Владимир Кравченко

Обманчивый мир

Постепенно отношения стали другими. Волошин с женой переехали на другой конец поселка, и взаимные посещения стали все реже и реже. С Наташкой и Толькой Медведевыми после громогласных лозунгов типа: „Дружба на веки“ мы, в конце концов, поссорились. Надолго. Потом помирились, но отношения уже были не такими, как прежде. С одним Гошей мы могли разговаривать так же, как десять лет назад.

В отличие от меня Гоша более был склонен верить во всякие чудеса. В тот же день, когда Ирку выписали, Гоша отвез их с Юлькой на своей машине в ту деревню, где жила бабка-целительница. Она им поведала, что на Ирке, действительно, порча и очень сильная. А Юлька — это как бы побочный эффект. Следовало три дня подряд в одно и то же время, приезжать к ней. Заговорами или заклинаниями, я не знаю, она обещала эту порчу снять.

За это она возьмет пятьдесят рублей, что вызвало у Гоши удивление. Он говорит, что такие бабушки деньгами не берут. Обычно, что им принесут, тому они и рады. Это может быть молоко, яйца или что-то еще подобное.

Ну, раз сказала пятьдесят рублей, отдадим деньгами, может, действительно, какая польза будет.

Ирка говорила, что и мне не мешало бы съездить, но у меня работа, да и не хотел я.

Я один раз лечил желудок у одной такой бабки. Это меня Наташка Медведева почти заставила. Она вообще свято верит во всякие приметы, привороты, гаданья. Так вот, пришел я в первый день, сижу перед ней, она вокруг меня ходит, что-то бормочет, какие-то пассы руками делает. Я как на нее погляжу, и что хотите со мной делайте, ну не верю я ей. Это же видно по ее глазам. Я могу согласиться, что есть на свете что-то таинственное, непонятное. Есть такие люди как, например, старая слепая Ванга из Болгарии или из Венгрии, я уж не помню. Но я уверен, что та, у которой я был на приеме, не имеет к этому никакого отношения. Мои лечебные сеансы окончились на первом. После этого я даже песню сложил, мелодии которой уже не помню.

Из толстенного картона
Я вырежу пятак.
Выдавлю прутом на нем
Солнечный знак.
Положу в карман его
И пойду к реке,
Привязав два камушка
Проволокой к ноге.
Так меня учила народная мудрость.
Так свою любимую я приворожу.

Подойду я к ивушке,
В воду пошепчу.
Вот и тополь стройный,
Здесь я помолчу.
Со дна достану три ракушки,
На берег отнесу.
Чем-нибудь расковыряю
И туда нассу.
Так меня учила народная мудрость.
Так свою любимую я приворожу.

Так что лучше будет, если я эту бабушку не увижу совсем. Я боюсь, что возникнут сомнения, а верить в то, что она поможет, очень хочется. Во всяком случае, вреда, я надеюсь, не будет.

Вечером у нас состоялся разговор. По-моему, сглазить можно случайно, а порча — это осознанный вред. Кому же мы помешали? Этим я поделился с женой. Гоша сидел рядом и слушал.

— Не знаю, — рассуждала Ирка, наводя на кухне порядок после своего недельного отсутствия, — были бы мы скандальные и ругались со всеми, тогда можно еще понять. Враги нашлись бы. Но мы вроде ни с кем не ссорились.

— С Медведевыми были же разногласия.

— Ты что на них что ли думаешь?

— Нет. Просто напоминаю.

— Ну, я не думаю. Может, завидует просто кто-нибудь. Есть же такие люди: видят, что кто-то хорошо живет, и желтеют от злости.

— А ты на кого можешь подумать? — спросил я. — Тот, кто желтеет из-за тебя, при тебе желтеть не будет, а, наоборот, будет улыбчив и приветлив.

Черт возьми. Себе не решаешься признаться, что начинаешь перебирать имена хорошо знакомых людей и примерять к ним свои подозрения.

Гоша, который до этого сидел и задумчиво курил, затушил сигарету и тоже влился в разговор.

— У нас здесь живет женщина, она может по фотографии определить того, кто навел порчу.

— Откуда ты знаешь? — я уже скоро поверю в существование Незнайки с его волшебной палочкой.

— Я даже знаком с ней, только видел ее последний раз уже очень давно. Не знаю: она там живет или нет.

— Гоша, сейчас знаешь сколько шарлатанов? У Березовского денег не хватит, чтобы у каждого консультироваться.

— Я просто знаю, что она давно уже этим занимается, у нее есть диплом экстрасенса. Она ездила учиться куда-то на Восток.

Вступать с ним в полемику — означало то, что я не верю. Интересоваться — значит верю, а я сам не знаю: верю я или нет. Я просто махнул рукой.

На следующий дань бабка провела очередной сеанс и сказала, что на завтра нужно принести мыло, полотенце и пол-литровую банку соли. Спали мы хорошо, что не исключало полезность этих процедур.

Гоша работал оператором в котельной и в третий раз не мог отвезти Ирку, так как у него было дежурство. Я решил, что у себя на работе найду машину, и мы вместе съездим.

Вечером у Ирки болела голова. Я уже заметил, что постоянно наблюдаю за ней. Внутри постоянное напряжение. Когда все это закончится, надо будет уехать куда-нибудь на природу дня на два на три с ночевкой. Отдохнуть, порыбачить. Должно же это закончиться.

Мишка — смешливый мужик, работает у нас водителем. Когда я его попросил на полчаса свозить меня с женой в деревню, он не отказался. Служебная машина была на ремонте, и мы поехали на его личной „девятке“. Подъезжая к дому этой бабки, Мишка сказал:

— Ты сразу бы сказал, куда едем. Я это место знаю.

— Тебе тоже приходилось здесь быть?

— Я сестру с ребенком сюда возил.

Мы припарковались у обочины, и Ирка, взяв пакет с мылом, солью и полотенцем, вышла из машины. Мы остались.

— А ты чего сюда? — спросил меня Мишка.

— Да что-то непонятное происходит, — ответил я уклончиво, не собираясь вдаваться в подробности.

— Я раньше не верил, сейчас верю, — сказал он и замолчал, видимо, подумав, что если я захочу об этом разговаривать, то переспрошу. А у меня в последнее время проявился острый дефицит информации на эту тему.

— Ты что с нечистой силой сталкивался? — спросил я, натягивая на лицо фальшивую ироничную улыбку.

— Если бы не сталкивался, то я не здесь бы жил.

— А где?

— Знаешь, где восьмое отделение? Там сады стоят. А километра три оттуда деревня есть, то есть была, сейчас там уже, наверно, не живет никто. Лет двенадцать назад, а может и больше уже, я там жил. После армии пришел, устроился в совхоз трактористом. Потом женился, и нам дали дом. Хороший большой дом. Прожили мы там полгода. Как-то супруга уехала к своей матери и на ночь у нее осталась. А мать у нее здесь жила, в поселке. Я дома один остался. До этого не пил ничего. Ночью лежу, слышу шаги, и глаза не могу открыть. Испугался. Я же знаю: дома нет никого. Лежу. Вдруг мне в горло руки, здоровые такие, лохматые, вцепились, и давай душить. Я уже чувствую: язык вываливается, и глаза лопаются. Не знаю, как это я вывернулся. Но когда прокашлялся и видеть стал, никого не было. Я уже не стал ходить по дому искать этого, с руками, выскочил в чем был. А трактор я около дома оставил, тогда на это внимание не обращали. Так вот, я в трактор и в поселок к родителям.

— Может, тебе кошмар приснился? — предположил я.

— Тогда мне так не показалось: у меня шея болела три дня. И ладно бы на этом все, это потом еще раз повторилось. И что интересно: когда супруга дома — все нормально, стоит ей уехать на ночь — эти руки опять. Так и продал этот дом. Потом уже узнал, что там женщина какая-то умерла и вроде она занималась колдовством.

Он закурил и, взглянув на меня, улыбнулся.

— Это я сейчас так спокойно говорю об этом, сколько уж времени прошло, а тогда…

Всю обратную дорогу мы ехали молча.

Бабка сказала, что если еще раз повторится, ехать к ней надо и ни к кому больше. Велела всем мыться мылом и вытираться полотенцем, которые она заговорила. С солью она тоже что-то сделала и велела посыпать ею углы и пороги в квартире. Нам очень хотелось, чтобы этого не повторилось, и мы готовы были исполнить любые указания.

***

У нас в поселке сложилась хорошая традиция: каждый год отмечать „День поселка“. Не везде этот праздник отмечается так дружно, как у нас. Официально он начинается часов в десять. Утренники детские, соревнования, мультфильмы бесплатные, буфеты, шашлыки. К вечеру на площадь подтягивается взрослое население. Пьют, танцуют, ругаются, мирятся, фотографируются. Все это продолжается часов до двух ночи.