Автор: Джон Марсден [John Marsden].
Книга: «Завтра была война» [Tomorrow, When the War Began].
Перевод с английского Ильи Чалова.
Первая глава
Только полчаса прошло с тех пор, как кто-то — я думаю, это была Робин — сказал, что мы должны записать всё случившееся, и только двадцать девять минут с тех пор, как для этого выбрали меня, и за эти двадцать девять минут каждый успел постоять у меня за плечом, глядя на пустую страницу и выкрикивая идеи и советы. Отстаньте, ребята! Так я никогда не закончу. Я никак не могу сообразить, откуда начать и никак не могу сконцентрироваться в этом балагане.
Ну вот, так лучше. Я сказала им, что мне нужно немного тишины, и Гомер меня поддержал, поэтому они наконец ушли и теперь я могу нормально думать.
Не знаю, смогу ли я сделать это. Теперь я могу в этом признаться. Я знаю, почему они меня выбрали — я считаюсь лучшим писателем, но здесь требуется нечто большее, чем просто умение писать. Есть несколько мелочей, которые могут вмешаться в процесс. Мелочи вроде чувств, эмоций.
Ладно, вернемся к этому позже. Может быть. Подождем и увидим.
Я сейчас нахожусь у ручья, сижу на упавшем дереве. Хорошее дерево. Не старое и гнилое, изъеденное личинками бабочек и насекомых, а молодое, с гладким красноватым стволом и местами еще зеленой листвой. Сложно сказать, почему оно упало — оно выглядит очень здоровым — может, из-за того, что росло слишком близко к ручью. Хорошо здесь. Заводь находится всего лишь метрах в десяти от дерева, но она удивительно глубокая, вода в середине доходит до талии. На воде постоянно возникает множество маленьких расходящихся кругов от насекомых, касающихся поверхности и скользящих по ней. Интересно, где они спят и когда. Закрывают ли они свои глаза, когда спят. Есть ли у них имена. Суетливые, безымянные, не знающие покоя насекомые.
Честно говоря, я пишу только о заводи, чтобы не писать о том, о чем я должна писать. Как Крис, например, всегда найдет способ не делать того, что ему не хочется делать. Итак: я не отступлю. Я обещала им, что не отступлю.
Я надеюсь, что Крис не сердится из-за того, что меня выбрали писать это вместо него, потому что он по-настоящему хороший писатель. Он глядел немного обиженно и даже немного с завистью. Но он не принимал участия в событиях с самого начала, поэтому он не подошел.
Ладно, мне наконец пора прекратить тянуть вола за хвост и взяться за гуж. Есть единственный способ сделать это — рассказать всё по порядку, в хронологическом порядке. Я знаю, что описать случившееся — очень важное дело для нас. Именно поэтому мы все так разволновались, когда Робин предложила это сделать. Это очень, очень важно. Записать то, что мы сделали, словами, на бумаге — это способ сказать самим себе, что мы что-то значим, что наше дело имеет смысл. Что вещи, которые мы сделали, принесли пользу. Не знаю, насколько большую, но пользу. Записывая происходящее, мы можем быть уверены, что о нас вспомнят. Бог хотя бы — для нас это имеет значение. Никто из нас не хочет закончить кучкой мертвых белых костей, непомеченных, неизвестных и, что хуже всего, никто не узнает и не оценит тех опасностей, через которые мы прошли.
Эти мысли заставляют меня думать, что я должна рассказать о событиях так, как рассказывают в учебнике истории, очень серьезным языком, даже официальным. Но я не могу сделать этого. У каждого есть свой способ говорить о серьезных вещах и я буду делать это по-своему. Если им не понравится, пусть тогда поищут кого-нибудь другого.
Ладно, лучше всё-таки начать.
Всё это началось, когда… Они такие забавные, эти слова. Все их используют, но никто не задумывается, что они означают. Когда именно что-либо начинается? У каждого всё начинается, когда он рождается. Или еще раньше, когда твои родители женятся. Или еще раньше, когда твои родители рождаются. Или когда твои предки поселились в этих местах. Или когда люди вылезли из прибрежной грязи и ила, обросили ласты и плавники, и научились ходить. Всё это можно назвать началом, но всё это в нашем случае постороннее, для того, что случилось с нами, существовало четко определенное начало.
Итак. Всё это началось, когда Кори и я сказали себе, что мы хотим поехать в буш, выехать на природу на несколько дней во время рождественских каникул. Это была всего лишь одна из тех глупых вещей, которые начинаются словами: «А хорошо было бы, если бы…». В походы мы ходили довольно часто, и делали это с тех пор, как были маленькими детьми, садились на мотоциклы, нагруженные снаряжением, и мчались к реке, спали под звездами, а в холодные ночи растягивали меж двух деревьев кусок брезента. Поэтому мы могли сделать это сами. Иногда к нам присоединялась еще одна из наших подруг, обычно это была Робин или Фи. Парней мы с собой не брали. В том возрасте вы думаете о парнях, что они имеют чувств не больше, чем одежная вешалка, а их взгляды вы и вовсе не замечаете.
А потом ты становишься взрослее.
Итак, всего лишь несколько недель назад, хотя сейчас я с трудом могу в это поверить, мы лежали перед телевизором, смотрели какую-то чушь и говорили о каникулах. Кори сказала: «Мы уже давно не ездили к реке, давай это сделаем».
— Хорошо. Давай спросим у папы, можно ли нам взять лендровер.
— И спросим у Кевина и Гомера, хотят ли они поехать.
— Парни?! Нам никогда не разрешат.
— Я думаю, мы можем. Стоит попытаться.
— Хорошо. Но если у нас будет лендровер, почему бы нам не рвануть подальше? Было бы великолепно съездить на Стежок и к Адской впадине.
— Точно. Давай спросим.
«Стежок», или «Портняжный шов» — это длинная линия, острый гребень горы, который проходит идеально прямо от горы Мартин к горе Вомбигоно. Он скалист, очень узок и крут местами, но по нему можно пройти, и там есть нечто вроде навеса над головой. Виды — фантастические. В одном месте, возле горы Мартин, можно подъехать почти прямо к нему по старой лесозаготовительной дороге, которую сегодня уже сложно найти, так сильно она заросла.
Адская впадина находится по другую сторону Стежка, это котлообразный провал, заполненный каменными глыбами, деревьями, кустами черной смородины и подлеском, в которых живут дикие собаки и вомбаты. Это дикое место и я не знаю никого, кто побывал бы в этой впадине, хотя я довольно часто стояла на ее краю и смотрела вниз. Я смотрела туда и не могла понять, как можно было бы попасть на ее дно. Крутые склоны ее стен впечатляли, местами достигая в высоту сотен метров. Конечно, в одном месте была последовательная серия маленьких скалистых склонов, которую называли Ступенями Сатаны и по которой, казалось, можно было бы спуститься вниз, но, поверьте мне, если это были ступени, то Великую китайскую стену можно считать садовой изгородью. И если всё-таки в этих скалах существовал какой-то проход, я всегда мечтала пройти по нему.
Местные жители рассказывали легенды об Отшельнике из Адской впадины, раскаявшемся убийце, который, как предполагалось, жил там много лет. Говорили, что когда-то он убил собственных жену и ребенка. Я хотела бы верить в его существование, но находила для этой веры слишком мало оснований. Моё второе «я» постоянно рождало неудобные вопросы вроде: «Почему же его не повесили, как делали в те дни со всяким убийцей?» Всё же, это была очень интересная история и я надеялась, что она была правдой, хотя бы не в части про убийцу, а в части, в которой рассказывалось о том, что отшельник жил в Адской впадине.
Так или иначе, идея путешествия изначально возникла в том разговоре. Мы легко приняли решение о поездке и сразу взялись за подготовку, так как прежде, чем отправиться в путь, предстояло сделать много работы.
Первым делом нужно было убедить наших мам и пап разрешить нам поездку. Не то, чтобы они не доверяли нам, но, как сказал папа: «Вы просите слишком многого». Родители потратили много времени, не отказывая прямо, но стараясь соблазнить нас другими интересными делами. Я думаю, этим приемом бользуется большинство родителей. Им не хочется начинать споры, поэтому они предлагают альтернативы, на которые они могли бы согласиться, и на которые, они надеются, вы тоже согласитесь. «Почему бы вам вместо этого не съездить еще раз на реку?» «Почему бы вам не взять Робин и Мериам вместо парней?» «Почему бы вам не поехать просто на велосипедах?» «Или даже на лошадях? Разбейте настоящий старый добрый бивак. Будет весело!»
Мамино представление о весельи заключается в заготовке варенья для секции «Консервы» вирравийской ярмарки-выставки, так что ее вряд ли можно считать авторитетом в этом предмете. Я чувствую себя немного странно, описывая такие мелочи, учитывая то, через что нам пришлось пройти, но я должна быть честной, без слезливости и сентиментальности.
В конце концов мы заключили соглашение, которое, в общем, было не таким уж плохим. Нам разрешили взять лендровер, но только мне было позволено управлять им, несмотря на то, что у Кевина имелись права, а у меня — нет. Папа знал, что я — хороший водитель. Нам разрешили ехать на вершину Стежка и разрешили пригласить парней, но мы должны были привлечь в поездку больше людей, хотя бы шесть-восемь человек. Это условие родилось из-за того, что мама и папа думали, что у нас будет меньше возможностей устраивать оргии, если нас будет больше. Конечно, прямо они этого не говорили, отделываясь общими фразами о том, что, якобы, большее число участников гарантирует нашу безопасность, но я слишком хорошо их знаю, чтобы поверить в это.
И да, я специально пишу здесь слово «знаю» в настоящем времени, не хочу портить его прошедшим.
Нас заставили пообещать, что мы не возьмем с собой ни вина, ни сигарет, а также нас заставили пообещать, что парни тоже не сделают этого. Не перестаю удивляться, каким образом нашим родителям самим удалось вырасти и стать взрослыми в таких сложных условиях. Они думают, что вы постоянно ищете, что бы такое дикое отчебучить. Иногда они даже сами подают вам всякие идеи. В любом случае, я не думаю, что мы захотели бы взять с собой вино и сигареты. Это выходило слишком дорого для нас, так как все карманные деньги мы прокутили во время Рождества. Но самое смешное, что когда наши родители подозревают, что мы задумали что-то дикое, мы ни о чем таком и не думаем, а когда они думают, что мы — паиньки, в этот момент мы как раз что-то и мутим. Например, им никогда не приходило в голову волноваться обо мне во время моих репетиций в школьном театральном кружке, тогда как мы со Стивом почти всё время там проводили то расстегивая пуговицы и застежки на одежде друг друга, то отчаянно пытаясь быстро застегнуть их назад, когда мистер Кассар начинал кричать: «Стив! Элли! Они опять этим занимаются? Кто-нибудь, дайте мне дубину!»
Юморной парень этот мистер Кассар.
Мы составили список из восьми человек, включая нас. Мы не включили Эллиота, потому что он довольно ленив, и Мериам, так как она уехала на рабочую практику вместе с родителями Фи. А через пять минут после того, как список был закончен, один из парней из него, Крис Лэнг, вместе со своим отцом появился у нашего дома. И мы тотчас же рассказали о планирующейся поездке им. Мистер Лэнг — крупный мужчина, всегда при галстуке, невзирая на то, куда он идет и что делает. По-моему, он чересчур серьезен и тяжеловесен. Крис говорит, что его отец родился на перекрестке Прямой и Чёткой улиц и слияние этих слов наложило на него свой отпечаток. Когда рядом его отец, Крис ведет себя до неприличия тихо. Ну вот мы и задали им вопрос о поездке, пока они сидели за нашим кухонным столом и лопали только сегодня испеченные мамины ячменные лепешки, и тут же получили ответ. Получалось, что мистер и миссис Лэнг планировали уехать за океан и, хотя у них был работник, они всё равно решили оставить Криса дома, чтобы он присматривал за хозяйством. Это было плохим началом для наших планов.
Несмотря на плохое начало, на следующий день я взяла велосипед и отправилась через выгулы для лошадей к Гомеру. Обычно я езжу по дороге, но в этот раз мама слегка нервничала по поводу появившегося в Виррави нового копа, который выписывал штрафы направо и налево. В первую же неделю работы он оштрафовал жену мирового судьи за непристегнутый ремень безопасности. Каждому в городе нужно было быть осторожным, пока этого парня не обломают.
Я нашла Гомера в низине у ручья, он проверял клапан, который только что почистил. Когда я подъехала, он поднял его вверх, на просвет, надеясь разглядеть возможные протечки. «Посмотри-ка на него, — сказал он, когда я соскочила со своей «Ямахи», — прилегает так плотно, что зубами не оторвать».
— А в чем проблема?
— Не знаю. Всё, что я знаю, это то, что три минуты назад он пропускал воду, а теперь — нет. Этого для меня достаточно.
Я подняла шланг и держала его, чтобы он смог привинтить клапан обратно на него. «Ненавижу насосы, — сказал он. — Когда мой папаша сыграет в ящик, я сделаю запруды в каждом выгоне».
— Хорошо. Когда начнешь, можешь нанять меня для земляных работ.
— Да? И вот это всё, что ты можешь предложить? — он пощупал мускулы на моем правом плече. — Что-то не верится, что эта рука сможет что-либо выкопать.
Я резко толкнула его, стараясь застать врасплох и столкнуть в ручей, но он был слишком силен. Потом я наблюдала, как он работает ручкой насоса, вниз и вверх, заставляя воду бежать в шланг, потом помогла ему притащить поршень насоса наверх и закончить поить быков. По пути я рассказала ему о наших планах.
— Конечно я буду участвовать в этом, — сказал он. — Хотя я бы предпочел, чтобы мы поехали на тропический курорт и пили коктейли с зонтиками, но, думаю, отложу это на другое время.
Мы вернулись к нему домой пообедать и он попросил родителей разрешить ему присоединиться к нашей загородной вылазке. «Элли и я съездим в буш на пару дней», — заявил он. Это был способ Гомера просить разрешения. Его мама никак не прореагировала на это, а отец лишь приподнял одну бровь над своей чашкой кофе. Зато его брат взорвался вопросами. Когда я обозначила сроки поездки, его брат, Джордж, спросил: «А как же ярмарка?»
— Мы не сможем выехать раньше, — сказала я. — У Маккензи — стрижка овец.
— Да, но кто будет ухаживать за животными на ярмарке?
— Ты отлично управляешься с феном и гелем для волос, — сказал Гомер, — я вижу тебя перед зеркалом каждый субботний вечер. И с быками сможешь, только не флиртуй с ними, а просто обработай маслом их шкуры.
Он повернулся ко мне: «Отец привез сорока четырех-галонную канистру масла в сарай, специально для субботних вечеров Джорджа». Так как Джордж был известен полным отсутствием чувства юмора, чтобы скрыть смех, я опустила глаза в стол и отправила в рот очередную ложку салата «таббули».
Таким образом, с Гомером мы договорились, и тем же вечером мне позвонила Кори, чтобы сообщить, что Кевин тоже едет. «Он не очень этим доволен, — сказала она. — Я думаю, он предпочел бы пойти на ярмарку, но пожертвует ею ради меня».
— Ну и тьфу на него, — сказала я, — передай ему, пусть тащится на свою ярмарку, если это то, что ему хочется. Есть много других парней, которые готовы убить соседа, лишь бы поехать с нами.
— Да, но каждому из этих парней меньше двенадцати лет, — вздохнула Кори, — младшие братья Кевина рвутся ехать. Но они слишком маленькие… даже для тебя.
— И слишком стары для тебя, — не осталась я в долгу.
После звонка от Кори я позвонила Фионе и рассказала ей о наших планах. «Ты поедешь?» — спросила я.
— Ох! — восклицание дышало таким удивлением, как если бы я рассказывала ей о поездке, чтобы лишь развлечь ее. — О боже, ты хочешь, чтобы я ехала с вами?
Я даже и не подумала ответить на это.
— О боже, — Фи была единственным человеком среди тех, кого я знала и кому было меньше шестидесяти, кто использовал словечко «боже», — кто еще едет?
— Кори и я, Гомер и Кевин. Еще, думаю, мы позовем Робин и Ли.
— Хорошо, мне бы хотелось поехать. Подожди секунду, я схожу и спрошу.
Это было долгое ожидание. Наконец она вернулась с серией вопросов. Она передавала мои ответы то своей маме, то папе, то обоим одновременно, это было понятно по фону нашего разговора. После примерно десяти минут этой вопросной бомбардировки у них состоялся еще один длинный разговор, затем Фи вернулась к трубке.
— Их будет трудно уговорить, — вздохнула она. — Я думаю, что всё будет в порядке, но моя мама ради своего спокойствия хочет созвониться и поговорить с твоей мамой. Извини.
— Отлично. Я помечу тебя вопросом в списке и свяжусь с тобой позже, на выходных. Хорошо?
Я положила трубку. Было трудно разговаривать по телефону, потому что рядом вопил телевизор. Мама сильно вывернула громкость, чтобы слушать новости из кухни. Сердитое лицо заполнило экран. Я на секунду остановилась и прислушалась. «У нас тряпка, а не министр иностранных дел, — кричало лицо. — Он слабый, он бесхарактерный, это новый Невилл Чемберлен. Он не понимает людей, с которыми пытается заключить договор. Они уважают силу, а не слабость!»
— Как вы думаете, достаточно ли высоко в списке приоритетов правительства стоит вопрос обороны? — спросил человек, берущий интервью.
— Высоко? Высоко?! Вы, наверное, шутите. А знаете ли вы о том, что они урезали расходы на укрепление обороны?
«Слава богу, я уезжаю и не услышу об этом целую неделю», — подумала я.
Я ушла в папин кабинет и позвонила Ли оттуда. Довольно много времени понадобилось, чтобы объяснить его матери, что я хочу поговорить с ее сыном. Она не слишком хорошо ладила с английским языком. Когда, наконец, Ли оказался у телефона, он реагировал на мои слова странно, как-будто даже с недоверием. Он отвечал неторопливо, словно взвешивая каждую букву. «Меня пригласили выступить на концерте в честь Дня поминовения», — сказал он, когда я назвала ему сроки. Установившееся после этих слов молчание затянулось и я не выдержала.
— Так ты хочешь поехать?
Он рассмеялся: «Ну, это гораздо веселее, чем концерт».
Кори была озадачена, когда я сказала, что хочу пригласить Ли. Мы ведь почти не общались с ним в школе. Он казался серьезным парнем, с головой погруженным в свою музыку, но я всё же находила его интересным. В какой-то момент я осознала, что до окончания школы остается совсем немного, и мне не хотелось окончить школу, не попытавшись поближе узнать таких серьезных людей, как Ли. В нашей параллели были ребята, которые до сих пор не знали имен всех своих одногодков! А ведь у нас очень маленькая школа. Мне было очень любопытно, что из себя представляют некоторые ребята, и чем больше они были непохожи на тех людей, с которыми я обычно проводила время, тем интереснее для меня они становились.
— Хорошо, так что ты думаешь? — спросила я. Потянулась еще одна длинная пауза. Мне неудобно было молчать, поэтому я продолжила говорить, — Ты хочешь попросить разрешения у своих мамы и папы?
— Нет-нет, я договорюсь с ними. И да, я еду.
— Что-то не слышно радости в твоем голосе.
— Эй, я очень рад! Просто задумался о возможных проблемах. Но это круто и я еду с вами. Что я должен взять с собой?
Последний звонок я сделала Робин.
— О, Элли, — завопила она, — Это будет великолепно! Но мне никогда не разрешат!
— Да ладно, Робин, будь настойчивее. Покажи им, что такое настоящее давление.
Она вздохнула: «Ох, Элли, ты просто не знаешь моих родителей».
— Всё равно, хотя бы попытайся. Я подожду.
— Ладно.
Через несколько минут я услышала скрежет, телефонную трубку подняли и я спросила: «Ну как? Ты обвела их вокруг пальца и они согласились?»
К несчастью, это оказался мистер Мэтерс.
— Нет, Элли, она не обвела нас вокруг пальца.
— Ааа… мистер Мэтерс! — я смутилась, но и рассмеялась одновременно, потому что знала, как провести мистера Мэтерса.
— А теперь расскажи обо всем подробнее, Элли.
— Ну хорошо. Мы подумали, что для нас настало время показать независимость и проявить инициативу и другие наши лучшие качества. Мы хотим отправиться в поход в буш вдоль Портняжного шва на несколько дней. Отправиться прочь от секса и порока Виррави и окунуться в чистую, благотворную горную атмосферу.
— Хмм… без взрослых?
— Ах, мистер Мэтерс, приглашаем и вас, если вам не исполнилось тридцати. Согласны?
— Но ведь это дискриминация, Элли.
Мы перешучивались так около пяти минут, пока он не сделался серьезным. «Видишь ли, Элли, мы лишь думаем, что вы, ребята, еще пока слишком юны, чтобы насаться по бушу без присмотра».
— Мистер Мэтерс, а что делали вы, когда были в нашем возрасте?
Он рассмеялся. «Ну хорошо, один-ноль в твою пользу. Я ковбойствовал на скотоводческой ферме в Калламатта-Даунс. Это было еще задолго до того, как я поумнел и обзавелся воротничком и галстуком», — мистер Мэтерс работал страховым агентом.
— Так а то, что мы хотим сделать, довольно далеко не дотягивает, ведь, до ковбойствования в Калламатта-Даунс!
— Хмм…
— Кроме того, а что плохого может с нами случиться? Охотники на джипах? Они обязательно поедут через наши земли и папа задержит их. Лесные пожары? Там много скал, на которых мы будем в большей безопасности, чем дома. Укус ядовитой змеи? Мы все знаем, как обращаться со змеиными укусами. И мы не сможем потеряться, потому что Портняжный шов указывает направление не хуже скоростного шоссе. Я хожу в походы в те места с тех пор, как научилась ходить.
— Хмм…
— А что вы скажете, если мы застрахуемся у вас, мистер Мэтерс? Тогда вы скажете «да»? Договорились?
Робин перезвонила мне следующим вечером, чтобы сказать, что мистер Мэтерс согласен, согласен даже и без страховки. Ее голос был полон радостью и возбуждением. У нее был долгий разговор с родителями, и он превзошел все ее ожидания. Это было самое серьезное дело из тех, на которые она когда-либо получала разрешение от родителей, и поэтому она была полна желания включиться в подготовку. «Ох, Элли, я надеюсь, что там с нами не случиться никакого несчастья», — продолжала она.
Всё это было довольно смешно, потому что если в мире и существовали родители с дочерью, которой они могли верить, то это точно были Мэтерсы и их дочь Робин, но, казалось, что они сами этого ни чуточки не осознают. Самая большая проблема, которую Робин когда-либо могла бы доставить своим родителям — это опоздание в церковь. Да и то, это могло бы случиться с ней лишь потому, что ей взбрело бы в голову помочь пионеру перейти через дорогу.
Всё, наконец, пошло по плану. В субботу утром мы с мамой отправились в город по магазинам и неожиданно встретили Фи и ее маму. Две мамы углубились в долгий серьезный разговор, пока Фи и я пялились в витрину «Тозера» и пытались подслушивать. Моя мама старалась успокоить маму Фи насчет нашей поездки. «Очень благоразумные», — расслышала я ее слова. «Они все — очень благоразумные». Счастье, что она не вспомнила про последнюю выходку Гомера: накануне его поймали, когда он разливал растворитель поперек дороги и поджигал его из засады при приближении машин. Он успел повторить это полдюжины раз, пока его не поймали. Боюсь вообразить, какой шок испытывали при этом бедные водители.
В любом случае, чтобы там ни сказала моя мама маме Фи, это сработало, и теперь я могла зачеркнуть знак вопроса в нашем списке напротив имени Фи. Первоначальный список из восьми человек уменьшился до семи, но теперь все определились и мы были этим довольны. Особенно мы были довольны собою, но и остальные пятеро были достаточно хороши. Я буду пытаться описать их такими, какими они были тогда — или, скорее, какими они мне представлялись, потому что, конечно, вскоре они изменились и я узнала их гораздо глубже.
Например, я всегда думала о Робин как о довольно тихой и очень серьезной девушке. Каждый год она получала в школе почетные грамоты и была с головой погружена в свои церковные дела, но я видела, что в ней есть нечто большее. Ей нравилось побеждать. Вы могли видеть это в спортивных играх. Мы играли в одной и той же нетбольной команде и, если честно, меня даже смущали некоторые ее действия во время игры. Я имею в виду чересчур решительные действия. В тот момент, когда начиналась игра, она становилась похожа на вертолет в своей энергичной атаке, металась повсюду, запросто сбивая людей с ног, если это было необходимо. Если на матч попадался нерешительный судья, Робин могла нанести столько же повреждений противнику, как тяжелый военный вертолет на поле боя. Затем игра заканчивалась, и Робин мирно пожимала всем руки со словами «хорошо сыграли», опять превратившись в саму себя. Это казалось удивительным. Она маленькая, Робин, но сильная, взрывная и очень твердо стоит на ногах. Она легко скользит по полю, в то время как остальные игроки на ее фоне как-будто с трудом передвигаются в грязи.
Хотя, я исключила бы из с трудом передвигающихся Фи, потому что она тоже легка и грациозна. Фи всегда была для меня слегка героем, кем-то, на кого я смотрела как на идеального человека. Когда она делает что-то неправильное, я всегда говорю: «Фи, не делай этого! Ты моя ролевая модель!» Мне нравится ее прекрасная нежная кожа. У нее есть то, что моя мама называет «хорошими чертами». Она выглядит так, будто никогда в жизни не знала тяжелой работы, никогда не бывала на солнце, никогда не обляпывала руки в грязи, и, в общем, всё это правда, так как в отличие от нас, сельских, она всегда жила в городе и больше времени проводила, играя на пианино, чем, к примеру, делая прививки овцам или проставляя метки на ягнятах. Оба ее родителя работали юристами.
Кевин — этот в любом случае больше, чем типичный крестьянин. Он старше всех нас, но он был парнем Кори, так что он должен был ехать обязательно, иначе она сразу потеряла бы интерес к поездке.
Первое, что вы замечали в Кевине, был его широкий, широкий рот. Второе, что вы замечали, был размер его рук. Они огромные и похожие на лопаты. Он был известен величиной своего эго и считал, что все должны быть ему благодарны за всё; очень часто он меня этим раздражал, но я всё же думала, что он был лучшим из того, что происходило в жизни Кори, потому что до того, как она начала с ним гулять, она была слишком тихой и незаметной. Обычно они много разговаривали друг с другом в школе, а потом она рассказывала мне, какой он чувствительный и заботливый. И хотя я не могла присутствовать при этих разговорах, я могла видеть, что Кори становится намного увереннее в себе от свиданий с ним, и мне это нравилось.
Я часто представляла Кевина, когда ему исполнится двадцать лет, как он станет президентом Ярмарочного общества, будет играть в крикет в клубе по субботам, заводить разговоры о хороших ценах на овец, воспитывать своих троих детей… с Кори, может быть. Это был тот мир, в котором воспитывались и мы. Мы же никогда всерьез не думали, что этот мир может вскоре сильно измениться.
Ли жил в городе, как и Фи. «Ли и Фи из Виррави», — любили мы напевать. Хотя это было единственное общее между ними. Ли был настолько же темнокожий и темноволосый, насколько Фи была светлокожая и белокурая. Он носил короткую стрижку, черный ежик, и у него были темно-коричневые умные глаза, красивый, приятный голос, глотающий концы некоторых слов. Его отец — таец, а мать — вьетнамка, они владели рестораном азиатской кухни. Очень хороший ресторан, кстати, мы часто ходили туда. Ли успешно занимался музыкой и рисованием, вообще ему удавалось многое, но если удача покидала его, он мог стать очень раздражительным. В такие моменты он мог долго бродить повсюду в дурном настроении и днями ни с кем не разговаривать.
Последним из списка шел Гомер, который жил на следующем от меня повороте дороги. Гомер своенравен и притягивает скандалы. Его не заботит моральная сторона того, что он делает, или то, что о нем думают. Я навсегда запомнила, как ходила в его дом обедать, когда мы были маленькими детьми. Миссис Яннос пыталась заставить Гомера есть брюссельскую капусту; у них состоялся большой спор, который закончился тем, что Гомер начал швыряться капустой в свою маму. Одна из капустин ударила ее в лоб и довольно сильно. Я смотрела на этот спектакль с вытаращенными глазенками. Я никогда не видела ничего подобного. Если бы я попыталась вытворять такое дома, меня бы приковали к трактору цепью и использовали бы вместо плуга. Когда нам было восемь лет, Гомер организовал вместе с несколькими его сумасшедшими приятелями ежедневные игрища, которые он назвал «Греческой рулеткой». Согласно правил «Греческой рулетки» в каждый обеденный перерыв игроки заходят в какую-нибудь классную комнату и, пока учителя не видят, подходят поочередно к окну и бьют в него головой. Игра продолжается до того момента, как прозвенит звонок на послеобеденные уроки или до того момента, пока окно не разобьется, в зависимости от того, что произойдет раньше. Если именно ваша голова разбивала окно, тогда вы (или ваши родители) должны были оплатить счет за новое стекло. Они разбили кучу окон, играя в «Греческую рулетку», пока школьная администрация очнулась и сообразила, что происходит.
Гомер в любой момент времени замешан в каком-нибудь очередном скандале. Еще одна из его любимейших маленьких забав была следить за рабочими, поднимающимися на школьную крышу для заделки протечек, за залетевшим туда мячом или для замены водосточных труб. Гомер ждал момента, когда они окажутся наверху и полностью углубятся в дело, за которым залезли наверх, и тогда он наносил удар. Получасом позже вы уже могли слышать вопли и крики с крыши: «Помогите! Помогите нам спуститься вниз! Какой-то ублюдок спер нашу проклятую лестницу!»
Когда Гомер был маленьким ребенком, он был довольно маленького роста, но раздался в плечах и сильно вырос за последние несколько лет, а закончил тем, что стал одним из самых больших парней в школе. Его часто звали играть в футбол, но он ненавидел большинство видов спорта и не присоединился бы к команде ни за какие коврижки. Ему нравилось охотиться и он часто звонил моим родителям, чтобы попросить у них разрешения для него и его брата зайти на наши земли, чтобы добыть еще нескольких кроликов. Еще он любил плавать. Ему нравилась музыка, особенно группы, исполнявшие самую дикую и тяжелую музыку.
Когда мы были маленькими, мы с Гомером проводили всё свободное время вместе, и мы всё еще были близки.
Итак, вот вся наша «Великолепная пятерка». [Намек на серию детских детективов писательницы Энид Блайтон.] И, полагаю, добавляя к ним нас с Кори, получаем «Секретную семерку». [Еще одна серия детских детективов Энид Блайтон.] Ха! События этих книг и близко не дают представления о том, что случилось с нами. Я не могу вспомнить ни одной книги из тех, что я прочла, ни одного фильма из тех, что я видела, которые описывали хотя бы отдаленно то, что произошло с нами. Все мы были вынуждены переписать сценарии наших жизней в последние несколько недель. Мы многое должны были узнать, и мы были вынуждены научиться решать, что важно, а что нет, выбирать то, что имеет значение, реальное значение. И случиться это должно было очень скоро.
Конец первой главы
верстка — 08.03.2012