Владимир Кравченко

Обманчивый мир

— А когда это можно будет начать?

— Да хоть завтра я могу к ней ехать.

— Значит, если мы вам деньги сегодня принесем, вы завтра поедете?

— Конечно.

Я повернулся к Ирке и сказал в полголоса:

— Пошли сейчас к Славке зайдем, займем у него и вернемся.

Ирка кивнула. Любовь Васильевна услыхала, что я говорил.

— Давайте я сначала посмотрю вас всех. Юля, иди сюда.

Она поставила Юльку на стул и положила ладони ей на голову. Постояла так, закрыв глаза.

— Она у вас машин боится?

— Нет, — отвечает Ирка.

— Вижу машину над ней, большую. Возможно, она и будет причиной, — помолчала немного, — собаку вижу, испугала, видать сильно.

Мы с Иркой снова переглянулись.

— На нее позавчера бабушкина собака набросилась, — сказала Ирка, делая вид, будто уже не удивляется.

— Да, я вижу. Впечатления еще свежие.

Встала Ирка. Любовь Васильевна ее голову начала ощупывать.

— Какие-то у тебя комочки, сгустки там. Нехорошо это.

— У меня дома по вечерам в голове как будто колокольчики звенеть начинают или шарики перекатываются.

— Вот, вот. Это понятно из-за чего.

Следующий был я.

— Куришь? — спрашивает.

— Курю.

— С пищеварением все в порядке?

— Желудок больной. Хронический гастрит.

— Ладно, все ясно.

Она достала тетрадь, записала фамилию, имена и даты рождения. Мы ушли, сказав, что если не сегодня, то завтра принесем деньги.

Дома таких денег не было. Я думал зайти к Славке Иванову, однокласснику и хорошему приятелю. Он занимался мелкой торговлей, и у него должны быть.

Славке непременно нужно было узнать, зачем мне полторы тысячи рублей. Я ему промямлил невнятно про сглаз, про порчу. Он денег дал и сказал, что меня обязательно обманут. Господи, как он далек от всего этого, счастливый человек.

Мы отдали Любви Васильевне тысячу двести, но в руки она их не взяла, а заполнила какие-то бланки, видимо, для налоговой, и я положил купюры в эти бланки.

— Нас и так церковь ругает за то, что деньги берем, — пояснила она, — Теперь вам нужно кое-что узнать. Как я вам уже говорила, вам изменили карму, то есть взяли вашу здоровую судьбу для каких-то целей, а на вас повесили чужую, с заведомо известным летальным исходом. Вполне возможно, вас даже отпели, как усопших. Мы будем с этим бороться, вернее, бороться будет Мария Григорьевна. Если кто-то на кого-то начинает колдовать, можно сделать „обратку“, то есть расколдовать. „Обраткой“ это называется потому, что при этом тот, кто колдовал, получает сильнейший энергетический удар. Может, я вас огорчу, но ваша сестра в скором времени должна покинуть этот мир.

— Если она нашей смерти хочет… Я думаю, мы с Вовой согласны поменять три наших жизни на одну ее, — с горькой иронией сказала Ирка, — но зачем ей это надо было?

— У нее есть ребенок?

— Да.

— Можно предположить, что ребенок был при смерти и чтобы его спасти, нужны здоровые близкие родственники.

— Что же из-за своего ребенка она нас троих решила угробить?

— Ира, ты представь себя перед таким же выбором. И я тебя спрашиваю, что ты будешь делать?

Ирка расплакалась.

— А она ведь как-то приходила к нам, — говорю я, — помнишь, Ирин. Мы тогда очень удивились. Это что же, она приходила посмотреть, стало нам, наконец-то, похуже или нет? — у меня от гнева волосы, наверно, на голове дыбом встали.

— Вы подождите кипятиться, — успокоила меня Любовь Васильевна, — важно, чтобы она ни о чем не подозревала. Ее обязательно предупреждали, что ей грозит, если начнут грамотно вмешиваться в этот процесс. И тогда она уж ничего не пожалеет для того, чтобы закончить начатое. У нее не будет выбора. Понимаете?

Мы закивали головами.

— А что будет с цыганкой?

— Она, конечно же, почувствует вмешательство. И удар будет направлен на нее, но она отведет всю его силу на вашу сестру.

— С квартирой нам что делать?

— Квартиру надо чистить. Заклятье было на три года, два из которых уже прошли. За эти два года у вас в квартире накапливалась всякая нечисть.

— Что нам сейчас делать? Мы ведь дома не ночуем, только днем там бываем.

— Завтра, пока я буду в Самаре, сходите в церковь, купите самые дешевые свечи, живые пояса, ладан и возьмите живой воды. Вечером приходите ко мне. Я Марии Григорьевне покажу вашу фотографию, узнаю, что она скажет. Начнем с вас. Принесите с собой моток ниток из чистой шерсти. Кстати, если будет дождь, не приходите. Ну а потом займемся вашей квартирой.

Уходя, я спросил ее, сколько мы ей должны за этот сеанс. Она сказала:

— Мне ничего не надо, вы и так Марии Григорьевне заплатили такую большую сумму.

По дороге домой Юлька спросила: „А что, мам, эта тетя волшебница что ли?“ Чем вызвала у нас невеселую улыбку. Мы ей строго-настрого запретили гулять там, где ездят машины, помня то, что сказала Любовь Васильевна.

В некотором смысле мы немного успокоились: у нас была надежда. Многое прояснилось. Мы так устали от этой неизвестности. Теперь было одно желание: скорее бы все закончилось. Казалось великим счастьем жить той жизнью, которой мы жили месяц назад.

***

Как назло, небо было пасмурным, весь день сверху тихонько капало. Дождик, будто решив полить землю, тут же передумывал и заканчивался. Ждать следующего дня и хорошей погоды было выше наших сил, и мы, несмотря на редкие капли, которые язык не поворачивался назвать дождем, в назначенное время пошли к нашей целительнице. У нее были клиенты, и нам пришлось подождать в коридоре. С озабоченными лицами вышли пожилая и молодая женщины с ребенком. Видимо, мама с бабушкой. „Не у нас одних горе“, — мысленно констатировал я.

— Ну, как у нас дела? — Любовь Васильевна была как всегда доброжелательна и участлива.

— У нас ничего нового, — говорю. — Вы у Марии Григорьевны были?

— Конечно. Карму она вашу согласилась исправить. Это будет не сразу. Я ей оставила вашу фотографию, она будет с ней работать три ночи. В течение этого времени могут быть некоторые ухудшения вашего самочувствия. Это объясняется тем, что та цыганка почувствует вмешательство и будет сопротивляться. Но ничего страшного. Я с вами тоже немного поработаю, плохо вот, что на улице погода неподходящая. Вы принесли то, что я вам велела?

— Да, — Ирка начала выгребать все из сумочки.

— Живые пояса оденьте сразу, я потом вам дам личную молитву, будете читать ее чем чаще, тем лучше. Ладан и живую воду заберите с собой, они нам завтра понадобятся, когда квартиру чистить будем.

Она взяла у Ирки шерстяные нитки и велела Юльке встать. Непрерывно бормоча себе под нос, она измерила полный Юлькин рост ниткой, отрезала соответствующую длину, скомкала и подожгла. Что она там шептала, мы разобрать не могли, но следили за каждым движением и пытались расшифровать по ее лицу результаты этих манипуляций. Нитка трещала, дымила и не хотела добросовестно гореть. Видеть недовольство на лице Любви Васильевны было для нас пыткой. Кое-как догоревший с помощью свечи комок она выбросила из окна и с высоты трех этажей наблюдала, как он падает. То же самое она проделала со мной и Иркой. Результаты были такими же, что, видимо, должно было говорить о наших неважнецких делах.

— И огарки в разные стороны разлетелись, — задумчиво сказала Любовь Васильевна, очевидно, сделав для себя какие-то выводы.

Зажженной свечой она обвела вокруг каждого из нас по три раза, не переставая шептать. На Ирке свеча потухла. Испуганно перекрестившись несколько раз, она опять зажгла ее и завершила начатое. После этого стала записывать что-то в свои тетради. Мы, подавленные, расселись на свои места.

Любовь Васильевна закончила писать. К ней вернулось хорошее настроение:

— Что пригорюнились? Не расстраивайтесь, все будет хорошо.