Татьяна Мальцева

Первый поцелуй

Купаясь в лучах любви, Ягодка до конца не чувствовала надвигающейся беды. Она как бы была в стороне от ее счастья. Домой она в основном приходила только переночевать. Новая квартира была на 2 этаже Хрущевского дома и была намного меньше, чем их старая. Если бы они попытались перевезти мебель, которая у них была ранее, то пожалуй и треть ее некуда было бы поставить в их новой квартире.

Мать старела на глазах и вскоре заболела. Ранней весной карета скорой помощи увезла ее, да так видимо и забыла привезти обратно. Это были уже вторые похороны в Наташиной жизни. Похоронить мать помогли соседи, да и отец дал часть денег. Она не могла поверить в то, что случилось. Казалось, это всего лишь сон, не более. Теперь квартира целиком принадлежала ей, но, как назло, Вадим куда-то исчез и найти его было трудно. Он постоянно находил причину, по которой они не могли встретиться. Их свидания раз от разу были все реже и реже, и в конце концов совсем прекратились.

Теперь Ягодка потеряла аппетит и ела мало, но, несмотря на это, она замечала, что стала резко поправляться. Это насторожило ее. Когда врач осмотрел ее в поликлинике, то выяснилось, что у нее уже 5 месяцев беременности, делать было нечего. Встретив однажды случайно на улице Вадима, она сказала ему о беременности, и тот, помедлив, ответил: „Я не просил тебя рожать и никогда не обещал жениться на тебе. Делай как знаешь“, — и, резко повернувшись, направился в другую сторону.

Словно колючим ветром обожгло лицо Наташи, на мгновение она замерла, как вкопанная. В ее широко раскрытых зеленых глазах застыл ужас. В этом мире она осталась совершенно одна. Единственный человек на белом свете, к которому она могла бы обратиться за помощью, был Валя, но ей было стыдно это сделать. Он настойчиво продолжал звонить ей, постоянно справлялся, не нужно ли ей чего. Наташа всегда отвечала, что все хорошо.

Учебу пришлось бросить и ранней весной у нее родилась девочка. В этот день Наташа получила огромный букет красных роз с запиской „Выходи за меня замуж“. Бегло прочитав ее, она выбросила записку в мусорное ведро, но цветы все же поставила в бутылку из под молока. Розы были такие свежие и почему-то напомнили ей ее белую душистую акацию в их деревне. Закрывшись в туалетной комнате, Ягодка горько плакала.

Новорожденная девочка была вылитая Наташа в детстве. Ее изумрудные маленькие глазки ярко блестели. Она постоянно истошно кричала, зовя мать накормить ее. Та, осторожно взяв ее на руки, крепко прижимала к своей набухшей от молока груди. Уткнувшись маленьким розовым ротиком в Наташину грудь, девочка делала несколько сосков и быстро засыпала, продолжая подсасывать грудь.

В те минуты, когда она держала спящую девочку на своих руках, сердце ее начинало щемить и глаза невольно наполнялись слезами. Наташа уже привязалась к этому маленькому, теплому комочку своей плоти. В ней боролись два чувства. Она не знала, что ей делать. Она не хотела этого ребенка, боялась его, и когда пришло время выписываться из роддома, она, в последний раз взяв крошку на руки и поцеловав ее в лобик, надела на ее шейку маленькую золотую цепочку с крестиком.

Девочка, словно чувствуя что-то, не отрываясь смотрела на мать и Ягодка, испугавшись, что может передумать, поспешно передала ребенка в руки медсестры. Она отказалась от своего ребенка. Он ей был не нужен. В институт возвращаться не хотелось. Ей было мучительно стыдно видеть глаза своих сокурсников. Ей почему-то казалось, что они ее будут осуждать.

Денег от продажи квартиры оставалось с каждым днем все меньше и меньше и Наташа решила пойти на работу в ближайшую больницу санитаркой. При оформлении ее на работу выяснилось, что у нее уже 4 года медицинского института и она была зачислена на должность медсестры. Но этот факт не особо радовал ее. Долгими одинокими вечерами она сидела в темной комнате, уставившись в никуда. Она была в крепких объятиях депрессии.

Сознание остановилось и было удивительно, как в этом теле еще теплится жизнь. Как-то раз она встретила свою давнюю знакомую и та предложила зайти к ней на чаек. „Чаек“ у подруги закончили под утро. Наталья, раньше почти не употреблявшая алкоголь, опьянела от первой же рюмки. Сладкая истома разлилась по всему телу и к ней сразу вернулось состояние легкости. Она много болтала и смеялась. Она снова была прежней, так ей казалось.

Домой она возвращалась уже под утро, качаясь из стороны в сторону. Едва открыв дверь квартиры, она завалилась на пол в чем была. Она проснулась утром от дикой головной боли. Тело ломило, как будто ее долго били. Приняв таблетку аспирина, она снова завалилась спать. Начался новый этап ее жизни.

Встречи с подругой становились все чаще и та познакомила Наташу со своими давнишними приятелями, с которыми они частенько стали попивали „чаек“. В те редкие дни, когда голова была трезвой, что-то говорило ей остановиться, но это что-то было очень тихим, едва слышным гостем в ее сознании. Она похудела, и все реже смотрела на себя в зеркало, а когда смотрела, то видела совершенно незнакомую женщину, которую она доселе никогда не встречала.

На дежурство она старалась приходить трезвой, но иногда все же от нее исходил слабый запах перегара. Сослуживцы стали замечать, что во время дежурства Наташи постоянно стал куда-то исчезать спирт. Ягодка любила своих больных и те, видя это, были рады, когда она приходила на дежурство. Обычно, после раздачи лекарств и проведения всех необходимых процедур, они присаживались рядом с ее столом и долго болтали, рассказывая про свою жизнь.

Она всегда находила теплые слова для них, хотя сама больше других нуждалась в них. Неутомимый Валя продолжал искать с ней встречи. Но ей казалось, что теперь она была ему не парой. Недоучка-медсестра, на что она ему, без 5 минут Кандидату Наук. Бедная, почти без кола и двора, так она думала о себе. Ее пророческие думы были совсем недалеки от истины.

С каждым днем планка ее жизни опускалось все ниже и ниже. Зарплаты едва хватало от получки до получки, так как порция „чайка“ резко стала увеличиваться в количественном объеме. Она уже не думала, что скажут о ней сослуживцы. И вскоре ей предложили уволиться из больницы. Теперь она была совершенно свободна от каких-либо обязательств, от необходимости ходить каждый день на работу и совсем махнула на себя рукой.

Загулы начинались рано вечером и продолжались до утра. В новой для нее среде все были братья и сестры, и кто с кем спал, не имело никакого значения. Сегодня это мог быть Петя, а завтра Коля. Это мог быть и старый, и совсем юнец. Разница была давно утеряна. Однажды, после очередной попойки, у нее чертовски болела голова, а похмелиться было не на что. Блуждая по парку, она увидела троих молодых ребят и подошла к ним.

При виде ее они сразу поняли, с кем имеют дело. „Ну что, выпить хочешь?“, — сказал один их них. „Да“, — промямлила она. „А чем платить-то будешь?“ — и, подмигнув друг другу, компания громко рассмеялась. Быстро купив пузырек, все четверо отправились в ближайший подвал, где она и похмелилась, а затем все трое, грубо надругавшись над ней и сильно избив, оставили ее в подвале. Она уже не чувствовала боли, ей было все равно. Сознание и ее душа были далеко от ее физического тела.

Пришел день, когда Наталья истратила последний рубль от продажи квартиры. Она не знала что делать, а тело, привыкшее к алкоголю, постоянно требовало свое. „Дай, дай“, — стучало в голове. Денег не осталось совсем и когда она, просидев без еды два дня, совсем ослабла, она решила пойти поискать что-нибудь поблизости. Вскоре она нашла мусорный бак и, низко наклонившись головой в него, стала лихорадочно искать остатки какой-либо еды. Не найдя ничего, с грустью поплелась на задний двор кафе, в надежде на удачу.

Ей пришлось довольно долго ждать, пока, наконец, один из служащих не вынес на большом противне очередную порцию остатков пищи от клиентов. Подождав, пока тот уйдет, она запустила свою руку и жадно, без разбора, стала запихивать куски пищи в рот. Она сидела на деревянном ящике и глотала объедки, жидкость медленно стекала по ее рукам, капая на старые джинсы. Теперь она твердо знала, где можно было достать еду.