Владимир Кравченко

Обманчивый мир

— Ты посмотри на нее, мне очень не нравятся ее глаза.

В эту секунду у Юльки подкосились ноги, и я еле успел ее подхватить. У Ирки, видевшей все это своими глазами первый раз, болью и горем перекосило лицо. Я понял, что промедление смерти подобно, но не решился выносить дочь на улицу в трусиках. Глупо. Я, видимо, сам уже туго соображал. Ирка бросилась искать какую-то одежду. Мы вдвоем стали натягивать на дочь штаны и кофту. Она была без сознания, сдавленно стонала, и все мышцы у нее напряглись с совсем не детской силой. Ирка тоже стала теряться. Я их оставил ненадолго, чтобы позвонить в „скорую“. Ирка пыталась натянуть на Юльку кофту, и как была на коленях перед лежащей на диване дочерью, так и осталась, уронив голову с широко открытыми от ужаса глазами. Первое, что я сделал, вызвав „неотложку“, распахнул дверь для того, чтобы, если я не дотяну до их прибытия, они не ломились в закрытую дверь.

Очнулся я в машине, уже подъезжавшей к зданию больницы. Попытка встать была безуспешной, так как у меня нарушилась координация. Приподнявшись, я перестал понимать, где верх, а где низ. Изо всех сил я собрал в кучу все мои мысли и сосредоточился.

— Куда ты встаешь, лежи, — сказала мне сидящая рядом врач.

У нее на руках была Юлька.

— Что с ней? — спросил я.

— Ничего хорошего.

— А жена где?

— Вот, рядом лежит.

В это время мы подъехали к приемному покою. Женщина с Юлькой сразу куда-то убежала. Меня под руки кто-то схватил, но я грубо вырвался.

— Жену мою спасайте с ребенком, я себя нормально чувствую!

Ирку переложили на „каталку“ и повезли внутрь. Я, отталкивая желающих помочь, сам пошел следом. Ирка со стонами начала приходить в себя.

— Где Юля? — был ее первый вопрос.

— Унесли.

Ирка в голос разрыдалась:

— Сволочь, что она с нами делает, Вова, за что? Что с Юлей? Она умрет?

Врачи сказали нам, что девочку увезли в реанимацию. Перед нами привезли раненую женщину, и мы ожидали в коридоре. Ирка на „каталке“, я рядом.

Нас здесь помнили. На вопрос: не по прежней ли причине мы опять здесь, я, сдерживая крик, сказал, чтобы они шли спасать ребенка, а с нами все в порядке. Перед моими глазами стояло Ленкино лицо. Я знал, что мне делать.

От госпитализации мы отказались, нам сказали, что Юлька пришла в себя. Ей дали успокоительное, и она уснула. Пускай спит. Мент откуда-то явился, ему захотелось выяснить, в чем дело.

— Вы разбираетесь в нечистой силе?! — заорал я на него.

— Нет.

— Ну и не лезьте тогда!

Мент, не ожидая такого общения, заткнулся.

Ирка была очень слаба и выглядела удручающе. „Так и до помешательства недалеко, — подумал я, — надо бы выпить“. Я в тапочках сбегал домой, принес одежду, обувь, и мы потихоньку пошли в сторону небольшого кафе „У Максима“. До тещи далековато, и Ирку в таком состоянии вряд ли удовлетворит дорога. Она молчала, ее била крупная дрожь.

Мне было легче. Я решил, что делать. Мне было известно, что у Славки Иванова есть пистолет „ТТ“ без одного патрона. Денег не было, и я думал поменять его на видеоплеер или телевизор и застрелить Ленку, при этом, прекрасно отдавая себе отчет в том, какая меня ждет перспектива.

У кафе стояла хозяйская „Газель“, значит, Максим был здесь. Я знал его. Не раз ремонтировал нещадно эксплуатировавшийся здесь магнитофон. Купив у него чекушку водки, я попросил подвезти нас. Он согласился.

Кое-как мы успокоили родителей и отправили их спать. Сами остались на веранде. Двести пятьдесят граммов нам хватило, чтобы конкретно опьянеть и разнюниться. Мы проклинали Ленку, и я дал Ирке обещание, что все будет нормально. Под действием алкоголя струна, натянутая у нас внутри, немного ослабла, и мы смогли заснуть.

***

Ирка пошла в больницу за Юлькой, а я зашел к Славке. Услыхав про пистолет, он спросил:

— Что у тебя там происходит? Ладно деньги, но пистолет тебе зачем?

— Ты мне продашь его или нет?

— Продал я его уже, месяца два назад. Что случилось-то?

— Извини, Слава, я не хочу ни о чем рассказывать. Мне нужно оружие какое-нибудь.

— Ну, хорошо. Я знаю: тут у одного парня обрез есть, может, продаст.

Я поблагодарил его и поспешил домой.

Дома Ирка протянула мне номер телефона, который дали ей в больнице. Нам следовало позвонить своему участковому и сказать, когда нам будет удобнее с ним поговорить. Я слегка удивился формулировке: „когда будет удобнее“. С каких это пор милиция беспокоится о том, чтобы нам было удобнее? Рано или поздно разговаривать с участковым, наверное, пришлось бы, и я решил не откладывать.

Пришли двое. Один с Иркой в комнате стал разговаривать, другой — со мной на кухне.

— Что, — говорит, — у вас случилось?

Рассказал я ему все, что вчера было, без всяких комментариев. Он все записал, дал мне подписать и говорит:

— А сами вы что думаете?

— Какая вам разница? — говорю, — вы же этого записывать не будете. Нечистая сила здесь какая-то.

— Вам проверить здесь надо все, а не забивать голову всякими глупостями.

Его дилетантство начало меня раздражать.

— Вы узнали об этом только сейчас и теперь сидите и учите, а я живу в этом кошмаре уже целый месяц. Газ мы проверяли, что еще здесь может быть? Радиация? Где искать тех людей, которые этим занимаются? Мы нашли экстрасенса, деньги заплатили, только вот колдовство пока не помогает. Будем еще колдовать.

Я закурил от волнения и сделал вид, что разговаривать больше не расположен.

— У меня сын умер, — сказал он, после чего мое равнодушие к нему растворилось, — я тоже ходил по бабкам его лечить. Теперь вот думаю — зря. Лучше бы по научному, — он помолчал, собирая бумаги в папку, — Вы к нефтяникам обратитесь. Они свои трубы проверяют на наличие излучений, под землей ведь и радиоактивные залежи есть.

После того, как он мне сказал про сына, я на него посмотрел другими глазами. Мы многого не знаем про окружающих нас людей. Наверно, у каждого человека были в жизни случаи, когда мечешься в бессильной ярости и не знаешь, куда обратиться за помощью.

Заполнив свои официальные бумаги, они ушли, а я сел на телефон. В нашей дыре есть организация с громким названием „Госсанэпидемнадзор“, у них даже есть счетчик Гейгера, но он полгода назад сломался. У нефтяников мне дали телефон человека, у которого есть дозиметр. К сожалению, этот человек оказался в отъезде. Предлагали позвонить завтра.

Хоть и маловероятно, что здесь причастна радиация — воздействие ощущается только вечерами — все же не лишним будет ее совсем исключить. Только вот в наши дни прогрессирующих ядерных технологий не найдешь элементарного дозиметра.

Главным для нас все-таки было желание узнать реакцию Любви Васильевны, но ее телефон не отвечал. Когда мы к ней пришли, она, открыв дверь, улыбаясь, сказала:

— Ну, здравствуйте. Как мы сегодня бодро выглядим!

— Бодро?! — возмутилась Ирка, — нас вчера всех троих увезли в больницу, а дочь мы только сегодня из реанимации забрали, — стараясь не повышать голоса, информировала она ее.

На лице целительницы смешались испуг и удивление. Мы терпеливо ждали, что она скажет, но она молча полезла за какими-то книгами и тетрадями.

— Да, — промолвила она, наконец-то, — оказывается, это серьезней, чем я думала.

— Может, вы с нами там ночь проведете? — спросил я, надеясь на ее опыт и умение обращаться с нечистой силой.

Она быстро кинула на меня взгляд, непонятно что выражающий.

— Вы что, хотите, чтобы я там вместе с вами окочурилась?

Глубокое доверие и уважение к ней не позволили мне напомнить, что мы за это заплатили. Не за то, конечно, чтобы она там „окочурилась“, а за то, чтобы она нас защитила.

— Что вы предлагаете? — спросил я.