Я сразу узнал что там и меня с полной силой захватило то первое, детское впечатление. Голубая Саламандра, замысловатый венок, оплетала небезызвестную Пирамиду.

Что за нелепый символ?! — спрашивал я себя. — Тонкое украшение, должное украшать женщин, радовать красотою глаз и вдруг в его хрупких объятиях великая святыня, о значении которой никогда не говорили хранители?!

Через несколько дней я уговорил Мэя, моего друга, ставшего к тому времени неплохим художником, посетить ущелье и постараться запечатлеть увиденное мной.

После полудня мы были на месте, устроившись в благодатной тени кустов розмарина, прямо под обломком скалы, встрявшим в блестящие на солнце каменные ребра. Мэй выложил краски и выбеленную деревянную пластину, но как он не смотрел задирая голову, отходя в одну, то в другую сторону, он не мог увидеть того, что видел я. Мы бы так и ушли оттуда ни с чем. Но когда солнце опустилось ниже, почти скатившись в створ ущелья, косые лучи и игра теней сделали изображение поразительно четким. Художник вдохновенно принялся за свой труд и скоро под кистью появились чудные изгибы диадемы, обнимавшие могучее тело Пирамиды. Не стану говорить на сколько удачен был рисунок, пробужденный солнечными бликами и изощренной фантазией Мэя — можете сами увидеть его в галерее ныне славного художника.

Продолжу, что произошло дальше: мой друг уже заканчивал работу, как вдруг глыба качнулась без всякой видимой причины и с грохотом полетела вниз. Это случилось так неожиданно, что мы не успели подумать о собственном спасении и замерли разинув рты, испуганные и изумленные, глядя как скала рушится, увлекая многочисленные обломки. Может, то была рука бога, некое мистическое предупреждение или просто невероятный случай. Ни один даже малый осколок не задел нас. Мы стояли почти в центре завала, дрожа от страха и судорожно глотая клубившийся пылью воздух. Древнее изображение, высеченное на глыбе порфира, было погребено, хотя при желании его не трудно отыскать.

Держа в руках рисунок, рожденный вдохновением Мэя, я вернулся в Ланатон и сразу поделился случившимся со служителями Шестой Сферы. Никто из них не придал этой истории значения. Передавая друг другу творение молодого художника, они молча выслушали меня и пожелали только быть осторожнее в горах, а знаки прошлых эпох предоставить толковать людям, сведущим в этом. Меня рассердил их ответ и я хотел идти домой, но заметил на мосту через канал одинокую фигуру Родэ, хранителя соседнего храма. Старик обычно был разговорчив более других и я решился подойти к нему.

— Что тебя удивляет? — спросил он, спокойно выслушав все, что я торопливо и бессвязно старался довести до него. Но его ровный голос и тусклая улыбка меня не обманули — я почувствовал, как наигранно это равнодушие. И тогда я решил схитрить сам.

— Странно такое сочетание, — сказал я, — Вечная Пирамида, куда не смеешь приблизиться даже ты и эта диадема-безделушка вокруг нее! Почему же такая ничтожно малая вещь противопоставлена великой твердыне?! Скажи?

— Глупец! — в его глазах вспыхнули молнии. — Эта вещь! Да эта вещь способна перевернуть мир! Да! Да! Перевернуть, вот только куда?! Куда и как?! Этого уже никто не скажет!

Больше он об этом со мной не говорил никогда. Но внезапно вырвавшиеся у него слова меня потрясли и звучат в ушах до сих пор… Вот и все. Скоро я ушел из Ланатона. Иногда возвращался туда, со склона холма смотрел на памятную детством долину, на непостижимую Пирамиду, вставшую из земли, будто великий могильник уставших от вечной жизни богов.

Когда над ней загорались звезды, мое воображение соединяло их гибкими линиями. Голубая Саламандра… Больше о ней я ничего не знаю.

— И ты после ни разу не попытался приблизиться к волновавшей тайне? — изумился Кор.

— Я достаточно повзрослел и научился спрашивать себя “зачем?” Научись ты. Зачем спрашивать меня, если я сказал все, что хотел?

Последние слова Хетти остановили Грачева от потока вопросов. Он, с некоторыми оговорками, доверял истории, изложенной охотником и еще предполагал, что это не единственная правда, известная аотту. Со временем Андрей надеялся получить другие ценные свидетельства и даже заручиться его поддержкой, если обстоятельства вынудят проникнуть в замкнутые сферы Ланатона. Эвис, склонив набок голову и поглядывая из-под длинный ресниц на блеск разноцветных камней, по своему переживала услышанное.

В комнате наступила тишина. Иногда потрескивали догоравшие сучья и Нейс, перетирая в ступке минералы для красок, поскрипывал каменным пестом.

— Наверняка внизу об этой штуке известно многим больше. Может там мир давно перевернулся с ног на голову, а мы ничего и не знаем? — нетерпеливый голос внука Апи вырвал хронавта из глубоких размышлений.

— Хетти, сколько же лет может быть тому изображению на обломке скалы? — спросила она.

— Оно должно быть очень древним, как самые древние Дома в священной долине. Каждый знает, как медленно время истирает твердый камень.

— А первым каменным храмам Ланатона тысячи лет… Тогда это совсем неожиданно для меня! — Эвис растерянно глянула на Грачева — он мрачно улыбался.

Так тщательно разработанная, пригнанная к событиям прошлого столетия версия, будто диадема есть след соарян, терпела крах — свидетельство Хетти прямо указывало, что корни Голубой Саламандры несопоставимо старше контакта с “ходящими по небу”. Теперь происхождение венка из гипербонзидового сплава стало совершенно необъяснимым.

— В Аттле о Голубой Саламандре вряд ли известно больше. Сожалею, — сказала Эвис, — Я не смогу развлечь вас интересным рассказом. Тайна ее действительно велика и слишком узок круг в нее посвященных. Если таковые есть в нижней Аттине — мы не встретили ни одного, готового что-либо объяснить. Скажу только: диадема каким-то образом представляет угрозу для жизни людей. Она в себе несет гибель сущего — так говорят, и слова Родэ, похоже, подтверждают зловещую истину.

Мы безуспешно искали ответ в самых могущественных святилищах Аттлы. Жрецы там в неведении или полны завистливой человеческой корысти. Мудрый человек указал путь к Земле Облаков — здесь ответ. Нужно узнать все о происхождении диадемы и скрытых в ней силах, чтобы мы смогли противостоять беде. Люди моего мира достаточно опытны в знании и способны отвратить любое зло. Только бы отыскать его начало…

Эвис замолчала. В лицах аоттов смешалось удивление и восторженное преклонение, словно к страстному признанию вынудили они женщину, под обликом которой вдруг открылась любезная им богиня.

— Мы не аттлийцы, — подтвердила догадку Хетти хронавт, — Наш дом далеко за пределами Аттины. Простите: о некотором придется умолчать, до встречи с хранителями. Потом же у меня не будет секретов. Да и не секреты это вовсе! Каждый мой ответ будет рождать много новых вопросов. Я просто ничего не смогу объяснить сейчас.

Хетти понимающе кивнул.

— Я сообщу обо всем Апи! — воскликнул Кор, — Скоро хранители придут к вам, а может я сам через несколько дней разыщу вас и провожу в Ланатон. Но сначала нужно известить Апи!

— Хотелось бы верить, что наш нелегкий путь не будет напрасен.

— Трудно предположить ответ хранителей, — сказал Хетти. — И вообще, есть ли он? Говорят, где-то там, куда никто не входит, может, в самой Пирамиде под присмотром бессменных, не знающих усталости сторожей, хранятся знания, которые потрясут умы людей. С того дня люди будут похожи на себя не более, чем сейчас на копошащихся в лесу муравьев. Но не будем мечтать — не стоит ждать тот день. Он дальше, чем дикое пламя звезд. Говорят, он случится много позже, чем Океан поглотит землю и люди на века забудут Число и Слово.

***

Прошло несколько дней. Ни Кор, ни посланцы долины храмов не приходили. Хетти предупредил, что пылкие заверения юноши нельзя принимать всерьез, если то касается воли адептов Сфер. Никто не знает, что у них на уме и какой срок для встречи они сочтут удобным.

Днями Эвис и Грачев исследовали окрестности Ану, однажды выбрались в Квери. Им удалось собрать еще несколько историй и легенд о Голубой Саламандре. Аотты говорили, будто диадема явилась неведомым образом с Тогом и принадлежит чудовищу. Будто Ликор, одевая ее постигал законы, видел мир далеко вперед. Она служила источником его вдохновения, раскрывала суть вещей, а страна аоттов стала такой, как есть только благодаря Ликору, да следующим ему мудрецам, принявшим и воплотившим откровения через Голубую Саламандру.