с нею, разделяя ее же восторг. Мать, напротив, казалась печальной. Она стояла, облокотившись о поручень, рядом с Нилом и говорила лишь о разлуке на 37 месяцев. Предстоял старт в необозримую даль — один из первых полетов к другим галактикам. В назначенный срок “Луч” не вернулся. Не вернулся он и через двадцать два года. Где-то в космосе, за гранью тепла и света, остались ее мать и отец.

Дример едва уловимо вздрогнул и изменил курс. Сквозь разрывы облаков внизу мерцал океан огней. Острова радужного сияния и искры скользящие вверх, в стороны, тающие, замирающие. На три сотни километров вокруг, от взгорий восточных Альп, за берега Дуная, возлежал Европолис. Эвис провожала взглядом свой родной город. Город, который менялся с каждым днем, как многое на Земле. Старые кварталы из металла и бетона, сравнимые высотой с горами, сооруженные еще в XXI - XXII веках, исчезали, уступая место паркам и новым постройкам, рожденным словно эфиром и светом. Промелькнули венские дворцы, одетые голубым сиянием, где-то далеко справа, меж набережных Будапешта, звездное небо искрилось в тихих волнах. А дример стремился на восток.

Темная, расшитая стежками и соцветиями огней равнина, подернулась рябью горных гряд, вновь легла широко, бесконечно. На горизонте, в дымке, рождался розовый рассвет. Быстрый полет приближал его во много раз. И солнце выкатилось, воспарило над тайгой. Вспыхнули горячей медью воды сибирских рек. Редкий туман заструился белесыми языками. Эвис сбавила скорость, опустилась, почти касаясь верхушек сосен, и краски осени стали теперь ближе; ощутимые, осязаемые.

Она чувствовала запахи хвои, листвы и пожухлых трав, вкус зрелых, сладких ягод. Остановив машину возле сопки, хронавт вдыхала холодный пьянящий воздух. Побродив среди замшелых стволов деревьев, она успела озябнуть от морозца, однако возвращаться не спешила, зная, что в любой миг может перенестись далеко на юг. Броситься в воды теплого океана, радуясь садам кораллов и пестрым стаям проворных рыб. Упасть там, где-нибудь на берегу, зарыться в горячий соленый песок и слушать, слушать мерный плеск волн. Вся прелесть, величие и многообразие Земли были доступны ей, а мысль, что она может насыщаться этим, пронизывала радостью.

Совсем внезапно запищал браслет. Эвис Русс медлила. Кто-то продолжал настойчиво ее вызывать. Она коснулась пластины — объем под колпаком дримера заняло изображение Рэга Клу.

— Чарующий, жемчужный свет Земли и ты — одно и тоже. Зелень лесов, весенние луга — твои глаза — одно и тоже, — негромко и торжественно произнес он. Оливковое лицо африканца расплылось в улыбке. Огромные глаза были веселы, но непроницаемо глубоки, как пройденный им космос.

— Два года! Целых два года я ждал встречи!

— Я знала! Ты прибыл вчера на “Эллипсе”?