Владимир Кравченко

Обманчивый мир

Все немного успокоились. Юлька перестала хныкать и принялась играть с куклами, стараясь держаться подальше от своего, теперь уже бывшего друга. Разговор опять переключился на нас с Иркой.

— Вы что, квартиру собрались продавать? — спросила теща.

— Да, — отвечаю.

— А с тобой одним, говоришь, ничего не случается? — тесть еще не остыл после Малыша.

— Я ведь жил целую неделю, когда Ирка в больнице была, и ничего.

— И газ проверяли?

— Ира на той неделе вызывала. Проверяли, сказали, что все в порядке.

— Чертовщина какая-то. Давай я туда пойду, я там всех чертей твоих разгоню.

— Да, батя, тебя там только и не хватало.

— Я хоть и не верю, — говорит он, — мне моя мать рассказывала. Мы тогда держали овец, уток. И вот они дохнуть начали, ни с того ни с сего. Мать пошла к одной бабке, та ей сказала, что у нас у ворот что-то закопано должно быть. И правда. Отец копал, копал и нашел голову лошадиную. Выкинул ее в реку и, как говорится, как бабка отговорила, представляешь?

— Где бы такую бабку найти? Одна вон колдовала что-то и без толку.

— Надо вам везде все облазить, — это уже теща сказала, — может, где иголка какая воткнута или еще что. Любой предмет могут заговорить, принести к вам и положить в незаметном месте. Лежит он там и тянет из вас соки.

— Да если и найдем что-нибудь, — говорю я, — кто знает, тот это предмет или нет. У меня что-то больше нет желания экспериментировать. Вдруг очередная попытка будет последней, тьфу-тьфу-тьфу. Продадим квартиру к чертям собачьим.

Решение было окончательным. В этот же день написали объявления, и пошли расклеивать. По пути к Гоше зашли, поделились пережитым.

Дома, ожидаючи звонка, облазили каждый уголок. Ничего подозрительного не нашли.

— Слушай, — сказала Ирка, — я про кольцо обручальное подумала, которое мне Медины подарили.

— Я тоже о нем вспоминал.

— Я его все равно надевать не собираюсь.

— Ты его выбросить хочешь? Я не против.

— Около церкви бабушки стоят, милостыню просят, может, кому из них оно больше пользы принесет. К тому же мы в церковь собирались, перекреститься, свечки поставить.

Мне эта мысль понравилась. Если предположить, что кольцо нам приносило несчастье, то и деньги, вырученные от продажи, радости не доставят.

На следующий день, пока я был на работе, Ирка звонила по объявлениям, чтобы узнать примерную стоимость квартир в нашем районе и подобрать варианты для покупки другой квартиры. Когда я пришел, у нее было три варианта, как я и ожидал, чем дальше от этой части поселка, тем дешевле. Жалко уезжать отсюда. Вечером пошли к родителям и решили пройти, посмотреть квартиры в порядке убывания цены. Первая, которую хотели продать по той же цене, что и мы свою, была неплохая. Планировка даже лучше, чем у нас, но во дворе бедлам. Какая-то старая сломанная котельная, мусор строительный. Вторая немного дешевле, и во дворе порядок. Кухня маленькая, санузел совмещенный, и вместо балкона — огрызок обвалившийся. Но нам место понравилось и по цене вполне устраивало. В третью квартиру мы и заходить не стали, увидев дом, который рухнет сразу, если рядом встать и громко сказать: „Гексоген!“.

Около церкви стоял один старичок с палочкой и усердно крестился, когда мимо него кто-нибудь проходил. И нас не пропустил. На алкоголика вроде не похож. Мы прошли в церковь. Меня всегда поражала и преклоняла величественность таких мест. Может, из-за своей необъяснимости и древности обычаев. Креститься-то я научился совсем недавно, когда стал крестным отцом у племянника. Ирка поставила свечки „за здравие“, мы по три раза перекрестились и поклонились. Интересно, что там Ирка шептала. Я не знаю ни одной молитвы. Своими словами, что мог, зато искренне. Честно говоря, меня немного совесть мучила. Вроде жил раньше — никакого Бога не надо было. А как жизнь придавила — прибежал с ним разговаривать. Впрочем, говорят, никогда не поздно к нему обратиться.

Выходя из церкви, Ирка подошла к старичку и, протягивая ему кольцо, сказала:

— Вот возьмите, дядечка, помолитесь за нас.

Дядечка с утроенной скоростью начал креститься и кланяться. Нам стало неловко, и мы поспешили к родителям.

После ужина мы пережевали всех соседей и знакомых, вспомнили, кто какие похожие случаи слышал.

Залаяла собака во дворе, и Ирка пошла посмотреть, на кого она лает. Заходит и говорит мне:

— Там Гоша пришел, поговорить хочет.

Я вышел. Гоша был явно чем-то встревожен. Мы сели на лавочку.

— Короче так, ребята, — сказал он, обращаясь к нам обоим, — помните, я говорил, что знаю одну женщину, которая занимается вот такими делами?

— Ну.

— Был я у нее. Она, действительно, по фотографии может болезни определять, лечить, узнавать, кто порчу навел. Я у Медведевых вашу фотографию взял и к ней носил, — он замолчал.

— Правда, что на Ирке порча? — осторожно спросил я.

— Вы, конечно, извините. Нелегко такое слушать. Порча на вас на всех. И это даже не порча, а намного серьезней. Иринку первую зацепило, значит она умрет последней, а первой будет Юлька. Это произойдет в течение года. И квартира ваша тут ни при чем. Просто это ваш очаг, и там скапливается отрицательная энергия уже в течение двух лет. Заговор был на три года, две трети уже прошло.

— Мы что же, все умрем? — я ошарашено смотрел в землю.

Гоша молчал.

— Ты думаешь, что говоришь?

— Это не я.

У меня в голове образовалась каша. Я посмотрел на Ирку. Она сидела, закрыв лицо руками.

— И кто это сделал?

— Твоя сестра. Вернее она только заплатила, а делала какая-то цыганка, очень сильная. И бабки тут не помогут.

— Какая сестра?

— Этого она не знает, просто сказала, что кровная сестра.

— А зачем?

— Я не знаю. За такие услуги приличные деньги берут, значит, зачем-то надо было.

— А почему мы должны ей верить?

— Она дипломированный экстрасенс, училась в нескольких местах. Она этим уже девятнадцать лет занимается серьезно. Она и Волошиной Ленке помогла год назад. Я, кстати, у Ленки и узнал, где она живет.

— А у Ленки что стряслось?

— Грыжу у сына заговорила.

Я обнял Ирку и прижал ее к себе.

Сестра. Какая сестра? У меня четыре сестры, не считая дальних родственников. Вернее, три, одна не кровная, а сводная, две родных и одна двоюродная. Близко общаюсь я только с одной. Абсолютно уверен, что она здесь ни при чем.

— И что же теперь делать? — спрашиваю.

— Завтра идите к ней, она обещала помочь.

Спрашивать о цене было бы кощунством, но Гоша сам сказал, что это будет стоить денег.

Я убрал Иркины руки от лица. Слез не было. Глаза были закрыты, будто она боялась смотреть в эту ужасную реальность. Представляю, что у нее сейчас в голове.

— У них здесь, в Самарской области, — продолжал Гоша, — общество или союз, я уж не помню, что она говорила. Эту цыганку они уже давно приметили, не могут вычислить. У той природный дар какой-то, очень сильная, сволочь…

Гоша осекся, будто испугался, что та услышит, как он ее называет.

— Ладно, пойду я. Извините еще раз.

— Тебе спасибо, что беспокоишься. Как нам ее найти?

— Завтра к шести часам ко мне приходите, вместе пойдем.

— Может, сегодня сходим? — я не представлял, как с этими мыслями жить до завтра.

— Она сказала, если придем, то завтра. У нее, наверно, другие дела есть. Да и поздно уже.

— Юльку с собой брать?

— Надо, наверное.

Гоша ушел.

У нас с Иркой язык не поворачивался обсуждать эту тему — тему нашей смерти. Но мысли были только об этом. Родителям ничего не сказали. Нам от этого хорошо не станет, им только нервы мотать.

Значит, сестра. Двоюродная, вероятно, тоже отпадает. У нас абсолютно никаких контактов. Остается моя родная, средняя.