Владимир Кравченко

Обманчивый мир

— Папа, папа.

Я вскочил, включил свет.

— Ты чего, Юленька? — взглянув ей в глаза, я увидел ужасно огромные зрачки, которые, как мне кажется, не могли ни на чем сосредоточиться. Опять задремавшее было чувство страха с новой силой охватило меня.

— Юля, что с тобой? Сон плохой приснился?

— Папа, — казалось она с трудом соображает, — там… дождь идет.

— Где?

— Там, — она показала в сторону спальни.

Я ее посадил на свою кровать. Мне казалось, что ее немного качает. Может, она еще не проснулась толком. Заглянув в спальню, я обнаружил мокрую постель и лужу рвотной массы рядом. Боже. Я быстро вернулся к Юльке.

— Юленька, ты хорошо себя чувствуешь?

— Хорошо, — ее реакция была какой-то замедленной.

— Ничего у тебя не болит?

— Нет, — что-то нехорошее было в ее глазах, она как будто не узнает меня.

— Сколько будет два плюс два?

— Она немного подумала.

— Четыре.

— Четыре плюс пять, сколько?

Она не смогла ответить. Я переспросил настойчивей, стараясь удержать на себе ее внимание, которое куда-то уплывало. Видно было, как она, прищурив глазки, старается сосредоточиться, но ответа на этот простой для нее пример, я не получил.

Что в „скорую“ звонить? Я не знал, что делать.

— Папа, можно я с тобой буду спать?

— Конечно, дочка. Что-нибудь, может, болит у тебя?

— Нет.

— Спать хочешь?

— Ага.

Не буду пока звонить. Раз хочет спать, значит и правда ничего не болит. Я уложил ее на Иркино место, сам о сне уже и не думал. Я вспомнил: Ирка жаловалась, что Юльку уже тошнило. Сомневаюсь я теперь, что это яблоки немытые виноваты. Тем более еще и описалась, чего с ней не было уже давно. У меня чуть сердце не схватило, когда я представил: вдруг у нее тоже был приступ, как у Ирки. Мне не надо было ее у тещи забирать, дураку. Неужели что-то с квартирой? Надо будет тещу спросить, как Юлька у них спит. Пускай пока у деда с бабкой поживет.

Минут пятнадцать я просидел около дочери, прислушиваясь к ее дыханию. Дышит ровно, вроде уснула. Я пошел, собрал ее постель, бросил в ванную, убрал все и на кухне закурил, выключив везде свет. Неужели чертовщина какая-то? Надо будет вызвать службу „Райгаза“, пускай все проверяют. Радиацию неплохо бы проверить. Что еще? Вспомнил Серегу Корниенко. Он ведь из-за моих денег помер. Может это кара мне какая сверху? Причем тут Ирка и Юлька? Пускай бы я страдал. Нет, тут должно быть что-то объяснимое. Перебирал недавно старые журналы „Юный техник“ и прочитал статью об инфразвуке. Все наши внутренние органы имеют свою резонансную частоту от двух до двенадцати герц. Человеческое ухо такой звук не воспринимает, зато при интенсивности более ста децибел внутренности охотно отзываются жуткой болью. Если силу звука увеличить, то могут порваться кровеносные сосуды и, разумеется, наступит смерть. Инфразвук свободно проникает через перегородки и железобетонные стены, так что воздействовать можно и с улицы.

Хорошо, что я не читаю Корецкого и Маринину, а то бы мне почудилось, что вся мафия нашей области сгруппировалась против моей семьи.

Лег я в три, но поспать мне не удалось, Юльку опять вырвало. Я принес ей тазик. Видно, что в желудке ничего уже не осталось. Откуда эти позывы? И в глаза ей просто смотреть страшно. Спрашиваю: „Болит где-нибудь?“. „Нет“, — отвечает.

Я все-таки решил отвести ее к теще. Мы оделись и вышли на улицу, Тут Юлька расплакалась: „Спать, — говорит, — хочу“. Мы сели на лавочку перед подъездом. Я обнял Юльку и закурил. Очень много в последнее время курю. Нервы.

В окне у соседей вдруг загорелся и погас свет, и в ночной тишине я вроде бы голоса оттуда услышал. Этим-то чего не спится. Сидят, наверно, у окна, смотрят, как сосед с восьмилетней дочерью в половине четвертого ночи у подъезда сидит, и сплетничают: „Странные какие у нас соседи. То „скорая помощь“ к ним по два раза на неделе приезжает, то вот теперь с ребенком ночью на улице сидит“.

А, может, это они там что-нибудь колдуют.

Возможно, это мое больное воображение. Не удивлюсь, если мне и свет в окне, и голоса просто почудились. Соседка сама недавно мужа схоронила, осталась с двумя детьми. Это вторая смерть в нашем подъезде в этом году. В начале года дед со второго этажа помер. Год назад в соседнем подъезде были похороны. Может все это как-то связано? Говорят, что на этом месте когда-то было болото. Чертовщина какая-то. Хоть квартиру продавай.

— Пап, я спать хочу, — Юлька успокоилась, — пошли домой.

— Пошли.

Мы вернулись домой.

Видно, на работу я и завтра, вернее, сегодня не попаду. Напишу задним числом заявление на два дня без содержания.

Проспали мы с Юлькой до одиннадцати часов без приключений. В одиннадцать Ирка позвонила. Я ей объяснил, почему на работу не пошел, и сказал, что сейчас придем. Юлька выглядела совершенно нормально. От ночной заторможенности не осталось и следа. Голос надежды шепотом говорил мне, что может быть ничего серьезного, но рассудок твердил, что тут что-то не так. Осталось выяснить, что же не так. Но за что браться, с чего начать?

Ирка встретила нас с тревогой.

— Что там у вас случилось?

Я рассказал ей все, она, конечно, расстроилась. Ну а что мне делать? Не скрывать же от нее.

— Ты как спала? — спросил я.

— Хорошо, и голова не болела.

— Если так дальше пойдет, то продадим квартиру.

— Не болтай ерунды. Я Наташке звонила, она говорит, что к бабке надо, помнишь, к которой мы Юльку возили. Если порча какая, то она снимет.

Я был на все согласен.

— Отвезу Юльку к теще, пускай пока там побудет.

— А ты, что будешь один, может тоже к мамке?

— Да ничего со мной не случится.

За себя я не боялся, страшно было только за Юльку с Иркой, а я справлюсь. Покажите только с кем справляться. Я устал от неведения.

На том мы с Иркой и решили. Ее обследуют. Если все в порядке, в чем я уже почти не сомневался, сразу обращаемся к этой бабке. А пока поживу один, посмотрим, что из этого выйдет.

***

Прошла почти неделя.

Юлька жила у бабушки и чувствовала себя замечательно. Ирка сдала все анализы. Как я и ожидал, все было в пределах нормы. Они с Юлькой даже в Самару съездили, но и там у них ничего не нашли. Почти ползарплаты там оставили. За спокойную жизнь я бы и больше заплатил.

Все это время я жил один. Сколько бы ни прислушивался к своим ощущениям, ничего невероятного я не обнаружил. Все это, конечно, радует, но вопрос остался открытым. Ирку выписывают, и кто знает, не повторится ли это опять? Опасение не позволило нам бросить мысль о том, чтобы поехать к бабке.

Тем временем по поселку поползли сплетни. То, что несколько раз приезжала „скорая“, и при странных обстоятельствах нас увозили в больницу, не могло остаться незамеченным. В глаза нам, конечно, никто не говорил, но до нас все равно доходили слухи, будто кто-то говорил, что мы и наркоманы, и алкоголики. Все это питалось тем, что мы ничего никому не объясняли. Не повесишь же объявление, что, мол, мы сами не знаем, что происходит, но мы не такие, как вы думаете.

Один только человек был в курсе всех событий и наших соображений. Это был Гоша.

Из армии меня встречали три человека. Конечно, те же, кто и провожал. Два Толяна и Гоша. Медведев Толька в армии уже отслужил и был женат, Овчинников Игорь тоже отслужил, но не женился, хоть и отслужил раньше всех. Волошин Толька, самый веселый, в армии не был и не собирался. Вместе мы и на рыбалку ездили, и праздники справляли. Со временем я женился, потом Волошин. Игорь, он же Гоша, так и остался холостым. Невысокий, коренастый, вполне симпатичный и абсолютно нормальный парень. Вот с противоположным полом у него никак не ладилось. „Медведь“ как-то рассказывал, что у него когда-то была целая драма на личном фронте. С тех пор он, наверно, ждет только настоящей любви. Сколько его и мы, и наши жены не сватали — все бесполезно. Мы прикалывались, мол, его надо напоить, связать и с какой-нибудь голодной „телкой“ в постель положить. А потом ему просто совесть не позволит ее бросить.