История первая. Белая ворона

Когда ты перестаешь изменять мир,
Он начинает изменять тебя.
П. Акройд

Ну, я всего-навсего хотел опубликовать его рассказ... Но сначала хочу рассказать, что это был за человек и все такое... Вы меня понимаете.

Однажды, проходя по коридору, Олег случайно услышал фразу, брошенную ему в спину какой-то телкой: “Пидор мерзкий!”. Он побледнел, но никак не отреагировал... сразу... но он умел мстить не хуже любой женщины. Понемногу он наладил с этой телкой отношения и как бы невзначай сказал, что ей “чудненько было бы сделать короткую стрижку!”. Она ответила, что пару лет назад пыталась, но ей не идут короткие волосы. Олег прекрасно понимал, что с короткой стрижкой она будет выглядеть по-идиотски и именно поэтому продолжал настаивать.

А так как он пользовался репутацией настоящего эстета и, к тому же, не отставал от нее с этой стрижкой в течение нескольких месяцев, она, наконец, сдалась. Олег даже пошел с ней в парикмахерскую. Затем он так об этом рассказывал...

“Сижу и жду эту дуру часа два. Но мне это сторицей воздалось. Наконец, выходит. Улыбается, ждет, какое она произвела впечатление. Я никогда не думал, что какая-либо стрижка может настолько не идти человеку. Ну, дура дурой! В парикмахерской народа уйма, как я и ожидал. Я начинаю громко хохотать, а затем говорю: “Извини, я действительно ошибся. Ты была права. Короткая стрижка тебе абсолютно не идет!”

Но, все по порядку. Мы учились с ним в одной группе и он был моим Богом. Высокий рост, спортивная фигура. Изящен как Уайльд, умен как Боуи, внешность Джуда Лоу. Дорогие стильные костюмы, перстни, хорошие сигары, бриллиантовая булавка в галстуке. Если бы в нашем коллеже разрешали ходить с тростью и в цилиндре, мне кажется, он бы ходил. Более злой иронии я не встречал ни у кого. В крайнем случае он мог отстоять свои слова и кулаками. Идеал. Мой идеал. В него были влюблены почти все девчонки в коллеже, а все парни ненавидели, но побаивались. Его родители были богаты и обожали своего утонченного сынка. Олег говорил, что куча дерьма ему милей. Друзей у него не было. Телок он презирал, собственно, как и всех остальных, так казалось большинству.

Ну, а я... и говорить не хочется... толстый, рыжий, прыщавый парень в очках, не блещущий интеллектом. По имени Петя. Я пытался подражать Олегу, но у меня ничего не получалось. Все, на что меня хватало, это позвонить одногруппнице и сказать: “Я хочу трахнуть тебя в задницу, детка!” и повесить трубку. Правда, через минуту раздавался звонок, и она разъяренным голосом говорила, что если я еще раз ей позвоню, она расскажет про меня своему парню, который, по ее словам, “выбьет из меня все дерьмо”. Дерьма мне было не жалко, но, конечно, встречаться с этим мускулистым ублюдком не хотелось.

Как-то Олег вошел в аудиторию с белой розой в руке, опоздав минут на десять. На вопрос преподавателя, что послужило причиной опоздания, Олег ответил: “Я задержался в магазине цветов, чтобы купить эту красоту!”, и, показав розу, продефилировал, точно по подиуму в конец аудитории к своей последней парте. Но это не все. На его черном пиджаке, на спине, было написано белым: “I am so modern that everything is pointless”. Ну ни чудом ли он был! Я думал об этом, сидя в McDonald's и пожирая гамбургер за гамбургером, запивая все это дело большой колой.

А вот Олег не питается в McDonald's. Он говорит, что его желудок слишком нежен для этой пищи, его от нее мутит. Сейчас он где-нибудь в “Дориане Грее” ест какую-нибудь форель, запивая ее белым вином. И приехал он туда на своем черном спортивном “Порше”. “Внедорожники - для мудаков! Мне насрать на то, что наши дороги не приспособлены к таким красивым машинам, как моя! И вообще, для этого и существуют автосервисы! Черт, надо уезжать в какую-нибудь теплую страну с хорошими дорогами!”.

Олег однажды сказал мне: “Все, кроме солнца, поцелуев и диких запахов, кажется нам пустым. Фраза Камю. Нравится? Я бы убил за такую фразу! Почему не я сказал это? Почему даже это уже произнес Уайльд? Что же они оставили мне? Похоже, ничего”. Э... я не очень-то просек, в чем фишка.

Мой приятель, мы обычно сидим с ним рядом на занятиях, разобрал Олега на составные части. Он хочет стать психологом или что-то типа того... Он говорит: “Это все комплексы, сплошные комплексы! Этот его острый язычок, презрение ко всем, показное изящество и непризнание правил! Может, он даже гомосексуалист! Да, да! Он абсолютно не приспособлен к реальной жизни. Все, что он собой представляет – деньги родителей! Сам он не протянет в этом мире и недели. Блестящая пустышка!”.

Алмаз, – думал я. Хотел бы я иметь такие комплексы! Гомосексуалист! Просто он не любит хвастаться победами! Однажды наши ребята, обсуждавшие с диким гоготом кто, кого, сколько раз и в каких позах поимел за лето, обратились к Олегу с этим вопросом. Он ответил: “Фу, какие гадости вы обсуждаете. Лучше посмотрите, какое сегодня восхитительное небо!”.

Олег говорил: “В завещании распоряжусь, чтобы на моей могильной плите было написано: “В душе – философ и поэт. По жизни – эстетствующий лентяй. Нераскрытый талант”. А если мой талант к тому времени будет раскрыт, то последней строчкой будет: “Заноза в вашей заднице”. Гений, если он у меня есть, будет отдан творчеству, а не жизни. Не хочу повторять чужих ошибок!

Что касается творчества, пожалуй, это была единственная вещь, из-за которой он переживал. “Ни черта не получается! Сколько лет ни бьюсь. О поэзии я уже и не говорю! Хотя бы рассказ! Так нет же, все, что я могу – это банально, второсортно описывать красоту!”.

А в разговоре про телок я облажался. Олег спросил меня, какие девочки мне нравятся. Я чуть не брякнул “нежные”, но в последний момент вспомнил, что мне тоже надо быть крутым и с каменным выражением лица сказал: “С большими сиськами!” Олег как-то печально взглянул на меня, вздохнул и сказал: “Ну, а мне с глазами цвета моря! Поражаюсь, как кому-то могут нравиться кареглазые! Коричневый цвет – цвет дерева, ужас!”

В отличие от большинства в коллеже его снобизм не был материального характера. Это другие не стали бы разговаривать с человеком, если он одет меньше, чем на 1000 $. Ротожопие его практически не коснулось. Его снобизм был интеллектуальным, эстетическим. Господи, сколько же журналов о моде он читал! Я не листал столько Penthouse, Hustler и Playboy, вместе взятые! Правда, иногда он с ужасом восклицал: “Какая гадость! Я не стану это носить. Пусть это хоть трижды будет самым модным в этом сезоне!” Да и был ли он снобом вообще? По-моему, имидж “стильного злобного ублюдка” был только имиджем.

“Ни Бози, ни Артюр, ни Евангелиста не идеальны! Идеальная любовь. Я знаю, что такое идеальная любовь! Это любовь к выдуманному фантому! Розе, идеальной женщине, идеальному мужчине, Будде, белому медведю, да к кому угодно! Твой фантом всегда будет тебе верен, не будет докучать и... он будет идеальным, то есть таким, каким вы хотите, чтобы он был!”.

Последняя весна нашего обучения выдалась какой-то пришибленной. Вот и коллеж почти закончился, а я так и не трахнулся, да и в Half-Life не мог пройти дальше этого гребаного уровня... И Олег как-то изменился. Носил теперь только черное, даже волосы покрасил в черный цвет. Типа: “I wear black outside, because I feel black inside”. Вместо вечного Дэвида Сильвиана в плеере, который, по его словам, все говорил ему о его жизни, появилось что-то мрачное и агрессивное. Надписи на спине пиджака из игривых (вроде: “Wilde is on my side!”) превратились в злые (типа: “HATE” или “Qualified for nothing”). Он говорил: “Ну, знаешь, это уже в общем-то яппи-панк”.