Владимир Кравченко

Обманчивый мир

Бабкины заклинания, судя по всему, подействовали. Уже неделю мы жили спокойно и собирались на „День поселка“ немного развлечься. Ближе к вечеру купили пива, рыбы сушеной и пошли к Медведевым. Они пригласили и Волошиных, и Гошу. Я вычеркнул из своего меню водку и собирался пить только пиво. Оказалось зря. Толян с Наташкой делали шашлык. Надо сказать, что это мое самое любимое праздничное блюдо. И если напиток, заедаемый шашлыком, будет менее сорока градусов, то праздник будет неполным.

Праздник был полным.

Я был в меру пьяным и довольным. Ирка тоже выпила рюмки две. Мы взяли с собой пиво и пошли на площадь.

Встретили Мединых. Они уже были хорошими и, как всегда, успели разругаться в пух и прах. Портить из-за них вечер не хотелось. Натанцевавшись, мы с Иркой собрались домой. Мужики еще бутылку взяли. Я кое-как отказался, сказав, что желудок прихватило, и потихоньку сквозь танцующую толпу мы смотались. Но незаметно уйти не удалось. Нас догнала Анна.

— Вы чего ушли и мне не сказали?

— Мы не знали, что ты тоже домой собираешься. Олега где потеряла?

— Да пошел он на хрен. Ты что его пьяного не знаешь? Опять ему что-то показалось. Наорал на меня, сказал, если домой приду, убьет.

Олега я пьяного знаю. Анну тоже. Они друг друга стоят. Ни одно событие, связанное с употреблением спиртного, у них спокойно не проходит.

Всю дорогу Анна нам рассказывала, какая Олег сволочь. Она вообще очень не постоянна. Одно время она может расхваливать человека, через сутки, поражается его же свинству. И все это с большим энтузиазмом. При этом мне не кажется, что она способна на предательство. Может это от чрезмерной самоуверенности. Она красива и уверена, что через год после окончания престижного ВУЗа в Самаре у нее здесь будет не менее престижная работа.

Нам с Иркой пришлось ее пригласить к себе, поскольку домой она боялась идти из-за Олега. С нашей лоджии видно их окна. Пока мы умывались, курили, прошло минут двадцать, когда Анна увидела в своих окнах свет. Она сразу же позвонила.

— Ну что, перебесился?

— . . . . . . . . . . .

— Ничего я не хочу тебе показывать. У тебя глюки на почве ревности.

— . . . . . . . . . . .

— Сам пошел, понял? Я завтра же ухожу к маме.

—  . . . . . . . . . .

— Что ты сделал?

— . . . . . . . . . . .

— Она положила трубку.

— Вов, может, сходишь к нам?

— Зачем? На пьяного Олега посмотреть?

— Он сказал, чтобы я прямо сейчас пришла и забрала вещи. У меня на столе курсовая лежала, чужие книги, так он, говорит, все из окна выбросил.

— Да это он тебе назло сказал.

— Черт его знает. Он же придурок, кто знает, что у него на уме.

Неохота, конечно, но я пошел.

Олег стоял у своего подъезда, курил.

— Куда собрался? — спросил я.

— Никуда. Покурить вышел. А ты?

— Анна говорит, ты ее курсовые выкинул, просила сходить.

— Да ладно. Что я, дурак?

Обратно вернулись вместе. Мы с Иркой ушли в комнату, они остались на кухне разговаривать. Видимо, помирились и уже вполне спокойные ушли домой.

— Честно говоря, я так устала от их ссор, — сказала Ирка, когда мы укладывались спать.

— Аналогичная фигня, — согласился я.

***

Мы играли в карты. В гостях у нас были Волошины, Медведевы, Медины и Гоша. Праздник был какой-то. Все выпивали и веселились. Ирка мне говорит:

— Вова, вытри глаза. Вечно, как выпьешь, у тебя в уголках какой-то белый налет.

Да, действительно, я замечал у себя такое. Я встал и подошел к зеркалу. Черт, это даже не налет, а нагноение прямо. И вытереть не получается, и вообще я себя не узнаю. Услышав позади себя плач, я обернулся. Все смотрели на мою Ирку. У нее клочками выпадали волосы, она руками пыталась прикрепить их обратно и тихо плакала.

Я в ужасе проснулся. Действительно, Ирка плакала.

— Ира, ты чего? — я еще был под впечатлением дурацкого сна.

— У меня опять, кажется, был приступ.

Как хотелось думать, что все позади, что такого больше не будет. Оказывается, если не обращать на проблему внимание, она никуда не уходит. Все эти дни я невольно наблюдал за Иркой. Наверно, чтобы удостовериться, что нет у нее на лице той чужой тени. Я узнал бы безошибочно это состояние. Так, наверно, после многих лет совместной жизни, жена узнает о том, выпил муж или нет, как бы он не отпирался. По каким-то не уловимым для других признакам.

Я включил свет. Одного взгляда на Ирку мне было достаточно, чтобы понять: ужас, который преследует нас последнее время, еще не кончился. Ее трясло, глаза были полупустые.

— Ира, быстро собирайся.

Я бросил ей одежду, и сам оделся так, как в армии молодым бойцом при команде „подъем“ не одевался. Внутренний голос мне говорил, что надо быстрее отсюда сматываться. Опять это началось. Я не знаю, что это такое, но оно началось. Ирка оделась с моей помощью, и мы в тапочках торопливо покинули квартиру.

— Как себя чувствуешь? — спросил я уже на лавочке около подъезда.

— Плохо.

— Посиди, сейчас полегчает.

Я был в этом уверен. Чертова квартира. Решено, продадим. Очень жалко, конечно. Как мы радовались, когда ее получили. Это самый лучший район в поселке, квартиры здесь самые дорогие. Как не хотелось бы отсюда уезжать. Но жизнь непонятным образом ставит перед выбором.

— Тебе легче?

— Да.

— Пойду принесу обувь и кофту. Ты не заходи.

— Ты только недолго там, хорошо?

— Не беспокойся.

Я вернулся обратно, выключил свет везде, встал у стены, чтобы было всю комнату, слабо освещенную ночной улицей, видно, и стал прислушиваться к себе и звукам в квартире. В туалете в бачке клапан пропускает — слышно, как вода сочится. В телевизоре что-то тихо скрипнуло.

— Домовой, — позвал я, — если это ты виноват, дай знать.

Тишина. Холодильник включился. Кажется, я начинаю с ума сходить. Я включил свет, нашел кофту, взял обувь и вышел.

— Мы куда? К мамке пойдем? — спросила Ирка.

— Пошли. Здесь мы ночевать больше не будем.

Было три часа ночи. Мы не спеша пошли прочь.

— Может, это от Мединых? — предположила Ирка, — они поссорились на площади, а у нас помирились. Может, они каким-то образом нашу энергию забирают.

— Не знаю, Ирин, в любом случае что-то с квартирой не так. Ничего ведь не случается вне квартиры ни с тобой, ни с Юлькой. Только дома.

— Но ведь три года жили, и все нормально было.

— Значит, надо вспомнить в мелочах, что такого могло случиться в последнее время.

— Диван купили, — задумчиво произнесла она, — может, он сделан из ядовитых отходов?

— А Юльке почему плохо стало? Она ведь в другой комнате спит. И почему только ночью?

Я все-таки счел нужным рассказать о Сереге Корниенко. Она немного помолчала, потом сказала:

— Да нет. Ты же мог и не знать, зачем ему деньги.

— Догадываться мог, — пробормотал я.

До родителей мы не дозвонились, пришлось лезть через забор и стучаться в окно.

— Мамка теперь расстроится, — переживала Ирка.

Вышел заспанный тесть.

— Вы откуда?

— Мы здесь переночуем, а завтра поговорим, хорошо?

Проснувшись, я вышел на крыльцо. День был прекрасным. Со стороны сада дул легкий ароматный ветерок. Живи, радуйся. Вспоминаются слова Остапа Бендера: „Мы чужие на этом празднике жизни“.

Тесть сидел и смотрел, как его пес Малыш жрет мясо. У кого-то из соседей сдох поросенок, и они принесли тестю его голову для собаки. Юлька недалеко играла со своей старой коляской. Я рассказал тестю, что у нас случилось. Надо сказать, что тесть у меня закоренелый атеист, и я уверен, что рассказывай я ему чужую историю, он бы, размахивая руками, кричал, что так не бывает. Но он молчал.

Юлька схватила какую-то палку и, прежде чем мы успели что-то сообразить, подбежала к Малышу. Ну а тот, зверь есть зверь, наверно, подумал, что у него сейчас мясо отбирать будут, и набросился на Юльку. Чиркнул он ее, гад, все же зубами по груди, оцарапал. Тут теща с Иркой вылетели, сгребли Юльку в охапку, давай успокаивать. Тесть взял дрын и стал носиться за псом по двору. Попало Малышу.