Александр Малиновский

Одна ночь одинокого человека

1

Стояла по-зимнему теплая погода. Под серым, затянутым густыми облаками, небом грустно чернели крыши безжизненных домов. Он шел по середине грязной дороги, перемешивая подтаявший снег подошвами ботинок. Чтобы хоть как-то разнообразить скучную и знакомую дорогу, он закурил.

Уже долгое время его одолевала тоска. Все казалось серым, мир призрачным, а желания и стремления бессмысленными. Он жил словно в пустыне, засыпанный грузом собственных ошибок и раздавленный однообразием бытия. Проводя долгие бессонные ночи за чтением книг, которые были его единственным утешением в мире собственного одиночества, он мечтал о других мирах, наполненных смыслом и теплотой. Но удушливая, призрачная реальность по утрам возвращалась: неминуемая и беспощадная. Люди, с которыми он общался при свете дня, не вызывали в нем никаких чувств, кроме легкого интереса, а в плохом настроении, преобладавшем в его жизни, он ощущал неприязнь и даже легкое отвращение ко всем. Поэтому большую часть времени он проводил у телевизора, выискивая интересные фильмы, похожие на его мечты. Или лежал в постели, надеясь отключиться от окружающей действительности с помощью книг.

Войдя в подъезд, он облегченно вздохнул.

— Терпеть не могу ходить по улицам, — вслух сказал он самому себе. Да, он не любил улиц: там ходили люди, раздражавшие его. Каждый прохожий казался ему некрасивым и глупым; весь мир был ему чужд и противен. Докурив сигарету, он выбросил окурок в пустую консервную банку, служившую ему пепельницей, и вошел в квартиру. Едва поздоровавшись с матерью и бросив на нее угрюмый, тяжелый взгляд замученного человека, он прошел на кухню.

Его внешний мир постепенно сужался, оставляя все меньше пространства для жизни и все меньше людей, с которыми он был способен хотя бы разговаривать. Сначала ему опротивели улицы, метро, институт: везде ему мешали, всюду приходилось отгораживаться стеной от раздражавших его человеческих существ. Вскоре неуютен стал и подъезд, где он курил, — кто-то все время входил и выходил из него, приходилось здороваться с соседями. Тогда он стал курить в комнате. Но и на этом все не закончилось, потому что вскоре и квартира с присутствовавшими там родителями стала надоедать ему. Тогда он окончательно запер себя в комнате и злобно посматривал на всех, кто пробовал к нему входить или заговаривать с ним.

Итак, быстро поев что-то — с некоторых пор ему стало безразлично чем питаться, он прошел в комнату, отрывисто и холодно поблагодарив за обед. И в своих обычных занятиях провел некоторое время. Внезапно раздался телефонный звонок, который заставил его вздрогнуть. Он испугался, что это звонят ему.

Единственным, что связывало его с внешним миром, был телефон. Последние месяцы он вообще не выходил из дома, кроме как по необходимости, так как это требовало дополнительных душевных сил, которых у него почти не осталось. Он иногда как бы по привычке встречался со старыми знакомыми, но это только мучило его, поэтому происходило все реже и реже. И вот — телефон… Телефон мешал ему окончательно захлопнуться в своем мирке одиночества, вызывал у него страх из-за необходимости извиняющимся тоном говорить людям, что он не сможет пойти куда-то, куда его приглашали. Он выдумывал оправдания, большинство из которых было все же правдой. Ссылаясь на усталость, он, сам того не замечая, выдавал скрытую истину: его душа была истощена пустынными пейзажами мира, в котором существовала.

Услышав в коридоре шаги, он заранее подошел к телефону и взял трубку. Да, он сегодня не может. Почему? — устал, был тяжелый день, нет, точно. Да, до скорого.

Выполнив эту тяжкую обязанность с каменным лицом, он лег на диван и взял книгу. Вечерело. Он встал и включил свет. Это тоже было тяжело сделать, казалось, невидимая сила приковывает его к постели. Его восприятие, сузившись до размеров дивана, заставило с облегчением вернуться к книге.

Поглощенный чтением, он не заметил, как наступила ночь. Квартира затихла, в доме напротив догорали редкие окна, мир окутала тьма. Он оторвался от книги и бросил угрюмый взгляд на сиреневое небо. Оно буквально пронизывало его тело ледяным холодом. Враждебное и мрачное, оно все же притягивало взор, вызывая беспокойство в душе, наполняя тоской мутные глаза. Бросив взгляд на часы, он решил, что пора спать и с трудом постелил постель. Сбросив на стул одежду, которая скрывала ссутуленную спину и бледное, но все еще красивое тело, он завернулся в одеяло, предварительно погасив свет.

2

Внезапно появился страх, столь жуткий и всеобъемлющий, что проснулась даже старая детская боязнь темноты. Мир вокруг шевелился, тени ходили по потолку. Во тьме, казалось, скользили невидимые щупальца, пытаясь влезть под одеяло и схватить его, раздавить, задушить в своих скользких объятиях. Он покрылся холодным потом и, поборов ужас, сел и оглядел мрачную комнату. Страх притупился, но не исчез, а затаился, повиснув в воздухе густым сиропом.

Сидя на постели, он вдруг ощутил, что в комнате кто-то есть. Сердце тут же ушло в пятки, грудь сдавили кольца ужаса. Но в тоже мгновение страх сменился изумлением: из тьмы появилась женская фигура.

Ночная гостья была прозрачна, будто сделанная из воздуха. Ее черные локоны сливались с мглой, но были еще темнее, черным дождем рассыпаясь по плечам. Стройное тело, едва прикрытое легкими одеждами, притягивало взгляд своим совершенством. От него исходили волны тепла и света, наполняя комнату уютным полумраком.

Страх тут же отступил, пропал, растворившись в воздухе. Сердце согревалось, наполняясь радостью, и гулко билось в груди. Душа проснулась, и слабо потянулась к прекрасной фигуре. С трудом, срывающимся шепотом он спросил:

— Кто ты?

— Я — Ночь.

— Ты пришла, чтобы забрать меня в лучший мир?

По лицу призрачной девушки пробежала грусть, но тело ни на миг не перестало излучать свет, такой же прозрачный, как и она сама.

— Нет, я пришла показать тебе красоту этого мира, открыть для тебя твое сердце, вернуть к жизни.

Она говорила красивым, мягким голосом, пронизанным невидимыми нитями душевной теплоты, но он не заметил этого, его лицо ожесточилось, и, с тоской посмотрев в окно, он проговорил:

— Я видел этот мир, он жесток, люди глупы, мне незачем жить здесь, где даже небо враждебно, я чужд этой земле.

— Ты не прав, люди сами строят этот мир, делают его таким, каким желают. Посмотри на меня: я порождена этим миром, но ты решил, что я из другого… Но я могу объяснить — человек с открытым сердцем может населить эту землю множеством иных миров, таких, о которых ты и не мечтал.

— Но я пробовал, мне не дали, перевернули, опошлили мои мечты!

— Ты сам виноват. Это ты погряз в пошлости и разврате, предоставив мечте самой о себе заботиться, покинул ее, лишил своего тепла, и она погибла, иссушенная без тебя. Но я сохранила ее, как я храню все увядшие мечты людей. Им стоит только захотеть — и она вернется, нетленная и неиспорченная их дурными поступками. Но большинство умирает, гибнет в пустыне одиночества и своих пороков, не вспоминая о ней. А ты, ты — исключение, уже полгода ты борешься со смертью, стоя на грани выживания. Поэтому я заметила тебя и решила помочь вырваться из стен, построенных тобой.

Его душа распахнулась, внутри потеплело от страстных слов ночной волшебницы. Он поверил, внезапно осознав глубину своего заблуждения, но в голове еще вертелось сомнение.

— Но как же ты мне поможешь? Ведь я так глубоко, я так устал!

— Все очень просто! Тебе надо открыться на встречу миру, он примет тебя с радостью, придаст сил. Нельзя лишь забывать о свете, нельзя допускать тьму, ведь в раскрытую душу она пролезает легко и незаметно. Нужно всегда помнить о мечте, хранить ее, как высшую драгоценность. Она — ключ к иным мирам, источник любви и силы.

— Я понял, но все еще боюсь… Ты поможешь мне избавиться от страха?

Ничего не ответив, а лишь загадочно улыбнувшись, она сбросила одежды, едва не заставив его сердце выскочить из груди, и лишь оказавшись рядом с ним, проговорила шепотом:

— Конечно.

От ее дыхания у него по телу пронеслась волна сладкой дрожи, в глазах помутнело, и сознание отключилось, отказываясь верить реальности происходящего, и предоставило душу и тело самим себе. Последнее, что он увидел, были ее черные волосы, касавшиеся его лица.

3

Яркое зимнее солнце, пробившись сквозь гряду белых облаков, разбудило его, залив комнату янтарем. Он открыл глаза и смутно припомнил события минувшей ночи. Но как ни старался, не мог вызволить из памяти то, что произошло после разговора с ночной гостьей. Не обнаружив следов ее пребывания, он вздохнул, решив, что это было во сне. В голове была необычная легкость. Пройдя в ванной мимо зеркала, он вдруг замер, и его лицо осветилось лучистой улыбкой: в его золотистую прядь вплелся странный полупрозрачный волос, черный как ночь…