Игорь Спинов

Загадочная смерть

— Мне эта ваша анатомия не нужна, Борис Львович, — ответил парень, не раскрывая глаз. — Я стоматологом хочу быть. Понимаете?

— Понимаю. Как не понять? — согласился старый, — я тоже хотел быть педиатром, например. А теперь видишь где работаю? Он с чувством глубокого удовлетворения окинул комнату и, заметив меня, произнес:

— Молодой человек, ваш заказ находится в другом помещении. Иван Карлович должен был Вам показать.

— Да я, собственно, по другому делу, — неуверенно начал я.

— По какому же? — удивился он тому, что люди могут найти какой-то повод для посещения морга.

Честно говоря, я и сам уже начал жалеть, что зашел сюда: непередаваемая атмосфера смерти пропитала даже кафельные стены, а воздух имел такой же запах, как и в холодильнике для хранения большого количества мясных туш. Но, поскольку я все же смог заставить себя прийти сюда, мне ничего не оставалось, как задать этот вопрос:

— Несколько дней назад Вы проводили вскрытие, — сказал я.

— Мы проводим вскрытия каждый день, молодой человек, — раздражаясь, сказал Борис Львович, незаметно стараясь затолкать резиновой перчаткой торчащую из покойника кисть руки.

— Что Вы делаете? — спросил я, так как действительно не мог понять происходящего.

— Так вот зачем Вы здесь, — догадался о чем-то патологоанатом.

— Зачем же? — в свою очередь удивился я.

— Разнюхали о нелегальном захоронении!

— Что?

— Ничего! — резко крикнул Борис Львович. — А куда Вы прикажете девать ампутированные конечности?

— Конечности? — пришла моя очередь удивляться.

— Ну а что же еще? Вы ведь за этим пришли? А Вы знаете, что над нами городская больница, в хирургическом отделении которой яблоку негде упасть? И хоть руки-ноги ампутируют не так часто, как в военное время, но все же куда-то надо девать ампутированные конечности? — спросил он меня.

— Надо, — согласился я, — Но я полагал, что для этого отведены специальные места на кладбищах или есть же, в конце концов, крематорий.

— Милый друг. Городской крематорий так никогда и не работал в нашем городе: дорого оказалось людей сжигать в медленном темпе. Эта процедура должна быть поставлена на поток: печь не должна простаивать, иначе — деньги в трубу. А за место на кладбище с больницы берут деньги, которых у нее нет. У нас задолженность по зарплате 4 месяца, а Вы предлагаете те скудные средства, которые к нам еще поступают, отчислить похоронной конторе.

— Упаси боже, ничего я такого не предлагал, — сказал я и подумал, что люди, работающие в морге, должно быть склонны к агрессии.

— Первое время, — не слушал меня Борис Львович, — я еще отвозил ампутированные конечности на общественном транспорте и делал захоронения на собственные средства — зарплату тогда платили исправно и ее уровень был выше „прожиточного минимума“, как теперь говорят. Но однажды, когда в переполненном троллейбусе вор-карманник разрезал мою сумку и оттуда выпали две кисти левой руки, которые я вез на захоронение, мне пришлось резко поменять свое представление о нашем обществе.

— А Вы хотели, чтобы пассажиры троллейбуса отнеслись к Вам с благодарностью? — попытался иронизировать я.

— Да Бог с пассажирами, — махнул он рукой. — Карманник сошел с ума, а мне „шили“ что угодно: начиная от хулиганства и заканчивая политической акцией накануне выборов.

— А политика тут причем?

— Ну, руки-то ведь левые.

— А-а, — вдруг понял я, — то есть теперь Вы эти самые ампутированные конечности зашиваете в…, — я не мог подобрать слова — …тела покойников?

— Да. Куда же еще их девать? — спросил он меня.

— Не знаю. Я не по этому вопросу к Вам. Меня интересует, кто делал вскрытие. Кречетов Сергей Петрович.

— Какого числа? — спросил Борис Львович.

— Восьмого, — ответил я, — ну, может, девятого.

Полистав пару минут служебный журнал, Борис Львович кивнул головой в сторону сидевшего с отрешенным видом паренька.

— Андрей делал. Меня не было в тот день, а результаты вскрытия нужны были срочно для того, чтобы решить, возбуждать уголовное дело или нет. Если бы было убийство, то ментам всю статистику могли испортить.

— Ясно. Андрей, можно тебя на пару слов? Борис Львович, я думаю, не будет возражать.

Шеф по-деловому кивнул пареньку и мы вышли на улицу. Хочешь ощутить прелесть жизни, — сходи в морг. Этому утверждению, спонтанно родившемуся в моей голове, я призываю поверить, как не требующему доказательств. Я с наслаждением смотрел на живых людей, озабоченных своими „самыми важными“ проблемами, бессистемно снующими по больничному двору и прилегающим к больнице тротуарам. Закурил сигарету и почти забыл об Андрее, когда он нарушил молчание.

— Что? — переспросил я.

— Не вскрывал я его!

— Почему?

— Не смог себя заставить. Может мне уйти из медицинского? — просительно посмотрел он на меня.

— Не знаю, сам решай.

— Только Борису Львовичу не говорите, — промямлил он.

— Обещать ничего не могу. Ты можешь вспомнить труп? — спросил я.

— Да его-то я помню, — посмотрел Андрей в сторону двери.

— Ну, говори, — я терял терпение.

— Борису Львовичу не скажете? — продолжал торговаться он.

— Черт с тобой, не скажу, — сдался я.

— Он как живой был. Я тут за два месяца всякого насмотрелся. А этого привозят, говорят — утопленник. Я смотрю, — вроде как спит. Посчитал даже непорядочным, что ли, вскрытие делать.

— А заключение как же дал?

— Записал в журнал, да и все. Тело родственники забрали, мое заключение Львович заверил, дело возбуждать не стали, всем хорошо. Так ведь? — взглянул он мне в глаза.

— Так, — сказал я, подбирая слова. — Только, если это убийство, то убийца на свободе ходит. Тебя не беспокоит такой расклад?

Он пожал плечами, мы попрощались и, не пожимая рук, разошлись.

„Итак, — думал я, сидя на скамейке городской остановки, в ожидании трамвая. — Сергей вовсе не обязательно утонул, как сказано в заключении. Его могли убить, а затем уже труп бросить в озеро. Кому это было нужно? Кому мог Серега перейти дорогу?“

На какое-то мгновение я ощутил, как скользким червяком ворочается во мне страх. Этот атавизм можно победить только действием и поэтому я решительно достал свою старенькую „Моторолу“. Юра включился после четвертого звонка, когда я уже стал подумывать, что он вообще не ответит.

— Да.

— Юра, это Игорь. Вчера встречались на поминках. Нужен адрес „Гранэкса“.

— Юридический? — осведомился он.

— Офис где их находится? — начал кипятиться я.

— Киевская, 22, 5-й этаж.

— Как думаешь, „грек“ сейчас там?

— Думаю на месте, а что ты собрался делать? — забеспокоился он.

— Потом расскажу, я не Рокфеллер, чтобы по мобильнику тебе версии излагать, — сказал я и выключил трубу.

Подошел трамвай и я уверенно занял место рядом с младшим лейтенантом милиции, бережно сжимавшим полиэтиленовый пакет, в котором отчетливо просматривалась бутылка „Русской“ и баночка кильки в томате. Я посмотрел на милиционера, как бы говоря: „Сочувствую Вашему материальному положению, но не рекомендовал бы экономить на закуске“. На что он ответил коротким взглядом типа „не твое дело“ и целую минуту еще думал: не проверить ли у меня документы.

Еще минут через пятнадцать я был рядом со старой пятиэтажкой, являвшейся в прошлой жизни не то общежитием, не то ведомственной гостиницей, на каждом этаже которой разместилось с десяток коммерческих фирмочек. Без труда я нашел дубовую дверь с претензионной, выполненной золотом надписью „Гранэкс“, куда и вошел без предварительного стука.