Было около семи часов вечера. Я шел, засунув руки в карманы, как всегда, по темнеющим дворам вперед. Я не знал, куда я иду, и, возможно по этому, шаги мои были легки. На языке постоянно вертелись строчки :

Для меня они были не просто строчками из песни, они были состоянием. Состоянием, в котором я находился тогда, идя по незнакомым дворам, улицам, состоянием необъяснимым, немного грустным, немного весенним, когда хочется сделать что-нибудь из ряда вон выходящее.

Я приветствовал Апрель, странный, бесцветный месяц. Бесцветный, потому что каждый заполняет его своим цветом, и этот безграничный выбор красок и оттенков появляется в душе каждого, кто не равнодушен к окружающим его вещам. Для кого-то Апрель мог быть светло-зеленым как предвестник наступающего лета, для кого-то белым, никаким очередным месяцем, для кого-то просто серым, скучным. Для меня же он был коричневым, загадочным месяцем познания мира и самого себя. Возможно, этим познанием я и занимался тогда.

Внезапно дорогу мне перебежала черная кошка. Нагло махнув хвостом, она исчезла в каком-то подвале. Я улыбнулся, вспомнив :

И, порадовавшись тому, что действительно в эти сказки не верю, я пошел дальше. Романтик. Да, скорее всего, я настоящий современный романтик. Воспитание ли, книги способствовали этому — я не знаю. Но факт остается фактом — я не безразличен к чувствам, душе, любви. Любовь. А есть ли она? Я не знаю. Скорее всего, есть, во всяком случае, всем хочется верить в то, что заставляет людей творить безумные вещи. Но у нее есть и другая сторона, как обратная сторона медали :

Но это — ангедония, и я никому не пожелал бы столкнуться с ней. Так, может быть, все-таки стоит верить во что-то хорошее, доброе, пусть даже пока недосягаемое нам нечто? Стоит, и я верю. И это вовсе не пропаганда добра и оптимизма с моей стороны, нет, это простое видение жизни.

II

Погруженный в такие мысли, я набрел на переулок, который, извиваясь, уходил куда-то вдаль. Фонарей почти не было, и лишь один кое-как освещал мокрый асфальт передо мной. Прохожих тоже не было, и я понял, что забрел куда-то в глушь. Внезапно в метрах тридцати-сорока от меня я увидел какой-то слабый свет, не похожий на свет фонаря. Пытаясь понять, от чего он исходит, я подошел ближе и разглядел нескольких человек, сидящих вокруг небольшого костра, от которого и исходил тот неяркий свет. Костер, весело потрескивая, наполнял воздух ощущением чистоты, которая приходит на смену грязи. Лица сидевших были задумчивы, каждый смотрел в огонь, и невозможно было сказать, что сейчас у них на душе. Меня заметили не сразу. Да и когда заметили, явно без особой охоты выходя из состояния, в котором пребывали, не сразу нарушили молчание.

“Парень, присоединяйся!” — сказал тот, что был постарше. Я поблагодарил, нашел свободное место у костра и сел, протянув руки к огню: к вечеру стало довольно прохладно. Грея руки, я не переставал разглядывать костровых. Их было шестеро, примерно одного роста, телосложения, но с совершенно разными выражениями лиц и глаз. Тому, кто меня пригласил, на вид можно было дать лет двадцать пять, и, хотя глаза его блестели какой-то инфантильностью, она нисколько не портила его, но напротив, придавала его лицу задумчивое благородное выражение.

Отвлеченные моим появлением, они продолжали свое занятие, уже не обращая на меня внимания, и я понял, что принят.

Мы сидели молча, лишь изредка, когда огонь нуждался в подкормке, то один из нас, то другой подбрасывал в костер ветки. Постепенно я познакомился со всеми. Ребятам было по двадцать-двадцать два года, все они были из разных мест, но, как и я, каждый в свое время набрели на этот костер, и с тех пор он стал для них местом, куда они приходили раз в неделю и поддерживали его, погружаясь каждый в свои мысли. Их звали Павел, Саша, Олег, Андрей, Коля и Денис. Иногда они пели песни, иногда просто тихо разговаривали, но чаще всего сидели молча, как я и нашел их в тот странный весенний вечер.

И лишь один из них всегда был неизменен — Павел, самый старший, первооткрыватель костра. Кто он, откуда, не знал никто, да и сам он был не очень-то разговорчив. Все знали, что у него добрая душа и отзывчивый характер, но его прошлое и настоящее для всех оставалось тайной. Раз в неделю он приходил сюда раньше всех и разжигал костер, и приходящие, уже сдружившиеся между собой, неизменно встречались его приветливой улыбкой.

Все это я узнал от парня, сидевшего рядом со мной, назвавшегося Андреем. Мы довольно быстро нашли общий язык, и он с видимым интересом рассказывал мне об этом месте, и было заметно, что оно также играет немаловажную роль в его жизни. Андрею было двадцать лет, у него были не очень длинные черные волосы и серые глаза, переливающиеся от бликов костра разноцветными озорными искрами. Узнав, что он играет на гитаре, я попросил его спеть что-нибудь. Остальные были не против, и Андрей, достав из рядом лежащего потрепанного чехла ленинградскую гитару, начал петь.

Его голос разрезал окружавшую нас темноту, как утро разрезает ночь, и эхом отзывался среди близлежащих домов, уже не раз слышавших Цоя, Шахрина, Кинчева. Остальные присоединились к нему, и даже костер, казалось, начал аккомпанировать. Пели Цоя, но знакомые строчки, уже ставшие для меня привычными, звучали здесь как-то по-иному, по-новому. Я сидел, вслушиваясь, стараясь понять, что же означает это новое, но вскоре махнул на все рукой, и сам стал частью этого нового, но уже ставшего моим, переполнившего меня чувства.

Минуты летели, но никто этого не замечал. Андрей уже пел Шевчука, вновь и вновь открывая для меня что-то до боли знакомое. Мне казалось, что я всегда знал об этом, но никак не мог дойти, постичь, и вот сейчас, в кругу совершенно незнакомых мне людей, я постепенно постигал то, что было мной утеряно, стерто из меня огромным внешним миром. И я был счастлив, найдя и поняв это. Я понял, почему эти ребята, с совершенно разными судьбами, задачами и целями приходят сюда. Я понял, зачем они придают такой смысл костру, также я понял, что каждую неделю сам буду приходить сюда, затем, что мне, как и им, необходимо почувствовать хоть раз в неделю, что я не один, что не все на самом деле так плохо, как кажется, что я кому-то нужен…

III

Сколько я просидел там, уже не помню. Я сидел, полностью погрузившись в себя, смотрел на пламя костра, и чувство чего-то большого, необъятного охватывало меня. Андрей уже давно закончил петь, Саша и Олег, исполнявшие в тот день обязанности костровых, тушили огонь. Я очнулся, как от глубокого сна и с сожалением понял, что пришла пора покидать это уютное место, уже полюбившееся мне, нашедшее во мне свой определенный уголок. Но ничего не поделаешь: все когда-то заканчивается.

Я встал, размял затекшие от долгого сидения ноги и посмотрел вокруг, пытаясь разглядеть остальных. Саша раскидывал тлевшие ветки, Олег ушел куда-то за водой, Коля и Денис негромко разговаривали о чем-то своем, но было видно, что они собирались уходить. Андрей засовывал гитару в чехол, поглядывая на меня с некоторой иронией. Я понял, что ждали меня, новичка. Ничуть не обидевшись, я спросил у Андрея, где Павел. Тот пожал плечами, как-то странно посмотрев на меня, и сказал, что старший может приходить и уходить когда ему захочется, а уж куда он ходит, не знает никто. И, переменив тему, он начал рассказывать мне о своем первом посвящении. Дальше