Руслан Вавренюк

Подноготная секса

Усложняется и сама структура сексуального поведения. Хотя по своим истокам половые отношения детерминированы необходимостью продолжения рода, но ни одно животное не спаривается специально ради размножения! (Это еще один из общераспространенных сексуальных мифов!) Чтобы понять копулятивное поведение животных, необходимо представить себе, какие положительные стимулы или подкрепления побуждают их к этому. У большинства млекопитающих копулятивный цикл является сезонным и ограничен жесткими временными рамками: спаривание происходит только в период течки, который одновременно является периодом максимальной фертильности (способности производить потомство) самок. Это поведение находится под постоянным гормональным контролем, и соответствующие физиологические реакции наступают в значительной степени автоматически.

У приматов и, особенно, у человека картина меняется. Сексуальная активность постепенно отделяется от репродуктивной функции. Шимпанзе (во всяком случае — в неволе) иногда вступают в половую связь с самками вне периода течки, когда те, следовательно, инфертильны — то есть, не способны забеременеть. У нас, слава Богу, половая жизнь вообще не ограничена сезонно и не связана с женским менструальным циклом. (Наоборот, не рекомендуется во время месячных.) Такое относительное ослабление гормонального и средового (свет, температура, влажность) контроля за сексуальным поведением физиологически связано с процессом „энцефализации“, то есть развития высших отделов мозга, которые ставят под свой контроль также и непосредственное действие гормонов.

Отделение сексуального поведения от репродуктивной функции неизбежно увеличивает многообразие его форм. Оно становится более избирательным, селективным как в отношении своих объектов, так и в отношении условий и способов осуществления. Отсюда вытекает растущее значение индивидуального научения.

Еще в начале 40-х годов Фрэнк Бич исследовал зависимость сексуального поведения крыс от условий их развития. Крысята-самцы отнимались от матери в возрасте 21 дня, и часть их выращивалась без общения с самками, а часть — в полной изоляции. В первой группе никаких нарушений не происходило, а самцы из второй группы, достигнув половой зрелости, обнаружили недостаток копулятивных навыков и совершали гораздо больше неправильных наскоков, чем их братья из контрольной группы.

Впоследствии подобные эксперименты проводились и на животных разных видов. Так, в начале 70-х годов ленинградские физиологи В. В. Антонов и М. М. Хананашвили экспериментировали со щенками-самцами (всего 21 особь). Животные первой, контрольной, группы выращивались вместе с матерью и сверстниками, второй — только с матерью, но без щенков, третьей — без матери, но со щенком-самкой, четвертой — в полной изоляции от сверстников, пятой — со взрослым самцом и другим щенком того же пола, а щенки шестой группы — с момента рождения были отданы на воспитание кошке. Так вот, щенки, выращенные без матери, без общения со взрослыми собаками или без контактов с самками, в раннем возрасте не обнаружили в копулятивном поведении существенных отличий от контрольной группы. Зато из 6 кобелей, воспитанных без общения со сверстниками, только двоим удалось несколько раз достичь интромиссии, причем и они делали много неверных движений и даже после нескольких успешных спариваний их копулятивные навыки существенно не улучшились, так что суки вскоре перестали подпускать их к себе. Боже, как все до боли знакомо! У них, у этих самых собачьих сучек, как и у наших самок, малоопытные сосунки, маменькины сынки, не в почете! Им всезнающего и все умеющего ловеласа подавай! А что? Резонно! Мужики, мотайте на ус! Впрочем, мне сдается, это касается, прежде всего, родителей-снобов, блюстителей „высоких нравов“ (а зачастую — анонимных и тайных „блудителей“), бездумно и без меры ограждающих своих чад от „тлетворного“ влияния сверстников. Но мы погодим пока делать далеко идущие выводы.

Сказать, что меня эти эксперименты не оставили равнодушным — ничего не сказать. Но, думаю, вас, уважаемый читатель, как и меня, еще больше впечатлят знаменитые опыты Гарри Харлоу и его сотрудников с макаками-резусами, проведенные примерно в то же время. Манипулируя общением новорожденных обезьян, выращивая их без матери, с мачехой, в полной изоляции или без сверстников, ученые установили, что самцы, выращенные в изоляции от сверстников, даже при матери, оказываются неспособными к нормальному сексуальному поведению, причем это не поддается коррекции в дальнейшем. Для вывода не нужно иметь семи пядей во лбу: обезьянам необходима некоторая первичная половая социализация. Ее отсутствие же сказывается двояко.

Во-первых, не имея возможности играть со сверстниками, детеныш не может своевременно овладеть основными приемами копулятивной техники. Между тем, генитальные игры и имитация полового акта занимают важное место в жизни всех высших животных! Во-вторых, детеныши, выращенные в изоляции, отстают и в эмоциональном развитии и не могут выработать у себя умения общаться с себе подобными. Их поведение напоминает реакции аутистических человеческих детей. [Аутизм (от греческого autos — сам) — состояние психики, характеризующееся преобладанием замкнутой внутренней жизни, утратой контакта с действительностью и интереса к реальности, отсутствием стремления к общению, скудостью эмоциональных проявлений. Часто наблюдается при шизофрении. Прим. авт.] К потенциальным сексуальным партнерам такие обезьяны проявляют агрессивность или страх.

Общение со сверстниками и соответствующие аффективные переживания, подчеркивает Гарри Харлоу, во многом определяют все последующее развитие индивида, и особенно его сексуальное поведение. Как видим, копулятивное поведение отдельной особи не есть нечто изолированное, оно предполагает усвоение свойственной данному виду социосексуальной матрицы, в которой отдельные сексуальные реакции выполняют не только физиологические, но и знаковые функции.

Не устали удивляться „умности“ сексуальной жизни братьев наших меньших? То ли еще будет! Терпение, братцы. К примеру, Фрэнк Бич напоминает, что спаривание стадных животных происходит не в социальном вакууме, а в определенной системе отношений с другими членами стада. Так, доминантная самка в собачьей своре может воспрепятствовать самцу спариться с другой самкой. А самец обезьяны, занимающий не самое высокое место в иерархии, не осмеливается приблизиться к самке в период эструса, если рядом находится конкурент более высокого ранга, но спаривается с нею, как только тот отходит. К тому же возраст, когда животные начинают спариваться, также зависит не только от их полового созревания, но и от социальной организации, свойственной данному виду. Самцы морских свинок или крыс начинают спариваться и производит потомство, как только их семенники начинают производить зрелую сперму. Однако молодой павиан вынужден ждать такой возможности еще несколько лет после полового созревания: чтобы получить доступ к самкам, он должен завоевать определенное положение в стаде. А у некоторых видов спаривание монопольно принадлежит немногим доминантным самцам, которые подавляют проявление агрессии внутри группы и совместно наказывают нарушителей сексуального порядка.

Итак, генетическая функция самца состоит в том, чтобы оплодотворить как можно больше самок, обеспечив тем самым передачу своих генов потомству. Самка же обеспечивает сохранение потомства и унаследованных качеств. Об этом свидетельствуют и данные репродуктивной биологии: самец обладает почти неограниченным запасом семени, тогда как количество яйцеклеток у самки строго ограничено. Кроме того, сексуальная активность самки млекопитающих лимитируется тем, что она должна выносить, выкормить и вынянчить потомство. Видимо, поэтому природа позаботилась о том, чтобы самки большинства млекопитающих могли спариваться только в период эструса. В другое время они реагируют на приближение самца агрессивно, что не могло не наложить соответствующие сезонные ограничения и на самцов. Однако половая жизнь самцов у большинства видов более экстенсивна: один и тот же самец обычно оплодотворяет многих самок (именно с этим связан известный уже нам „эффект Кулиджа“). В „семейной“ структуре некоторых видов это закрепляется существованием „гаремов“.

Однако следует подчеркнуть, что подобный расклад половых ролей и сексуального поведения в животном мире не означает, что самец обязательно господствует над самкой. Самцу принадлежит монополия ухаживания, причем внутриполовой отбор самцов часто определяется состязанием в силе. Но самка не просто становится добычей победителя, а выбирает его из нескольких возможных претендентов. При этом имеют значение не только физические данные одного из сильнейших, но и то, какими материальными ресурсами он располагает. Это особенно заметно у птиц. Например, крапивница выбирает себе партнера не по его внешности или тембру голоса, а по тому, насколько хорошей, богатой территорией он владеет, — от чего, разумеется, зависит благополучие потомства. Знакомый посыл замужества? Что ни на есть — „брак по расчету“! Преимущество получает самец, способный не только быть производителем потомства, но и обеспечить наиболее благоприятные условия для выращивания детенышей.

Да, есть чему удивляться „царям природы“, не знающим чем живут их „подданные“. А потому удивлению нашему иссякнуть не грозит перспектива. Курс „сексуального ликбеза“ в самом разгаре. Судите сами. Диапазон типов сексуального поведения у животных чрезвычайно широк: от внешне беспорядочного спаривания у одних видов до длительного парного сожительства у других. Не слабый эксперт в этой области Фрэнк Бич (как мы уже имели возможность убедиться), продолжая нас просвещать, отмечает, что формы копулятивного поведения всегда имеют какую-то видовую целесообразность, причем не только с точки зрения продолжения рода, но и с учетом других особенностей видового поведения, зависящих, в конце концов, от экологии.

В частности, переход от полигамии, преобладающей у большинства видов, [полигамия (от греческих: poly — много, многое + gamos — брак) — 1) многобрачие (многоженство или многомужество). 2) У животных — отношения между полами, характеризующиеся тем, что самец в течение одного сезона спаривается с несколькими самками, прим. авт.] к моногамии, то есть устойчивому брачному союзу самца и самки — хотя бы на срок выращивания одного выводка, [моногамия (от греческих: monos — один, единый, единственный + gamos — брак) — 1) единобрачие, форма брака, состоящая в устойчивом сожительстве одного мужчины с одной женщиной. Исторически сложилась в эпоху разложения первобытнообщинного строя, а у некоторых народов — только в новейшее время. 2) У животных — отношения между полами, характеризующиеся тем, что самец в течение одного или нескольких сезонов спаривается с одной определенной самкой. Характерна для большинства птиц и многих млекопитающих, прим. авт.] обусловлен, по мнению Э. Уилсона, специфическими условиями, когда одна самка без помощи самца не может вырастить потомство (скудость пищевых ресурсов, необходимость охраны территории от врагов, длительность периода, когда детеныши беспомощны, и требуют постоянной материнской опеки и т. д.). Там, где родительские функции выполняет исключительно самка и „отцовства“ не существует, отпадает необходимость в длительном предварительном ухаживании и, тем более, в тесном и длительном брачном союзе. (Между прочим, различия между животными в этом отношении огромны. У беспозвоночных на 10 тысяч „полигамных“ видов приходится меньше одного „моногамного“ вида, тогда как среди птиц сезонная „моногамия“ существует приблизительно у 91 % всех видов.)