Гевондян Анушаван Норайрович

Тот, для кого уже ничто не имеет значения

У каждого в шкафу свой скелет.
Народная поговорка.

Стук в дверь:
— Кто там?
— Это я, твоя смерть!
— Ну и что?!
— Ну и все!!
Из антологии юмора Ангелов.

Мир без перспективы… Мир без объема… И, в то же время, глубокие перспективы. Пространство без цвета и запаха, без света и тьмы. Серые тона, чуть темнее тени на стальных облаках. Вечный, тягучий дождь, всегда падающий слева направо непрерывной стеной. Сырость вверху, внизу и посередине. И иногда из-за потоков воды теряется представление, где небо, а где темно-серое море.

Море, а может и океан — все, что имеет этот мир. Ни одного сантиметра тверди. Вода, бушующая серыми валунами с черными шапками волн. Огромны ли они или это легкий бриз? Разве это существенно там, где нет масштабов? Где нечего сравнивать, да и нужны ли этому Миру сравнения? В темных небесах изредка мелькают вспышки молний — обширные области занебесного пламени. Но нет здесь звуков и небесное зарево выглядит зловеще, если есть здесь понятие зловещности. Где-то у самого горизонта, а может это и не совсем горизонт или вовсе не горизонт, из туч свисает вниз огромный маятник. Вот уж что воистину титаническое здесь, так это этот железный прут, пронзающий небеса и оканчивающийся внизу заостренным полукругом. Острым, блестящим на острие, полукругом. Цвет вороненой стали, а может просто полированного железа, хотя не исключено, что и вовсе не металла. Поверхность его озаряется бликами молний и маятник тускло отсвечивает их свет в серое море.

По полукругу ходит маятник — поднимаясь то в одну сторону до небес, почти параллельно морю, потом он на долю секунды останавливается и бесшумно несется вниз. Задевая море-океан, он рассекает его острием и уносится наверх, до небес. Разрезая море, маятник разбрасывает брызги по сторонам. Огромные брызги, валунами расходящиеся по поверхности.

В самом начале Вечности лишь безжизненный океан мрачно перекатывал огромные валуны волн под стальным небом. Затем, в какой-то невообразимо короткий миг, вполне достаточный для создания мира, в толще небес зародился звук, звук рассекаемого воздуха. Он становился все ближе и выше и в момент, когда казалось, что этот звук разорвет весь мир, облака разверзлись и в первый раз вниз, из самого сердца небес, ринулся Маятник. Он несся вниз, неся на острие прилипшие где-то в толще небес семена, семена будущей жизни. Вот он рухнул в океан, и отлипшее семя стало опускаться на дно. Маятник же взвился наверх, достиг небес и на миг остановился. Остановка — и новое семя прилипло к нему, новая жизнь зародилась в этот миг. А старые семена? О, они за это время с непостижимой скоростью проросли со дна океана к поверхности и тянули свои робкие и хрупкие молодые зеленные ростки к небу. Но серое небо, серый океан и стальной маятник, тогда еще новый и сверкающий — они ненавидят другие цвета, кроме серости. И маятник обрушивается обратно — он безжалостно вспарывает океан и, срезая ростки, собирает первую жатву гибели и разрушения. Но, как бы не хотел маятник, он несет и жизнь на своем острие. И новые семена, падая в более благодатную среду, удобренную кровью, оплодотворяют океан и начинают свой рост к небу в бешеном ритме.

И только две вещи выбиваются из этой серой картины всего Мира. Единственный звук во всей этой вселенной — жуткий, протяжный скрип, похожий на крик, полный ужаса, горя и боли — вот, что слышно, когда маятник обрушивается в море в самой середине своего чудовищного полета. И второй парадокс, а может вовсе и не парадокс, а исключение, а еще вернее правило — цвет этих брызг, что летят во все стороны мириадами капель.

Цвет настолько яркий и сочный, что даже одна капля такого цвета была бы видна издали в этом Мире. Алый, красный, рубиновый — выберите то, что вам нравится более всего, по мне же это цвет крови…

***

Так начиналась Вечность. Так возник кошмарный стон из океана. Стон разочарования, испуга, ужаса и беспомощной ярости. Так Тот-Кто-Создал-Вечность запустил в этот мир, по прихоти своей, жизнь на острие смерти.

И так люди с тех пор и стонут, когда маятник срубает их робкие надежды, их стремление к Тому-Кто-Создал-Вечность.

И неведомо людям, что Тому-Кто-Создал-Вечность, не нужны эти проросшие семена, в сущности случайно прилипшие к острию и не для жизни Он запустил в океан маятник. И не узнать людям, что сделай они один шаг в сторону от маятника влево или вправо, и он, маятник, бесконечно идущий по одной и той же линии, более не станет губить их. Но ведь это здесь, в этом Мире это влево или вправо. Для людей же это одновременно и недоступно и, в тоже время, совсем с ними рядом — сделай лишь правильный шаг.

И не узнать людям, что там, наверху, где маятник на секунду зависает между Небом и Океаном, зарождается жизнь на крыльях смерти. И не узнать никогда людям, что для Того-Кто-Создал-Вечность, на самом деле, уже давно ничто не имеет значения.

Бесконечно вниз, бесконечно вверх…

Крик боли, кровь, расходящаяся пятном на поверхности океана вечного кошмара…

Жизнь пришла, жизнь ушла, Вечность осталась…

Что-то не так, верно?

Чего-то не хватает этому Миру, самой малости…

Но так выглядит мир людей, стоит взглянуть на него чуть иначе, чуть под другим углом, чуть другим взором, чуть другой душой…

Это как сцена в театре — зрителям видны потрясающие декорации, безумной красоты цвета, божественная мелодия, элегантные актеры, а за сценой обратная сторона  — серые холсты, натянутые на старые балки, темные пыльные углы, затянутые паутиной и заваленные хламом, протяжные скрипы механизмов занавеси и рабочие сцены, с серыми усталыми лицами, с отрешенными взглядами автоматов в глазах, многими поколениями делающие знакомые до смерти движения…

Этот серый безграничный мир — мой Мир! Мир с большой буквы. Я создан и поставлен здесь Тем-Кто-Создал-Вечность. Я в этом Мире, а может это он во мне. Этого я не знаю. Вполне может статься, что Я и есть этот Мир! Хотя какая разница — Я воспринимаю Мир, как нечто незыблемо вечное вокруг и внутри.

Я и есть работник сцены. Тот, который крутит шестеренки, но не создает их, кто отвечает за работу механизма, но не выдумывает его, этот механизм.

Здесь шестеренки — это маятник, а работа — его жатва там, внизу, средь волн…

Я и Мир…

Мы нечто, что чуть моложе Времени, но безмерно старше Человечества.

Я — это Смерть!

***

Бесконечно вниз к океану, бесконечно вверх к самой кромке небес. Ни одной остановки внизу, ни одного ухода в облака…

И лишь однажды, спустя несколько тысячелетий от Начала, когда я был молод, неопытен и хотел доказать свою значимость…

Лишь однажды я вмешался в этот бесконечный ход и, раскрутив Маятник, послал его в свой первый и, теперь уже надеюсь, в последний полный оборот…

Он легко вошел в облака, разгоняясь все сильнее и сильнее. И, когда я начал терять терпение от ожидания каких-либо свершений, где-то там, в гуще небес раздался яростный крик…

Так не кричал никто за всю Вечность, так не стонал никто в этом Мире, такой жатвы не будет у меня уже никогда.

Маятник вынырнул с противоположной стороны и понесся вниз, неся за собой ливень из золотых капель — цвета, которого больше не будет ни здесь, ни где бы то ни было в этой Вечности.

А за ливнем рухнуло и остальное, остальное…

Так в моем шкафу появился свой скелет. Скелет того, для кого с тех пор уже ничто не имеет значения…

Скелет Того-Кто-Создал-Вечность…