Ева Колганова
Окна
* * *
Однажды ночью он выискивал место, куда хотелось бы заглянуть, и увидел, что в одном из темных окон открыта створка, в которую наполовину высунулась девушка и курила, стараясь, чтобы дым не шел в квартиру.
„Ну, надо же! — улыбнулся Иван. — Совсем как я в четырнадцать лет! Пойду, гляну, кто такая“.
Проникнув в комнату, он осмотрелся. Девушка докурила, но еще стояла у открытого окна, проветривая комнату. Щель внизу под дверью была заткнута покрывалом. „Ого! Вот это конспирация! Родители, наверное, строгие!“ Девушка закрыла окно, села за стол и вытащив из ящика стола потрепанную разрисованную тетрадку, стала листать, отыскивая чистые страницы. Все остальные, как увидел Иван, заглядывая через плечо, были коряво исписаны простым карандашом. Похоже, это были стихи.
„Они тут еще и пишут сами? — поразился Ваня, вспомнив, что это всего лишь персонажи игры. — Ладно, известные книги, которые я читал или о которых не слышал. Но они и сами творят! Это же кем надо быть, чтобы создать такую игру?! Наверное, разработчиков была целая толпа!“ Так думал Иван, а сам тем временем пытался прочесть неразборчиво написанное стихотворение, которое девушка стала аккуратно переносить в другую тетрадь.
Пять месяцев прошло… Как время прет, как быстро
Прошло почти полгода, и начался февраль!
Ничто уж не вернуть, мгновенно, словно выстрел,
Бегут такие дни! Как прошлого мне жаль…
Жалею обо всем, а мне всего шестнадцать,
И эти годы тоже протрутся, словно нить.
Ах, если б было можно мне маленькой остаться,
Ай, если б было можно мне детство сохранить!
Но как жестоко время! Оно не ждет нисколько,
Стремится лишь вперед — к былому хода нет.
Ну хоть бы остановку оно дало мне, только
Немножко насладиться позволило бы мне.
Но нет, оно, как птица, летит, расправив крылья.
Лишь можно оглянуться, о прошлом пожалеть.
А прошлое покрыто какой-то серой пылью,
И сквозь нее так трудно мне что-то разглядеть.
И кто-то забывает прошедшее беспечно,
А я, однако, старые листаю дневники.
А может даже лучше про все забыть навечно;
Но только от исписанной не скрыться мне строки.
Себя их не читать я не могу заставить,
И часто их листать так тянется рука…
О, если б я могла себе их не оставить!
Но от сожженья их я слишком далека.
И годы пролетят. Все с большим сожаленьем
Глядеть сквозь слезы буду на пройденный мной путь.
Нет счастья, и единственное вижу избавленье
В том, чтобы поскорее и навсегда заснуть.
— Да, конечно, сыровато… стихоплетство молодежное, но зато из души, — пробормотал Иван себе под нос, дочитав целиком стихотворение. — Подростковая депрессия, кризис. Как там у Лидки было в учебнике? Она же мне пыталась растолковать, для чего так происходит на данном возрастном периоде. Что-то по поводу того, что если этот период проходит спокойно, без переживаний и тому подобного, то всю жизнь потом человек может смотреть на мир сквозь розовые очки и не будет готов к серьезным жизненным испытаниям. Если много детских страданий, но ты сможешь их пережить, то становишься закаленным, не поддашься многим тяготам жестокой жизни, справишься с ними. Ну, а бывает, что совсем подросток слаб, и не в состоянии пережить этот период, тогда он либо в компанию попадает плохую, либо на наркотики садится… в общем, катится его жизнь по наклонной, если, в худшем случае, он вообще с собой не покончит. Надо завтра у сестрицы спросить поподробнее. — Иван застыл перед монитором, глядя словно сквозь него, и разговаривал сам с собой. — Эх, жалость какая, не могу ей это продемонстрировать!
Мысли Ивана перешли на другое, он обозначил окно депрессивной девочки, чтобы еще раз туда вернуться, и принялся блуждать дальше, раздумывая, синтезированы ли эти стихи, или это заготовка разработчиков, и нельзя ли найти в какой-нибудь виртуальной квартире что-либо действительно стоящее, что могло бы его прославить.
— Как там мои алкаши поживают? — вспомнил он семейку, к которой вторгся буквально на днях. — Еще не порезали друг друга?
Он переключился на их квартиру, в кухне горело окно, куда он сразу же и направился. Парочка сидела за облезлым кухонным столом, на котором царила бутылка дешевой водки. Рядом стояли два щербатых порыжевших граненых стакана. Женщина неопределенного возраста с заплывшими глазами на синюшном лице кивнула своему собутыльнику:
— Открывай давай уже! Чего ждем-то?
Сухонький мужичонка с воспаленными веками, сальными волосенками и трясущимися жилистыми руками потянулся к бутылке.
„А, все то же самое“, — с отвращением поморщился Иван. Наблюдать сразу же стало противно, и он покинул пьяную кухню. В прошлый раз он смотрел за ними дольше, начиналось все с таких же посиделок, потом переросло во взаимные упреки, потом они стали орать друг на друга. Женщина, помощнее, вышвыривала своего супруга, — или сожителя, это было не понятно, — за дверь, он вопил на весь подъезд, кроя ее и всю совместно прожитую с ней жизнь трехэтажным матом. Ваня не видел его за пределами квартиры, но слышно было хорошо. „Зря, наверное, я это окно пометил для возвращения, проще „Дорожный патруль“ включить или что-нибудь в этом роде, такого дерьма и в жизни предостаточно можно насмотреться“, — решил он на этот раз и поставил пометку, как пройденное и больше не интересующее.
* * *
В квартире, где жила обеспеченная семья, ему поначалу просто даже нравилось наблюдать за ее жизнью. Муж с утра уезжал на работу, скорее всего на машине, но на какой, Ивану было неизвестно. Из окна он не мог видеть происходящее на улице. Все, что было доступно его взору — это окна дома напротив. Ваня предполагал, что у мужчины был даже личный шофер. Женщина долго спала после его ухода, потом неторопливо вставала, накидывала нежно-розовый легкий шелковый халат и шла в ванную. Там она около получаса лежала в джакузи, полной пены, затем на кухне разогревала в микроволновке оставленный горничной завтрак.
Потом она шла проведать дочку, за которой в определенный час приходила няня или гувернантка, а затем валялась на необъятных размеров диване, читала женские журналы, смотрела телевизор. Через какое-то время отправлялась в комнату, где находились разные тренажеры, и около часа занималась. Далее следовал душ, обед, отдых, приведение себя в порядок и все в таком роде. Ивану было не совсем понятно такое времяпрепровождение, но женщина, казалось, была своей жизнью очень довольна. Дочку и мужа дома он видел очень редко. Разговоры молодой пары, когда вечером они собирались за ужином, касались в основном бизнеса мужа и планируемого вскоре отдыха. Их жизнь Ване тоже довольно скоро наскучила.
* * *
На молодую женщину лет двадцати четырех, живущую в одиночестве, он обратил внимание случайно, ткнув мышкой наугад на первое попавшееся окно. Дело было в ночь с субботы на воскресенье, и в маленькой однокомнатной квартирке собралась небольшая, но очень шумная компания: хозяйка квартиры, ее подруга, такого же возраста, и молодой человек подруги, постарше лет на семь. Их было всего трое, но Ване даже пришлось убавить в наушниках звук, потому что из музыкального центра ревела тяжелая музыка, несмотря на поздний час. Парень сидел на старом диванчике и пил апельсиновый сок, а подруги пили пиво, скакали по комнате, распевали песни.
„Такого я еще не видел! — обрадовался Ваня. — У нас так никогда не отрывались! Особенно такие старперы!“ Девчонки накрасили парня, напялили на него шубу и стали фотографировать. Затем хозяйка, выглянув в окно на градусник, закричала, что погода плюсовая и надо срочно бежать лепить крепость. Троица спешно сорвалась с места, оделась и скрылась за дверью. Эта квартирка Ивана заинтересовала, и он поставил яркую метку.
В последующие дни он частенько туда заглядывал, но девица появлялась только под вечер, одна. Приходила, раскидывала как попало вещи, вываливала на диван видеокассеты, взятые в прокате. Брела на кухню и готовила себе ужин, правда часто с изысками, что-нибудь очень аппетитное. С наслаждением одна все это поглощала, курила, читала за столом, затем смотрела видак. Внешне она была очень даже ничего, голубоглазая, с волнистыми волосами до плеч, но со смуглянкой, конечно, нечего было и сравнивать. Да и жили они, и вели себя по-разному. С этой можно было так, попрыгать, повеселиться, а со смуглой хотелось просто сидеть рядом, смотреть на нее, наблюдать за грациозными движениями ее словно выточенной фигурки.
За одиночеством же этой женщины подглядывать было не особо заманчиво. Иван систематически заходил в ее окно, чтобы наконец снова застать какое-нибудь шумное действо. Но пока гости к ней больше не приходили, даже в выходные, и она оба свободных дня просидела отчасти за телевизором, отчасти тщательно наводя порядок в квартире, и кроме того за тетрадкой. Тоже что-то писала. Иван, конечно, не преминул заглянуть впоследствии в оставленную раскрытой на столе большую общую тетрадь, прямо на начатом рассказе. Назывался он непонятно, и описывал тоже не слишком ясную ситуацию, Ивану эта писанина показалась просто бредом, к тому же изложенным не особо литературным языком…