Татьяна Мальцева

Лулу

Всю дорогу Лулу молчала. Чувствуя неловкость, мы с Дениз молчали тоже, не зная как начать разговор. Если вы помните, детей у нас не было, и опыта общения с ними тоже. Быстро добравшись до дома, мы поднялись на второй этаж, где для малышки была приготовлена небольшая, но уютная комната, которую ранее занимала прислуга. Большую часть времени она тихо сидела на скамейке в саду, наблюдая, как храбрые воробьи расхаживали по дорожкам в поисках остатков какой-либо еды. Иногда она поливала ландыши, которые кустились под раскидистым деревом.

Дениз как-то сказала мне, что отец Лулу умер, не оставив семье каких-либо средств к существованию. Мать вела довольно замкнутый образ жизни и знакомых у нее кроме моей жены было раз, два и обчелся. Через два дня, Дениз срочно пришлось уехать в Париж, так как неотложное дело требовало безотлагательного решения вопроса и кроме Дениз никто не мог этим заняться. Узнав об этом, мы оба загрустили. Отъезд был грустным. Мне почему-то, как никогда, не хотелось, чтобы она уезжала. Мне было с ней хорошо и уютно. Я не представлял, что я буду делать с этим существом. И моему глазу рисовалась грустная картина. Еще раз тоскливо взглянув в след удаляющейся машине и взяв худенькую ручонку Лулу в свою, мы пошли в дом. Мы остались вдвоем — Она и Я.

К моему удивлению, мы довольно быстро подружились с Лулу. Выросшая без отца, она привязалась ко мне, да и я всем сердцем потянулся к этому существу.

Ранняя птичка, проснувшись утром, она сломя голову бежала в мою комнату и будила меня, усевшись верхом. Можете себе представить, как быстро я вскакивал, боясь выказать чувство, которое моментально охватывало меня от ее прикосновения. Наскоро умывшись, мы завтракали с Лулу. Она щебетала словно птичка. Я краем глаза наблюдал, как она ест, как капли геркулесовой каши, попадая на подбородок, медленно скатывались вниз. Мне так хотелось облизать ее вымазанный ротик. Она было сплошное очарование. Я бы сравнил это с весной, когда только, только маленькие почки, согретые лучами солнца, пытаются расстегнуть пуговки на своих коричневых платьицах.

Картина завораживает своей чистотой и невинностью. Я видел в ней эту крохотную весеннюю почку. Мне приходилось постоянно контролировать себя. Иногда она словно вихрь, сбегая по лестнице со всего разбега бросалась на меня, словно обезьяна, плотно обхватив мое туловище ногами и уцепившись маленькими ручонками за шею. Вам трудно представить мои чувства и вы можете сказать, что я сумасшедший, но тогда вспомните случай из своей жизни, когда вас самого можно было назвать сумасшедшим. Состояние было такое, будто кто-то случайно коснулся меня электрическим проводом.

Я понимал, что Лулу видела во мне отца, которого у нее не было. Пожалуй, самое большое испытание для меня было — купать ее. Наполнив ванну теплой водой и добавив туда пены, она погружала свое крохотное тельце.

— Поль, Поль, ну где же ты? Иди сюда, потри мне спину — кричала Лулу.

Поверьте, я боролся с чувствами, которые охватывали меня в те моменты. Но что я мог сделать, я был простой смертный и грех был намного сильнее меня. Состояние, охватывающее меня в те минуты, трудно описать. Взяв мягкую губку, я медленно водил ею по спинке Лулу. Все мое тело было словно в лихорадке, руки дрожали и я чувствовал, как покрываюсь испариной, но именно тогда я испытывал неописуемое удовольствие от простого прикосновения к телу этого создания. Те, кто из вас читает эти строки, могут наверняка плюнуть и сказать: „Мерзость какая! Как не стыдно писать об этом?“.

Что могу сказать? По своему они правы, но сила, в руках которой я находился, была неподвластна мне. Дай Бог вам никогда не оказаться в таком положении. Большую часть свободного времени мы гуляли, уходя далеко от дома и затем, устав от ходьбы, Лулу слезно просила посадить ее на плечи, так как ноги ее не слушались. Я понимал, что это детская уловка, но она мне самому доставляла удовольствие. Крепко обхватив мою голову, почти невесомая, она словно на коне восседала на них. Вконец устав от шустрой наездницы, я падал на мягкий разноцветный ковер из луговых цветов и мы, утомленные жарким солнцем, безмолвно лежали, устремив свои взоры в безоблачное лазурное небо.

От Лулу я узнал, что у нее есть сестра, которая сейчас гостила у бабушки в Таиланде, но к началу учебного года должна была вернуться в Париж. Отца своего Лулу никогда не видела, и мать по какой-то причине хранила молчание, когда та спрашивала о нем. Дениз каждый день звонила, справляясь, как мы там. Дело все еще держало ее в Париже. Но теперь я не чувствовал тоски от того, что ее не было рядом со мной. Мои мысли целиком были заняты крошкой Лулу, которая за короткий отрезок времени завладела мной полностью, войдя мне под кожу, в сердце и сознание.

Сияла ночь в объятиях проказницы луны. Звезда, румяна наложив на серебристые щеки, ждала прихода ветерка в безмолвной тишине ночи. Природа замерла, но только лишь на миг, чтоб ввергнуть с новой силой нас в водоворот любви, смазав уста колдовским напитком.

Вечерами мы любили ходить на речку, вода не была уже такой теплой, как днем. Плотно прижавшись друг к другу, мы сидели на берегу реки и смотрели на водную гладь, освещенную звездным сиянием и вдыхали аромат засыпающих цветов. Мириады звезд, словно в зеркале, отражались на гладкой поверхности реки и сама луна, не удержавшись, окунула свой лик в нее. То там, то тут, тишину вечера нарушало кваканье лягушек, призывно зазывающих кавалеров, да протяжный свист проходящего поезда.

Светлячки заботливо вешали маленькие фонарики на высокие, тонкие стебли травы, от чего те казались изумрудными, сверкая в свете фонариков. Глядя в загадочные глаза ночи, я все чаще ловил себя на том, что с каждым днем это существо становилось мне дороже. Оно медленно, но верно входило внутрь меня. Объяснений этому явлению у меня не было. Лежа в постели и напоенный звуками летней ночи, я долго еще не мог заснуть, пытаясь понять происходящее. Иногда устав от мыслей, я осторожно, на цыпочках, стараясь не шуметь, шел в комнату Лулу.

Летняя ночь редко приносила на своих крылах прохладу, заботливо окутывая нас своим влажным покрывалом. Войдя в комнату, я увидел Лулу, спящую нагишом. Ее темные волосы были рассыпаны по подушке. Она лежала на узкой серебристой дорожке, оставленной молодой луной. Ее маленькое тельце еще не было сформировано и напоминало бледно-розовый кусок мрамора, который нуждался в тщательной обработке. Дыхание ее было ровным. Я стоял не шевелясь и не мог отвести взгляда.

Я вдыхал аромат ее детского тела и он для меня был слаще всего на свете. Это было сплошное наваждение, безумие. Чем дольше я смотрел на нее, тем яснее я ощущал, что во мне зарождается доселе неизвестное мне возбуждение, справиться с которым становилось каждый раз труднее. Она становилась частью меня. Вздохнув Лулу перевернулась на живот, и две маленькие тугие ягодицы, добавили новую порцию возбуждения в мою и без того горячую кровь. Мне становилось жарко, я чувствовал, как ноги мои начинали дрожать и дыхание было прерывистым.

Резко повернувшись, я поспешно вышел из комнаты. Это было какое-то сумасшествие. Что я делаю? — Спросил я себя. — В своем ли я уме? Приняв душ и немного успокоившись, я вышел на веранду. Я не мог поверить, что это был я. Ранее я слышал такого рода рассказы и всегда улыбался, полагая что это просто плод больного воображения людей, но не более. И вот сейчас я оказался действующим лицом в этой пьесе, которая называлась жизнью. Иногда Лулу просила меня разрешить ей немного полежать у меня в постели. Я понимал всю глупость положения, но не имел сил отказать.

Быстро забравшись под простыню, она всем своих крохотным телом старалась как можно ближе прижаться ко мне. Я машинально клал свою руку между ног, на что она говорила: „Убери руку, она мне мешает“, — с этими словами еще плотнее прижималась своей попкой к моей промежности. Один Бог знал, чего стоило мне это испытание. Проснувшись утром, я с удивлением обнаруживал многочисленные пятна на простыне и мне становилось стыдно. Болезнь, иначе я не могу это назвать, развивалась стремительно, с каждым днем забирая и без того уже слабое сознание. Греховность радостно расправляла свои огромные крылья надо мной.